- Слишком далеко от наших обычных маршрутов, - сказал он и отпил еще один согревающий глоток - ветер пробивал насквозь рубашку и штаны. Руки тряслись, чай проливался, обжигая пальцы, пришлось поставить чашку. - За пределами наших карт. Так далеко, что не видно ни одной знакомой звезды.
- Но достаточно близко к нашей звезде.
- В конце концов. Когда нас уже охватило отчаяние. - Звон то доносился до них, то пропадал, в зависимости от прихоти ветра. - Мы никогда не собирались причинить кому-нибудь вред, нанд' вдова. Правда все еще такова.
- Так ли?
- Когда Табини-айчжи послал меня к вам, он сказал, что мне понадобится все мое дипломатическое искусство. Тогда я не понял. Я понял только, что у его бабушки трудный характер.
В лице Илисиди ничего не отразилось, ничего такого, что мог бы уловить человеческий глаз в тусклом предутреннем свете. Но, возможно, она забавлялась. Илисиди часто находила забавными самые странные вещи. Холод пробирал его уже до мозгов, хотя, может, это действовал чай: Брен вдруг понял, что не испытывает какого-то особого страха в обществе старухи.
- Не скажете ли вы мне, чего вы добиваетесь? - спросил он ее, перекрывая шум ветра. - Стартовые площадки на Мосфейре - это полный абсурд. Неподходящая широта. Корабли, отплывающие куда-то - то же самое. Итак, мой арест - это чистая политика или еще что-то?
- Мои глаза уже не те, что прежде. Когда я была в вашем возрасте, я могла увидеть вашу станцию на орбите. А вы ее видите отсюда?
Он повернул голову в сторону солнца, к горам, разыскивая над вершинами звезду, которая не мерцает, звезду, светящуюся отраженным солнечным светом.
Что-то в глазах расплывается… Он видел станцию искаженной, словно перекошенной, и перевел взгляд на соседние, менее яркие звезды. Их можно было разглядеть без труда, небо было еще очень темное и никакие электрические огни не забивали рассвет облаком света, которое обычно стоит над крупными городами.
Он снова зафиксировал взгляд на станции, и она по-прежнему выглядела деформированной, как будто - эта мысль испугала его - как будто вывернулась из обычной своей плоскости и вместо круга кажется эллипсом.
Неужели вдруг оказалась на виду центральная мачта? Неужели станция так сильно наклонилась относительно плоскости орбиты?
В голове проносились разные логичные объяснения - станция разрушилась намного сильнее, чем мы предполагаем, может, из-за солнечной бури - и Мосфейра, наверно, сейчас шлет туда сигналы как бешеная, пытаясь спасти ее. Это должно привлечь внимание атеви, у них отличная оптика.
Может, какая-то панель солнечных батарей оторвалась от станции и отражает солнечные лучи. Нет. Станция совершает один оборот вокруг своей оси за несколько минут. Если бы действительно что-то оторвалось, то вращалось бы вместе со станцией, то появлялось, то исчезало.
- Ну, нанд' пайдхи?
Он встал со стула и всмотрелся еще внимательнее, стараясь не мигать пока глаза не заболели от ветра, который сек холодом и доставал через одежду.
Но ничего такого не видно - ни потускнения, ни периодических изменений. Какая-то устойчивая крохотная неправильность, вроде выступа, остается все время с одной стороны от станции, а та ведь должна вращаться вокруг своей оси… все медленнее и медленнее на протяжении веков, по мере действия энтропии, но…
Но, думал он, Господи, не при моей жизни, станция не должна развалиться на части, разве что произошло какое-то огромное, астрономических масштабов бедствие…
И все равно эта штука не висит просто так - если я не смотрю и в самом деле на мачту…
Он сделал еще шаг к краю балкона. Руки атеви двинулись остановить его, взяли за локти, но, похоже, его не собирались сбросить с обрыва, как на миг мелькнуло в голове, нет, его прикрывали от слабого света, доходящего сюда из других комнат. И все равно он не мог разглядеть яснее. Мозг все еще пытался найти разумное объяснение этой странной конфигурации…
- Восемь дней назад, - проговорила Илисиди, - эта штука появилась и присоединилась к станции.
Появилась.
Присоединилась к станции.
Ох, Боже мой, Боже мой…
XI
- Передачи между Мосфейрой и станцией ведутся часто, - сказала Илисиди. - Дайте объяснение, нанд' пайдхи. Что вы видите?
- Это корабль. Наш корабль - во всяком случае, какой-то корабль…
Он говорил на своем языке. Ноги у него словно отнялись. Он не доверял себе настолько, чтобы идти - хорошо, что охранники, державшие его за локти, довели обратно до стола.
Но они не дали ему сесть. Они развернули его лицом к Илисиди и удержали на ногах.
- Некоторые называют это предательством, нанд' пайдхи. А как вы назовете?
Восемь дней назад. Восемь дней назад они с Табини срочно, как по тревоге, уехали из Тайбена. Тут же перестала прибывать почта. Банитчи и Чжейго заняли постоянный пост рядом с ним.
