* * *
Банитчи вернулся к ужину, появился с двумя новыми слугами и тележкой с едой на троих.
- Алгини и Тано, - представил новую пару Банитчи.
Алгини и Тано поклонились с той степенью холодности, которая говорила, что это слуги из высших покоев, благодарю вас, привыкшие к более изысканным апартаментам.
- Я не сомневаюсь в Тайги и Мони, - пробормотал Брен, когда слуги вышли, оставив тележку.
- Алгини и Тано имеют допуск, - сказал Банитчи.
- Допуск… Вы взяли мою почту? Кто-то забрал мою почту.
- Я оставил ее в кабинете. Прошу прощения.
Вполне можно было попросить Банитчи сходить за ней. Можно было даже настоять, чтобы Банитчи вернулся за ней в кабинет. Но тогда ужин Банитчи остынет - а Банитчи пригласил себя и Чжейго поужинать в его комнате.
Он вздохнул и принес еще один стул. Чжейго принесла третий от боковой стены. Банитчи поднял крылья сервировочного столика и расставил тарелки - в основном вареные фрукты, щедро приправленные специями, и дичь из охотничьих угодий Нанчжирана. Атеви не разводят скот на мясо, во всяком случае атеви раги. Мосфейра закупала в тропиках, в Нисеби, далеко на юге, мясо, обработанное для длительного хранения - копченое, вяленое и консервированное, так что там не приходилось экономить и нарезать ломтиками толщиной с бумагу, до прозрачности, - однако Табини-айчжи называл эту коммерцию позорной, а Брен неохотно обещал попытаться ей воспрепятствовать, ведь пайдхи обязан оказывать обоюдное влияние, впрочем, без права налагать вето на человеческие привычки.
А потому даже на Мосфейре со стороны пайдхи было бы политически неблагоразумно есть любое мясо, кроме дичи, да и то лишь в положенный сезон. Обрабатывать и сохранять мясо было коммерчески выгодно, но коммерческий подход к лишению животных жизни был не кабиу, не "в духе хорошего традиционного примера". А двор айчжи обязан быть кабиу. Очень кабиу.
И соблюдение этого правила изысканности было - как не раз подчеркивал Табини, с особым удовлетворением меняя стол по сезону, - экологически оправданной практикой, вроде уборки урожая. А такое пайдхи должен, конечно, поддерживать с тем же энтузиазмом, хоть идея исходит не от людей, а от атеви.
Внизу, на городском рынке, можно найти богатый выбор мяса. Замороженного, консервированного, вяленого.
- Вы не голодны, нади?
- Не самый мой любимый сезон. - В этот вечер он был неблаговоспитан. И несчастен. - Никто ничего не знает. Никто мне ничего не говорит. Я ценю заботу айчжи. И вашу. Но есть ли какие-то особые причины, почему я не могу улететь домой на день-два?
- Вы потребуетесь…
- …айчжи. Но никто не знает, зачем. Вы бы не стали вводить меня в заблуждение, а, Чжейго?
- Это моя профессия, нади Брен.
- Врать мне.
За столом повисло неловкое молчание. Он в своей грубоватой прямоте видел только грустный юмор. Но прозвучали его слова в неподходящую минуту, в неподходящем настроении, когда эти двое честно и, наверное, не без огорчения пытались найти ответы. А он-то лучше всех землян был обучен не допускать таких ошибок при общении с атеви.
- Простите, - сказал он.
- Его культура не против лжи, - прямо объяснил Банитчи своей напарнице. - Но открыто объявить, что кто-то солгал, значит оскорбить жертву.
Вид у Чжейго стал озадаченный.
- Простите, - повторил Брен. - Это была шутка, нади Чжейго.
Чжейго все еще сидела с озадаченным видом и хмурилась, но не сердито.
- Мы восприняли эту угрозу очень серьезно.
- А я - нет. Но теперь начинаю. - Ему хотелось спросить: "Где моя почта, Банитчи?" Но вместо этого он проглотил ложку супа. Слишком спешить с атеви бесполезно, крайне непродуктивно. - Я благодарен вам. Уверен, у вас были другие планы на этот вечер.
- Нет, - сказала Чжейго.
- И все же… - возразил он, думая, закончили или нет ремонт на телевидении, и если нет, то какими разговорами занимать Банитчи и Чжейго остаток вечера. Похоже, они собираются остаться здесь на всю ночь. Может, покажут какую-нибудь пьесу на развлекательном канале…
И в чьей же кровати будут они спать, интересно знать? И будут ли спать вообще? Последствий прошлой ночи на них совсем не видно.
- Вы играете в карты?
- В карты? - переспросила Чжейго.
Банитчи отодвинулся от стола и сказал, что научит ее.
- Что такое карты? - спросила Чжейго в тот момент, когда Брен хотел напомнить наконец Банитчи о своей почте. Но у Банитчи, наверное, были на уме куда более важные предметы - вроде обхода охраны и проверки функционирования устройств наблюдения и оповещения.
- Это числовая игра, - ответил Брен.
