Дима достал носовой платок, разорвал его на узкие полоски и связал их. Получилась достаточно длинная белая бечевка. Дима привязал один конец ее к ошейнику Плутона, другой взял в руки и встал на лыжи.
- Домой, Плутон! Домой! Ищи!
Плутон с минуту постоял, точно в раздумье, потом, повернувшись, громко залаял и рванулся вдоль старых лыжных следов, чуть не оборвав бечевку.
Дима едва успел включить в лыжи ток и пустить их вслед за собакой.
Он мчался так, полный уверенности в своем Плутоне, досадуя на себя за то, что раньше не подумал о нем. Теперь скоро, совсем скоро он домчится до следов вездехода…
А дальше что? Дима прогнал эту смутную, тревожную мысль. Там видно будет… Было так приятно мчаться вперед! Дима даже зажмурил глаза - от этого удовольствие только увеличилось. В самом деле, для чего ему теперь глаза? Все равно ничего не увидишь - ни внизу, на снегу, ни впереди, ни по сторонам…
Лыжи чуть качнулись на бегу, Дима машинально раскрыл глаза и вне себя от ужаса вскрикнул:
- Назад! Назад, Плутон! Ко мне!
В поредевшем и как будто посветлевшем тумане, окруженный слабым странным сиянием, в десяти шагах от него, прямо на пути, неподвижно стоял огромный медведь.
Он стоял боком к Диме, опустив узкую вытянутую голову, как будто рассматривая на снегу старые лыжные следы.
С помутившимся сознанием, стуча зубами от страха, Дима попытался высвободить из лыж ноги и достать из кобуры пистолет. И все время хриплым шепотом повторял:
- Ко мне… Ко мне, Плутон…
Все это длилось лишь одно мгновение: освободив ногу, Дима зацепился за лыжу и свалился на снег; проклятая кобура наконец раскрылась, и пистолет очутился в руке. Плутон, помахивая хвостом, подбежал к Диме, а медведь…
Медведь вдруг раскинул в воздухе исполинские крылья, сделал несколько мощных взмахов и, превратившись в крохотную чайку, со свистом пронесся низко, почти над головой Димы, и скрылся в тумане…
Приподнявшись на руках, с запрокинутой головой и раскрытым от изумления ртом, Дима бессмысленно следил за полетом необычайной птицы.
Воспользовавшись удобным случаем, Плутон не замедлил лизнуть Диму в щеку. Дима медленно поднял отяжелевшую руку, обнял шею Плутона и прошептал:
- Плутонушка… Что же это?… Что же это такое?
Прошло несколько минут, пока Дима наконец пришел в себя. Он тяжело поднялся со льда, встал на лыжи и слабо крикнул:
- Домой, Плутон… Домой… Ищи… Ищи…
И вновь зашелестели и, чуть позвякивая, понеслись лыжи вслед за Плутоном.
Туман в самом деле разрежался.
Скоро можно было, хотя и неясно, различать старые следы лыж. Но Плутон бежал не по ним, а рядом, по своим и Диминым следам, которые они оставили еще тогда, когда преследовали убегавшие лыжи. Их запах был надежнее, он нес с собой напоминание о привычном, живом - о доме, куда приказал бежать маленький хозяин…
Туман разрежался, но в потрясенном мозгу Димы он все еще оставался темным и густым. Слабые мысли мелькали, как во сне:
"Что же это было? Что я, с ума сошел? Ведь я же видел… Что же это такое?…"
Все больше и больше светлело. Лыжи ровно и быстро шли за Плутоном, который уже совсем стал ясно виден.
Внезапно в воздухе прогремел выстрел. За ним другой. Дима встрепенулся и звонко крикнул:
- Вперед, Плутон! Вперед! Это наши!
Все было моментально забыто, все осталось позади.
- Вперед, Плутон! Наши! Наши! Ура!
С громовым лаем, распластываясь над льдом, словно на крыльях, летел вперед Плутон.
И вдруг туман остался позади, как упавший занавес, и неожиданное солнце, и нежно-голубое небо с редкими светлыми облачками, и усыпанная сверкающими бриллиантами снежная равнина - все бросилось Диме в глаза и ослепило его.
А издали навстречу бежали две маленькие черные фигурки, резко очерченные на фоне этого светлого, радостного мира, и стреляли, непрерывно, оглушительно, по-праздничному стреляли.
Глава сорок третья
Вечное, неповторимое…
Вездеход, словно корабль в бурю, то проваливался между застывшими ледяными волнами, то тяжело поднимался на них.
Под ярким солнцем сверканье снега и льда резало глаза, но через поляризованные стекла окон, рассеивающие ослепительные отблески лучей, в кабину проникал мягкий, приятный свет.
По лицу Ивана Павловича видно было, как он устал от непрерывного напряжения.
"Да и волнения из-за мальчика немало стоили ему здоровья, - думал Комаров, поглядывая на Диму, крепко спавшего на верхней койке. - А сколько пришлось пережить самому мальчику!"
