- Эта чашечка, - объяснял Березин, - играет роль рефлектора, а маленькое отверстие в ее центре - конечное отверстие верхнего дула, на которое она насажена. Это световое дуло. По нему из зарядника, который находится вот здесь, внутри приклада, идут к рефлектору крохотные патроны, световые заряды, начиненные особым порошком. В него входят магний и другие вещества. Когда ты нажимаешь вот эту кнопку, из маленького аккумулятора, скрытого в прикладе, проскакивает в первый патрон, находящийся уже у самого рефлектора, электрическая искра. Она зажигает порошок, и он вспыхивает таким сильным и ярким светом, что никакой глаз - ни человека, ни животного, ни рыбы - не может его выдержать и моментально слепнет. Небольших животных этот свет может и убить на месте, а для более крупных и опасных имеется еще нижнее дуло. Из него одновременно со вспышкой света бьет пуля. Целиться нужно прямо в глаза животного, вот через эту прицельную щель в верхней части рефлектора.
- Ага! Понимаю… - Дима подумал, потом нерешительно спросил: - А если возле медведя будет Плутон… И он ослепнет?
- Какого медведя? - спросил Березин и рассмеялся: - Ах, ты опять об Арктике? Я и не сообразил. Да, с Плутоном выходит похуже. Впрочем, если Плутон будет возле медведя, то он, конечно, будет смотреть не на тебя, а на зверя… Да, кстати, об Арктике! Дядя Сергей был у вас?
- Был, - рассеянно ответил Дима, прицеливаясь пистолетом в мишень на двери.
- О чем они говорили с Ирой?
- Опять о шахтах… о Гольфстриме… - Дима нажал кнопку на прикладке и спросил: - А можно пострелять из пистолета, хоть не по-настоящему?
- Можно. Только в другой раз. А еще о чем говорили?
- Дядю Сергея вызывали к самому министру. И министр сказал дяде Сергею, что про него что-то писали в заграничных газетах. И дядя Сергей и Ира смеялись… А зачем здесь эта пружинка?
- Эта? Если вздумается выпустить десять пуль сразу… А почему смеялись, не знаешь?
- Потому что антисоветская газетка… Николай Антонович, а это что? Я в прошлый раз не видел этого здесь.
Дима побежал в открытую дверь соседней комнаты - рабочего кабинета Березина. Березин досадливо поморщился и пошел за Димой.
Дима стоял возле какого-то странного экипажа, похожего на маленький электромобиль, прозрачный кузов которого помещался между широкими гусеничными цепями из зубчатых пластин. Внутри было видно двухместное мягкое кресло, перед креслом стоял пюпитр с рычажками, кнопками и циферблатами различных крохотных приборов. Сбоку, возле кресла, в кузове были дверцы с ручками.
- Что это, Николай Антонович? Я никогда не видал таких машин.
- Это полярный вездеход. Мне прислали модель, потому что хотят лучше приспособить его к сибирским рекам.
- Вездеход? - недоумевал Дима. - Это как трактор?
- Вот когда будешь в Арктике, среди льдов, покатаешься на таких тракторах, тогда и поймешь всю их пользу.
Мысли Березина были, по-видимому, далеко и от тракторов и от вездеходов, но он заставил себя отвечать мальчику:
- В Арктике, Дима, на полярных морях чаще всего лед неровный, торосистый, весь в буграх, валах, провалах, гладкого места не найдешь. Вот этими гусеничными цепями вездеход и цепляется за неровности льда, лезет на торосы, сползает с них и вновь взбирается. Видишь, внутри, под креслом, электрические батареи, из них электрический ток идет в эти два ящика по обе стороны пюпитра. В ящиках - маленькие, но сильные электромоторы. Они и заставляют эти гусеничные цепи вращаться и вести всю кабину. В кабине тепло и уютно. Сам когда-нибудь испытаешь… А еще о чем говорили дядя Сергей и Ира?
- Дядя Сергей? - Мальчик мысленно уже мчался на вездеходе среди таинственных ледяных просторов. Он с трудом оторвался от этих видений и посмотрел на Березина невидящими глазами. - Дядя Сергей… - повторил он. - Не помню… Ах, да! Он скоро уезжает вместе с Ирой. Куда-то на завод. Министр посылает их… А это что, Николай Антонович? Вот здесь, между гусеницами. Похоже, как будто гидросамолетные лыжи.
Березин в глубокой задумчивости ожесточенно растирал ладонью бритую голову.
- Это? - не глядя, почти машинально ответил он. - Это баллоны с воздухом, чтобы вездеход лучше держался на воде. Это вездеход-амфибия. Видишь, сзади гребной винт. Впрочем… Ты прости, Дима… У меня голова разболелась… помолчи немного.
Бледный и расстроенный, он прошелся по комнате.
Вот как! Министр дает им уже совместные поручения…
Прозвучал тихий звонок. На экране телевизора, стоявшего на тумбочке в углу, появились голова и плечи Гоберти. Он вытирал и обмахивал платком пунцово-красное лицо.
Березин засуетился.
