И вся группа возобновила работу. Новая руководительница не встречалась с Норри взглядом, отказываясь принять благодарность, которую выражал взгляд Норри, или хотя бы просто признать существование этой благодарности - но, танцуя, мягко улыбалась каким-то своим мыслям.
Норри опять повернулась ко мне.
- Мне придется измениться.
- Немного, надеюсь?
Она опять улыбнулась и исчезла. Щеки мои чесались, и когда я их машинально потер, то обнаружил, что они влажны от слез.
Полдень в городе нас обоих удивил и потряс. Новые цвета, казалось, выплескивались на улицу и растекались повсюду в празднестве осени. Это был один из тех октябрьских дней, о которых, во всяком случае в Торонто, можно сказать либо "Уже прохладно", либо "Все еще тепло", и с тобой все равно согласятся. Мы шли поэтому дню вместе, держась за руки, разговаривая лишь изредка и только взглядами. Моя замороченная голова начала проясняться, а нога болела меньше.
"Ле Мэнтнан" тогда еще был на месте, но выглядел развалиной - дальше некуда. Толстяк Хэмфри заметил нас из кухонного окна, когда мы входили, и поспешил поприветствовать нас. Он был самым толстым счастливчиком и самым счастливым толстяком, которого я когда-либо видел. Мне удавалось встречать его в феврале на улице в одной рубашке. Ходили слухи, что однажды неудачливый грабитель три раза стукнул его - без малейшего эф- фекта. Толстяк выскочил через вращающуюся дверь и бросился к нам, как гора с улыбкой на вершине.
- Мистер Армстед, мисс Драммон! Добро пожаловать!
- Привет, Толстяк, - сказал я, снимая маску с фильтрами. - Благослови Господь твою физиономию. Приличный стол накроешь?
- Самый приличный стол стоит у меня в подвале. Сейчас вытащу его на свет божий.
- Нет, нет, я вовсе не хочу засветить твое убожество.
- Не умеешь вести себя по-светски, веди хоть по-божески, - насмешливо заметила Норри.
Когда Толстяк Хэмфри начинает хохотать, вы чувствуете себя как при землетрясении в канадских Скалистых горах.
- Как хорошо видеть вас снова, как хорошо видеть вас обоих. Вас так долго не было тут, мистер Армстед.
- Поговорим обо всем потом, Толстяк, ладно?
- Верное дело. Ну-ка посмотрим: похоже, вам нужно около фунта филейной части, некоторое количество печеной картошки, итальянский горох с чесноком и ведро молока. Мисс Драммон, для вас я вычислил салат из тунца на пшеничном тосте, нарезанные помидоры и стакан снятого молока.
Салата много. Верно?
Мы оба расхохотались.
- Верно, как всегда. Зачем вы вообще печатаете меню?
- Вы мне не поверите, но есть такой закон. Не хотите ли, чтобы вам поджарили вон тот бифштекс?
- Ха, это будет классно, - согласился я и взял у Норри пальто и маску с фильтрами. Толстяк Хэмфри взвыл и, ударив себя по могучему бедру, отобрал мое барахло, пока я вещал Норрино.
- Мне вас не хватало, мистер Армстед. Ни один из этих индюков ни хрена не понимает. Сюда - пожалуйста.
Он провел нас к маленькому столику в глубине, и когда я устроился, то понял, что это был тот же самый столик, за которым Норри, Шера и я сидели так давно. Мне это не причинило боли: я чувствовал, что все правильно.
Толстяк Хэмфри набил нам косячок с травкой из собственных запасов и оставил коробочку и пакетик "Драме" на столе.
- Курите в кайф, - сказал он и вернулся на кухню, при этом его могучая задница напоминала таранящие друг друга дирижабли.
Я не курил много недель, и при первой затяжке в голове у меня зашумело.
Норрины пальцы встретились с моими, когда мы передавали самокрутку, и их касание было теплым и электризующим. Лицо разгорелось и набрякло, из носа у меня потекло. Мы затягивались, передавая друг другу сигарету, и докурили ее раньше, чем произнесли хоть слово. Я прекрасно сознавал, как глупо, должно быть, выгляжу, но был слишком оживлен, чтобы меня это мучило. Я постарался мысленно прокрутить все, что нужно сказать, и все, что нужно спросить; но постоянно засматривался в теплые карие глаза Норри и терялся там. Свечи зажгли отблески в ее зрачках и на ее каштановых волосах.
Я пошарил в голове и не нашел нужных слов.
- Ну, вот так вот оно, - получилось у меня.
Норри слегка улыбнулась.
- Ни фига себе ты простыл.
- Мой нос забился через двадцать часов после того, как я приземлился.
Боюсь, я не был ему достаточно признателен, а следовало бы. Ты имеешь хоть какое-то представление о том, как ужасно воняет эта планета?
- Мне казалось, что замкнутая система воняет больше. Я покачал головой.
- У космоса есть запах, я имею в виду космические станции. И р-костюм может основательно протухнуть. Но Земля - это духовка с вонью, которая так и шибает в нос.