- Нанд' пайдхи! Ну, так скажите мне, что вы видите.
- Корабль. - Брен сумел выговорить это слово на их языке. Он промерз до костей, он был не в силах стоять, только руки атеви и держали его. Он почти не мог говорить, дыхания не хватало. - Это тот корабль, который оставил нас здесь, айчжи-май, ничего другого мне в голову не приходит.
- А вот многим из нас приходит в голову другое, многое другое, нанд' пайдхи, - проговорила Илисиди. - Как по-вашему, о чем они сейчас говорят об этом, допустим, корабле… а ваши люди по ту сторону пролива? Как вы полагаете, они нас в этих беседах вообще вспоминают?
Он задрожал и снова посмотрел на небо, думая: "Это невозможно…"
А потом посмотрел на Илисиди - темное пятно в бледном свете зари, только серебряные нити в волосах и прозрачный гнев в глазах.
- Айчжи-май, я действительно не понимаю. Я не знал, что это произошло. Никто этого не ожидал. Никто мне не сообщил.
- О, боюсь, трудновато поверить, пайдхи-чжи, что никто не знал… что это явление в нашем небе - такой уж полный сюрприз для вас.
- Пожалуйста… - У него подгибались ноги. Кровь не поступала к пальцам крепко пережатых рук. Он понимал только, что вдова сейчас прикажет швырнуть его вниз с обрыва в качестве жеста вызова со стороны атеви, и начнется война, которую этот мир не сможет выиграть, война, которую должны предотвращать пайдхиин. - Нанд' вдова, я говорю вам правду. Я этого не ожидал. Но я знаю, почему они здесь появились. Я знаю то, что вы хотите узнать.
- Теперь знаете, значит. А ведь пайдхиин - всего-навсего переводчики.
- И люди, айчжи-май. Я знаю, что происходит там, вверху, точно так же как знаю, что люди делали в прошлом и чего они хотят от будущего - и в наших планах нет ничего, направленного против вас.
- Как не было в станции. Как не было в вашем приходе. Как не было в вашем вмешательстве в наши дела, в вашем господстве над нашей торговлей, нашими изобретениями, над нашим правом управлять собой. Вы повели нас к технике, которую вы хотели, поделились с нами промышленностью, которая нужна вам, вы извратили наши потребности в угоду своим планам и программам, вы втолкнули нас в будущее с телевидением, компьютерами и спутниками, и все это мы полюбили, о, мы стали на все это полагаться - и все полнее забывать наше собственное прошлое, наши собственные законы, наш собственный курс, которым мы желали следовать в использовании наших собственных ресурсов. Мы не настолько глупы, нанд' пайдхи, не настолько глупы, чтобы уничтожить самих себя без вашей великодушной помощи, как вы все время убеждали нас, не настолько глупы, чтобы не понимать, что мы снабжаем вас материалами, для которых вы находите свое собственное применение, и по программе, которую не мы составили. Табини очень полагается на вас - слишком, черт побери, сильно полагается на вас. Когда он узнал, что произошло, он отправил вас ко мне, как к личности, у которой свои мозги еще на месте, которая не провела всю жизнь в Шечидане, пялясь в телевизор и утопая в самодовольстве. Ну так скажите мне свою правду, нанд' пайдхи! Дайте мне свои заверения! Скажите мне, чем оправдана вся прочая ложь и чем хороша для нас та правда, которую мы видим в небе этим утром!
Налетевший порыв ветра не был таким ледяным, как гнев Илисиди. Это была правда, все, что она говорила, все обосновано, он знал всю не высказываемую вслух правду об отношениях с атеви - что пайдхиин делали все, что могли сделать при плохой игре, поддерживая мир, совершенно нежизнеспособный между обычными людьми двух биологических видов, спасая то, что они почти полностью разрушили, - такие вещи, как окружающая его здесь реальность, древние камни, озеро, порядок жизни в атевийской крепости, отдаленной от неба и звезд, которых ему отсюда не достать. Он смотрел на эту правду, и огни расплывались у него в глазах. Ветер не подсказывал направления, не говорил, где верх, где низ, падает ли он в небо или стоит на камнях, которых не чувствуют онемевшие ноги. Он боялся - он испытывал ужас, какой, должно быть, испытывают атеви от появления людей там, вверху, - и не мог понять, почему.
- Айчжи-май, я не могу сказать, что это хорошо… что корабль там… он просто там, это просто свершившийся факт, и если вы меня убьете, моя смерть ничего не изменит и не улучшит. Мосфейра этого не планировала. Да, мы направляли развитие вашей техники - мы хотели вернуться обратно в космос, айчжи-май, у самих у нас нет ресурсов, наше оборудование наполовину разрушено, и мы вообще не думали, что корабль еще существует. Мы рискнули, спустившись сюда, - это оказалось несчастьем и для нас, и для вас. Двести лет мы работали, чтобы снова вернуться туда, в небо, и никогда не хотели уничтожить атеви - мы хотели только дать вам ту же свободу, которой хотим для себя.
- Чертовски мило с вашей стороны. А нас вы спросили?