Ему очень не хотелось, чтобы Банитчи оставил его под присмотром Чжейго - уж во всяком случае, не на всю ночь. А спросить прямо "Когда вы уйдете?" неблагоразумно. Он все еще пытался придумать, как бы поделикатнее узнать это у Банитчи и что сказать, если Банитчи объявит, что Чжейго остается, но тут Банитчи вышел за дверь со словами:
- Не забывайте о проволоке, нади Брен.
* * *
- Джин, - сказала Чжейго.
Брен вздохнул, положил карты и порадовался, что игра идет не на деньги.
- Простите меня, - продолжила Чжейго. - Но вы сами говорили, что я должна так сказать. Я весьма далека от недостойного злорадства…
- Нет-нет-нет. Так полагается по правилам.
- Я не знала точно… Я могу быть уверена?
Нехорошо. Смутил Чжейго. Оказался мишиди - не то чтобы бестактным, но неловким, неуклюжим. Он поднял руку, успокаивая ее.
- Вы может быть вполне уверены. - Господи, шагу не сделаешь, не задев чью-то чувствительность. - Фактически с вашей стороны это любезность объявить мне о своем выигрыше.
- Вы не считаете карт?
У атеви память просто несокрушимая, особенно на числа, пусть даже Чжейго не увлекается магией чисел так фанатично, как многие в городе. Но он действительно не считал карты как следует. Никогда не играй с атеви в числовые игры.
- Я бы, наверное, играл лучше, нади Чжейго, если бы меня так не отвлекала сложившаяся ситуация. Боюсь, для меня она имеет несколько личный характер.
- Уверяю вас, за вашу безопасность мы ручаемся своей профессиональной репутацией. А мы к своей работе относимся как минимум ревностно.
Ему вдруг захотелось опустить голову на руки и замолчать, послав к черту все разговоры. Но и это Чжейго восприняла бы как оскорбление.
- Ничего иного я и не ожидал, нади Чжейго, и сомневаюсь я не в ваших способностях, отнюдь нет. Мне просто хотелось бы, чтобы мои собственные способности действовали в полной мере и чтобы я не ставил себя в неловкое положение… лишь из-за этого могло возникнуть впечатление, что я в вас сомневаюсь.
- Мне очень жаль.
- Я буду соображать намного лучше, когда высплюсь. Прошу, смотрите на мои ошибки как на следствие усталости.
На плоском черном лице Чжейго и в живых желтых глазах на смену обычной невозмутимости пришло более заметное выражение, - но не обиды, подумал он, а любопытства.
- Признаюсь, я чувствую себя неловко, - сказала она, нахмурив брови. Вы не проявляете абсолютно никакой обиды.
- Конечно.
Он редко когда прикасался к атеви. Но сейчас ее поведение к этому располагало. Рука ее лежала на столе, он похлопал по ней ладонью.
- Я понимаю вас. - Эти слова, кажется, не полностью выражали смысл, и он, глядя ей прямо в глаза, добавил свои искренние мысли. - Я хотел бы, чтобы вы поняли меня в этом. Это человеческая мысль.
- Вы можете объяснить?
Она спрашивала не у Брена Камерона: она не знала Брена Камерона. Она спрашивала у пайдхи, переводчика с языка людей на язык ее народа. А большего она просто не может, думал Брен, по отношению к человеку, защищать которого назначил ее айчжи после вчерашнего происшествия, - к человеку, который, как ей представляется, не воспринимает угрозу достаточно серьезно и ее саму не воспринимает серьезно… да и откуда ей знать хоть что-нибудь о Брене? Как ей догадаться, если пайдхи дает такие беспорядочные сведения? Она ведь спросила: "Можете ли вы объяснить?", когда он высказал желание, чтобы она его поняла.
- Если бы это было легко, - начал он, изо всех сил пытаясь растолковать ей - или хотя бы просто отвлечь ее мысли в сторону, - тогда вообще не нужен был никакой пайдхи. Но тогда я не был бы земным человеком, а вы не были бы атеви, и я никому не требовался бы, верно?
Ничего он не объяснил. Только постарался преуменьшить значительность недоразумения. Чжейго, конечно, может это сообразить. А возникшее непонимание ее ведь обеспокоило, она о нем думает. Это у нее по глазам видно.
- Куда делся Банитчи? - спросил он, чувствуя, как взаимопонимание между ними ускользает все дальше и дальше. - Он собирается вернуться сюда вечером?
- Не знаю, - ответила она, все еще хмурясь.
Он, совсем запутавшись в усталых и бессвязных мыслях, решил, что даже этот его вопрос можно воспринять так, будто он хотел бы видеть здесь не ее, а Банитчи.
Как оно и есть на самом деле. Но вовсе не потому, что я не доверяю ее профессиональной компетенции. Можно как-то договориться с лавочником, который не доверяет компьютерам, - трудно, но можно. Но вот в разговорах с Чжейго я справляюсь не лучшим образом - все никак не могу выбросить из головы фразочку Банитчи, что ей нравятся мои волосы.
Он решил сменить тему.
- Мне нужна моя почта.
- Я могу вызвать его и попросить, чтобы принес.
Брен совсем забыл о карманных рациях.