Она рассудительно кивнула.
- Никаких дымовых труб в космосе.
- Никаких мусорных свалок.
- Никаких сточных вод.
- Никакого навоза.
- Как она умерла, Чарли?
Уфф.
- Величественно.
- Я читаю газеты. Я, правда, знаю, что это ерунда, и… и ты был там.
- Ага.
Я рассказывал эту историю за последние три недели больше сотни раз - ноя ни разу не рассказал ее другу и понял, что мне это нужно. И Норри, ко- нечно, заслуживала того, чтобы знать, как умерла ее сестра.
Так что я рассказал ей о появлении чужаков, о догадке Шеры, что их общение происходит на языке танца, о ее мгновенном решении им ответить.
Я рассказал ей, как Шера почувствовала, что эти существа враждебны, агрессивны, полны решимости использовать нашу планету как место для раз- множения. И я рассказал ей, как только смог, о "Звездном танце".
- Она изгнала их своим танцем за пределы Солнечной системы, Норри.
Она показала все, что было в ее душе - а в ней были все мы. Она своим танцем открыла им, что есть ее душа и что есть человек, и они до смешного напугались. Они не боялись военных лазеров, но она устрашила их так, что они вернулись в глубокий космос. О, они вернутся когда-нибудь - я не знаю почему, но чувствую это всеми печенками. Возможно, не при нашей жизни.
Шера рассказала им, что значит быть человеком. Она дала им "Звездный танец".
Норри долго молчала, а потом кивнула.
- Угу. - Ее лицо внезапно передернулось.
- Но почему ей пришлось умереть, Чарли?
- Она завершила свой путь, дорогая, - сказал я и взял ее руку. - К этому времени она полностью привыкла к невесомости, а это - дорога с односторонним движением. Она никогда не смогла бы теперь вернуться ни на Землю, ни даже к одной шестой g в Скайфэке. О, она могла бы жить в невесомости. Но в невесомости реем владеет Кэррингтон - всем, кроме военных железяк, - а у нее не было больше причины принимать что-либо от него. Она сделала свой "Звездный танец", я записал его на пленку, и для Шеры все было кончено.
- Кэррингтон, - сказала Норри, и ее пальцы яростно стиснули мою руку.
- Где он теперь?
- Я только сегодня утром сам это выяснил. Он попробовал захватить все фильмы и все деньги для "Скайфэк инкорпорейтед", то есть для себя. Но он пренебрег заключением контракта с Шерой, а Том Мак-Джилликади обнаружил спрятанную голограмму завещания в ее работах. Она оставила все нам с тобой пополам. Так что Кэррингтон попробовал было подкупить стажера-судью, но выбрал не того. Это попало бы сегодня в новости. Он не смог вынести саму мысль о приговоре к заключению даже на короткий срок при одном g. Я думаю, он в конце концов убедил себя, что действительно любил Шеру, так как попытался скопировать ее смерть. Ему не удалось. Он ничего не знал о том, как покидать вращающееся Кольцо, и слишком поздно отцепился. Самая типичная ошибка новичка.
Норри удивленно посмотрела на меня.
- Вместо того, чтобы сгореть над Землей метеоритом, как она, он полетел куда-то в направлении Бетельгейзе. Я думаю, что это уже передали в но- востях. - Я взглянул на часы. - Собственно говоря, по моим оценкам, у него прямо сейчас кончается воздух. Если только у него хватило силы воли подождать.
Норри улыбнулась, и пальцы разжались.
- Это интересно представить, - промурлыкала она.
Если вас возьмут в плен, постарайтесь, чтобы вас не отдали женщинам.
Тут прибыл салат. "Тысяча островов" для Норри и французский для меня, как раз то, что мы бы заказали, если б хорошенько подумали. Порции были неравные, и в каждой было ровно столько, сколько каждому хотелось съесть.
Не знаю, как Толстяку Хэмфри это удается. В какой момент опыт становится телепатией?
Мы болтали во время еды, но ничего серьезного не обсуждали. Кухня Толстяка Хэмфри требовала уважительного внимания. Главное блюдо прибыло, как только мы закончили салат, а в тот момент, когда мы почувствовали, что наелись, тарелки оказались пусты и кофе достаточно охладился, чтобы пить. Кусочки свежего абрикосового пирога принесли прямо из духовки, и мы отдали им должное. Налили еще кофе. Я принял псевдо-эфедрин от насморка. Беседа мало-помалу возобновилась. У Норри оставался только один вопрос, который она могла бы мне задать, так что я спросил ее первым:
- Ну, и что происходит с тобой, Норри?
Она скорчила гримасу.
- Ничего особенного.
"Вот тебе и ответик. Давай, настаивай".
- Норри, в тот день, когда в твоей жизни не станет происходить ничего особенного, в Оттаве придет к власти честное правительство. Мне говорили, будто ты однажды простояла на одном месте больше часа - но тип, который болтал об этом, был знаменитый лжец. Выкладывай, ты же знаешь, что я вообще был не в курсе дела все это время.