Майор усмехнулся и покачал головой. Теперь даже Иван Павлович завидует Диме. Шутка ли - видеть бой медведя с моржом! Столько лет работать в Арктике и ни разу не быть свидетелем такой редкой схватки. Мальчик показал сметку при поисках следов, пропавших в тумане. Это очень приятно. Молодец!
Майор встал и, держась за петли, подвешенные под крышей кабины, подошел к креслу водителя.
- Будет вам, Иван Павлович, - сказал он. - Вы скоро совсем из сил выбьетесь. Или остановите на часок-другой машину и отдохните, или пустите меня в кресло и извольте учить.
Иван Павлович устало улыбнулся.
- Нет, Дмитрий Александрович, здесь не место для ученья. Я думаю, торосы сейчас кончатся, и мы выйдем либо к морю, либо на ровное поле. Там остановимся, и я покажу вам, как управлять машиной. И в самом деле, вам следует научиться этому… Мало ли что может случиться!..
Иван Павлович оказался прав. Через полчаса с высокого перевала они увидели за широкой снежной равниной темную полосу воды с играющими на ней яркими солнечными бликами и голубовато-белыми комками. Это было долгожданное море с плавающими льдинами.
Вездеход, выбравшись из торосистых теснин, вышел на ровное поле и вскоре приблизился к кромке льда.
Проснувшись, зевнул и сладко потянулся Дима. В ответ послышался протяжный зевок Плутона, спавшего у выходной двери, возле скафандров, стоящих там, как рыцари на страже. Иван Павлович решил, что скафандры должны быть именно здесь, у выхода, в собранном виде, готовые к употреблению в случае экстренной надобности.
- Проснулся, герой? - спросил Иван Павлович, выключив моторы и вставая. - Отдохнул? Хорошо поспал?
- Отлично, Иван Павлович! - бодро ответил Дима. - Почему мы остановились? Приехали?
- Приехали к самому синему морю. Пойдем смотреть его. Майор открыл выходную дверь и первым ступил на лед.
- Какая красота! - проговорил он.
- Ой, как красиво! - восхищенно воскликнул Дима, спускаясь со ступенек. - Что это, Дмитрий Александрович? Иван Павлович?… Сколько радуг, сколько солнц… А! Вспомнил! Вспомнил! Это гало, правда?
Солнце стояло еще довольно высоко над горизонтом, но уже заметно склонялось к западу. Но настоящее солнце не сразу можно было найти среди хоровода его радужных подобий, блиставших на небосклоне. Настоящее солнце концентрически окружали два радужных кольца: одно, поуже - внутреннее, другое, более широкое - внешнее. Обращенные к солнцу стороны колец были окрашены в густой красный цвет, который постепенно и нежно сменялся всеми красками спектра до голубоватого, незаметно сливавшегося с небом. Две белые полосы крестом пересекали и солнце и радужные кольца вокруг него: одна, с запада, поднималась через солнце к зениту, теряясь в синем небе, другая тоже шла через солнце, параллельно горизонту. Шесть нежно окрашенных во все цвета радуги ложных солнц стояли в точках пересечения белых полос с окружающими настоящее солнце радужными кругами. От каждого ложного солнца тоже отходили небольшие ярко-радужные дуги.
Радуги, радуги, радуги… Всюду, куда ни бросишь взгляд, видишь перед собой геометрическое сплетение радуг - больших и маленьких, широких, как флаги, и узких как ленты…
Вся западная половина неба была полна такого великолепия и богатства красок, что даже видавший виды Иван Павлович стоял, пораженный этим зрелищем.
- Такое гало не часто увидишь, - сказал наконец моряк. - Чаще всего бывает по одному бледному радужному кольцу вокруг солнца да по одному ложному солнцу с боков. Фу, даже шея онемела!.. Во всяком случае, дорогие товарищи, поздравить нам себя не с чем.
- Почему так? - спросил майор.
- Примета такая. Гало почти всегда предшествует циклонам или антициклонам. Ждите шторма.
- М-да… Приятного мало, - проговорил майор.
- А отчего они появляются, эти гало? - спросил Дима.
- А очень просто, товарищ полярник. Мороз крепчает, день ясный, и солнце стоит невысоко над горизонтом. Стало быть, солнечные лучи проходят на пути к нашему глазу сквозь нижние слои воздуха, где больше всего мельчайших кристалликов льда. А каждый ледяной кристаллик - это призма, которая преломляет белый солнечный луч, разлагает его на все составные цвета и образует радугу.
- Да, да! - живо подхватил Дима. - Это как всякая треугольная стеклянная призма. И на стене и на полу получается радуга, если перехватить призмой солнечный лучик между щелкой в закрытом окне и стенкой.
- Вот-вот… Ну что же, Дмитрий Александрович, - обратился Иван Павлович к майору, - давайте решать: останемся здесь на ночь или пойдем дальше?
- Что? - не сразу пришел в себя майор. - Ах, да… Ну что же… Как хотите. Мне только кажется, что вам следовало бы отдохнуть.
- Пустяки, - махнул рукой Иван Павлович. - Мне нужно было только размяться после неподвижного сиденья в кресле. Поедем! Используем погодку. Завтра кто знает, какая будет… Солнышко еще часа три посветит, а в сумерки остановимся на ночлег.