– Я не получал патента, – пожал плечами Гарун. – Патенты – это на Западе, у капиталистов. В нашей стране все изобретения принадлежат народу, а изобретателям выдают свидетельства.
– Чудная система, – восхитился Белов. – Все принадлежит всем.
– Конечно, – подтвердил Гарун. – Как же иначе? Ведь государство меня бесплатно учит и лечит. Даже стипендию дает.
– Большую стипендию платили? – поинтересовался Кари.
– Не очень, – нехотя признался Гарун. – На еду еще хватало, а на книги и вещи приходилось, конечно, подрабатывать.
– Вот и я о том же, – подхватил Белов. – Человек создал изобретение, полезное изобретение. А за него платят столько, что даже на штаны не хватает. Какая тут к черту справедливость!
– Справедливости вообще нет, – заметил Кари. – Это идеал, мечта, которая возникла еще в доисторические времена, а члены общества построили на ней свою первобытную мораль. В природе никакой справедливости нет. Есть только удача и невезение. Допустим, львица задрала зебру. В чем здесь несправедливость? Зебре просто не повезло, только и всего. У львицы же, наоборот, удача. Сама поела и детенышей накормила. Понятие справедливости здесь теряет смысл. Поэтому дикие животные не знают чувства обиды или мести.
– А как же слоны? – возразил Гарун. – Не зря же говорят, мстителен, как слон.
– Твой пример подтверждает мою мысль, – усмехнулся Кари. – Слоны – типичные стадные животные с общественной психологией. Они делят на своих и чужих все, что движется и живет за счет живого. Чужие почти всегда враги. От них исходит угроза, их запоминают с детства. И если кто-то попытался напасть на слоненка, он навсегда относит обидчика к врагам и поступает с ним соответственно, как только наберется достаточно сил. У животных, живущих в одиночку, так не бывает. Тигр может отнять у тигрицы ее добычу, хотя должен знать, что мясо наверняка предназначено для маленьких тигрят. Тигр – одиночка по природе. Так называемых угрызений совести у него никогда не возникает.
– При чем тут совесть, когда очень кушать хочется! – воскликнул дулеб и запихнул в рот огромный кусок осетрины.
– Ну, знаешь, – возмутился Гарун. – С такой философией мы далеко не уедем.
– Ездят не на философии, а на бензине, – заметил Кари. – Или на спирту, как наш Белов.
– Я в переносном смысле, – сказал Гарун.
– А я – в прямом, – заметил Белов. – Нас ужин ждет, а мы тут философские беседы разводим.
– Нас ждут? – спросил Кари.
– Да, – кивнул Савва. – У женщин уже все готово к ужину.
– Ну, что ж, – поднялся Кари. – Невежливо заставлять хозяев ждать. Наметившийся диспут предлагаю продолжить за ужином, поскольку поиск истины есть прерогатива сытых людей.
– Точно, – поддакнул дулеб, допивая пиво. – Голодному нужна не философия, а мясо.
Быстро ополоснувшись, диверы вышли в предбанник, где их уже ожидали свежие полотенца. Пока Савва убирал ведра на место, диверы сдвинули перегородку и вытащили из лаза одежду и оружие. Немного поколебавшись, Кари велел на всякий случай пристегнуть под рукава чехлы с метательными ножами. Дождавшись сына префекта, они разобрали оружие и вернулись в дом.
Глава 25
– Дорогой Алекс! – пророкотал не Хэвисайд, переходя на чистый русский язык. – Прошу к нашему шалашу. Надеюсь, вы не в обиде, что я называю вас просто по имени? В этом прелестном местечке мы давно обходимся без церемоний. А вы зовите меня просто Олли. Согласны?
Лемех неопределенно пожал плечами и покосился на спутников Олли. Рядом с англичанином стоял темноволосый, с пышными усами под крупным носом, молодой человек среднего роста. Он вполголоса разговаривал с коренастым сероглазым бородачом лет пятидесяти.
– Разрешите, профессор, – продолжил Олли, – я познакомлю вас со своими друзьями. Позвольте представить: Анри Пуанкаре, лучший математик среди физиков и лучший физик среди математиков.
– Можно просто Анри, – дружелюбно сказал бородач, обменявшись с Лемехом крепким рукопожатием.
– А это наш самородок, – Олли подтолкнул вперед молодого человека. – Разрешите представить: Элберт, эксперт швейцарского бюро патентов. Мировой науке его имя пока не известно. Но, держу пари, очень скоро о его теории заговорит весь мир.
– Приятно познакомиться, – Лемех осторожно пожал тонкие пальцы эксперта. – Значит, вы швейцарец?
– Я – тимешинец, – вежливо улыбнулся Элберт.
Лемех виновато развел руками, пытаясь вспомнить, где он мог видеть этот мягкий взгляд круглых карих глаз с навсегда поселившейся в них грустью.
– Друзья мои, – заторопился Олли, – прошу садиться.
На лужайке появились четыре легких плетеных кресла, возник столик с напитками и фруктами.
– Мы собрались в этом укромном уголке природы, чтобы обсудить несколько важных вопросов. Точнее, вопрос один: как спасти наш мир? Алекс, прошу, возьмите хлопушку. Скоро она вам будет крайне полезна.