- Димочка, иди, пожалуйста, туда в оружейную. Займись там чем-нибудь. Только смотри не испорти ничего. Ко мне знакомый пришел по делу, мне нужно поговорить с ним. Когда кончу, приду к тебе… Иди, иди скорее.
Выпроводив Диму, Березин впустил гостя.
В кабинете, усевшись в кресло и обменявшись с хозяином обычными фразами о погоде, о здоровье, Гоберти со смущенным видом вытащил из кармана сложенную газету.
- Знаете, дорогой Николай Антонович… Тут произошло маленькое недоразумение с вашей статьей… Мне очень неприятно… Моя редакция не сочла возможным поместить ее в своей газете. Она мне пишет, что это было бы принципиальной невыдержанностью. И шло бы вразрез с позицией газеты и моими предыдущими корреспонденциями. И заместитель редактора нашей газеты, по собственной инициативе, передал статью представителю той газеты, которая уже однажды перепечатала вашу статью, направленную против проекта Лаврова.
Березин вскочил, словно ужаленный.
- "Обозрение"?! - воскликнул он. - Это архиреакционная, антисоветская газета?!
- Да, "Обозрение"… Но, право, здесь нет ничего ужасного, - сказал Гоберти. - После первой статьи вполне логично появление второй, такой же по духу. А вот и чек, ваш гонорар. Как видите, довольно солидная сумма, Николай Антонович.
- Но моя статья, моя подпись! - почти кричал в неподдельном отчаянии Березин, бегая по комнате. - Ведь это же меня совершенно компрометирует… Как вы этого не понимаете!
- Ради бога, не волнуйтесь. Повторяю, ничего ужасного не произошло. Ваша статья… вот смотрите сами, - Гоберти развернул газету, - она напечатана без подписи. Кому придет в голову, что автором ее являетесь именно вы?
- Нет, нет, не говорите! Как можно поручиться за эту редакцию, состоящую сплошь из жуликов, пройдох, мошенников! Если им понадобится, они не постесняются раскрыть аноним и оперировать моей подписью.
- Люди там, конечно, не очень чистоплотные, - согласился Гоберти, - но деловые круги Запада прислушиваются к газете. Сделать же то, чего вы опасаетесь, они никогда не посмеют, хотя бы просто из боязни задеть нашего заместителя редактора, человека очень богатого и влиятельного.
Березин, понурившись, шагал по комнате. Так вот над чем смеялись Сергей с Ирой! Да… в этой газете все доводы, даже архинаучные, выглядят совсем иначе.
- Как ваша работа в комиссии? - после минутного молчания продолжал Гоберти. - Наверное, в разгаре?
- Да, уже было два заседания… - задумчиво ответил Бе-резин, устало опускаясь в кресло. - Теперь членам комиссии розданы чертежи и прочие материалы для рассмотрения.
- Вот как! - В маленьких глазах Гоберти промелькнул огонек живого интереса. - И чертежи шахт в том числе?
- Ну, конечно, - равнодушно ответил Березин.
- Вы уже рассмотрели их?
- Да. Читаю сейчас записку об экономических перспективах Северного морского пути.
- Что же, интересно? Убедительно?
- Как сказать! Реальные и логичные расчеты на фантастической основе. Это часто бывает в подобного рода литературе, и именно это, я бы сказал, гипнотически действует на читателя.
- Все-таки очень, очень интересно… Не сочли бы вы возможным оказать мне любезность, дорогой Николай Антонович? - дружески улыбаясь, говорил Гоберти. - Как-никак, мы с вами теперь собратья по перу… И вы должны понять меня! Дайте мне на денек чертежи шахт и эту записку! Просто ознакомиться. А? Жилка журналиста теперь задета во мне. Ну, пожалуйста…
- Что вы, господин Гоберти! Как можно? Эти материалы ни в коем случае не подлежат оглашению!
- Да я и не подумаю разглашать их без вашего разрешения! Можете совершенно не опасаться. Буду нем как рыба! Тайна за тайну, а? - добродушно смеялся Гоберти. - Ведь не беспокоитесь же вы о том, что я таю про ваше сотрудничество - правда, невольное - в "Обозрении"! Не правда ли?
Березина всего передернуло.
- Нет, нет! Ради всего святого, не подумайте обо мне худо! - испуганно воскликнул Гоберти. - Поймите лишь меня, Николай Антонович. Влезьте хоть на минуту в мою шкуру. Ведь я же газетчик, журналист, черт меня подери! Ведь я теперь сна лишусь, я потеряю покой, аппетит, здоровье, зная, что вот тут, "так близко и так возможно", как говорится у вашего Пушкина, лежит такое сокровище! И я его не знаю! И оно недоступно для меня! И, кроме того, ведь тут нет для вас никакого риска! Клянусь вам здоровьем моих престарелых родителей, что без вашего разрешения я не опубликую ни слова, ни единой запятой из этих материалов! Но я хочу быть первым среди моих коллег, кто, после этого разрешения, пошлет радиограмму в свою газету. Неужели же никто не в состоянии понять проклятую душу старого журналиста! - в отчаянии вскричал Гоберти.