– Зачем? – Лемех принял от англичанина длинную трость с гибкой сетчатой лопаткой на конце.
– Отмахиваться от нейтрино, – Хэвисайд рубанул воздух лопаткой. – Джентльмены, плиз, би кээфул. Нейтринное опьянение нам сейчас совсем ни к чему.
– Нейтрино? – удивился Лемех. – Откуда им взяться?
– Из нейтринного генератора, – пояснил Пуанкаре. – Когда беседуют двое людей о птичках, Баг Мэк поддерживает диалог без труда. Но сейчас нас четверо. Задачу мы обсуждаем высшей сложности. Если страсти накалятся, защита при пиковых нагрузках может не справиться. Тогда нейтрино пробьются из генератора и начнут летать повсюду.
– Понятно, – кивнул Лемех. – А при чем здесь опьянение?
– Видите ли, коллега, – оживился Оливер. – При достижении определенной концентрации нейтрино начинают влиять на информационные потоки в памяти Баг Мэка. При этом у гостей появляются ощущения, напоминающие легкое алкогольное опьянение. Мы называем такое состояние нейтринной эйфорией. Представьте индивида, у которого от туловища периодически отделяются голова, руки и ноги, а через микросекунду неведомая сила возвращает их на место. Индивид ничего не успевает заметить, но вскоре у него появляется головокружение, слабость в руках и ногах. Затем его охватывает беспричинное веселье. В общем, налицо все признаки опьянения.
– А это не опасно? – спросил Лемех. – Возможны какие-нибудь побочные эффекты?
– Нисколько, – успокоил Пуанкаре. – Даже похмелья не бывает.
– Некоторые несознательные диверы злоупотребляют этим, – нахмурился Элберт. – На прошлой неделе потребовалось уточнить кое-какие данные по истории Древней Руси. Гунр, естественно, упаковал в консольный скафандр Белова. Хитрый дулеб под предлогом консультаций вызвал из родовой памяти образы близких родственников и начал делить с ними наследство деда. Возникла дискуссия, защита не выдержала перегрузки. В результате, концентрация нейтрино в среде увеличилась в десятки раз. Славяне мгновенно захмелели и устроили языческий пир с песнями и плясками.
– Это нарушение техники безопасности, – согласился Лемех. – Надеюсь, Баг Мэк не пострадал при этом?
– Не пострадал. – Элберт взял со стола высокий стакан с минеральной водой. – Коллеги, вам не кажется, что пора переходить к обсуждению нашей главной проблемы?
– Перейти можно, – вздохнул Анри. – Если бы кто еще и сформулировал ее.
– Не понимаю, – Элберт отпил глоток воды. – Мне казалось, мы уже пришли к соглашению. По принципу относительности, во всяком случае.
– Увы, – развел руками Оливер. – Как показала практика, соглашались мы зря. Иначе Алекса не было бы здесь.
– Коллеги, – осторожно вмешался Лемех. – Если бы вы обрисовали проблему хотя бы в общих чертах…
– А вы разве не знаете? – усмехнулся Элберт. – Сейчас узнаете.
Он вытащил револьвер и навел на Лемеха. Профессор застыл, видя, как палец Элберта медленно нажимает на спуск. Время сгустилось, окрасив стены параболоида в бледно-лиловый цвет. Оливер глянул в упор на Лемеха.
– Еще не вспомнил? – прошелестел англичанин.
– Похоже, нет, – ответил бесплотный голос Анри.
– Надо бы помочь коллеге, – предложил Элберт.
– Конечно, – согласился француз. – Кто начнет? Давай ты.
– Нет, – возразил Элберт. – Вы старше, вам первое слово.
– А с чего начать?
– Начните сначала.
– Хорошо, – сказал Анри. – Только сначала положим его на стол. Иначе он задеревенеет в сидячем положении. Потом мы не сможем его разогнуть.
Элберт смахнул стаканы на землю. Лемеха подняли за руки-ноги и уложили на стол, предварительно завязав ему глаза черным платком.
– Мон шер ами, месье Лемех, – начал Пуанкаре. – Я сравнил бы науку с библиотекой, которая должна беспрерывно пополняться. Но библиотекарь располагает ограниченными кредитами и не должен тратить их без пользы. Такая обязанность лежит на экспериментальной физике, которая обеспечивает пополнение библиотеки. Какова же роль теоретической физики? Ее задача – в составлении каталога, который систематизирует и обобщает полученные знания, а также указывает на пробелы в собраниях книг. Замечу, что всякое обобщение предполагает веру в единство и простоту природы. Даже те, кто не верят, что законы природы должны быть просты, все же часто вынуждены поступать так, как если бы они разделяли эту веру. Простота – единственная почва, на которой мы можем воздвигнуть здание наших обобщений. При этом нельзя забывать, что всякое обобщение есть гипотеза, которую необходимо как можно скорее подвергнуть проверке. Если она этого испытания не выдерживает, то ее следует отбросить без сожалений.
"Где я мог это слышать? – подумал Лемех. Просто махизм какой-то. А нельзя ли конкретнее, по теме дискуссии?".