Воображение у майора было действительно богатым - как-то Лисовскому, тогда еще салаге, только что пришедшему после юрфака, довелось посидеть на расследовании, которое майор проводил по случаю кражи импортного плаща у "гостя столицы", командировочного из Тирасполя, возмущенного московскими порядками, а точнее - их полным отсутствием. "Найдем, - уверенно говорил майор, делая записи в протоколе, - и плащ найдем, и вора тоже, не сомневайтесь. Да, плащ… когда вы его покупали?" "Не помню, - раздраженно отвечал потерпевший, - какое это имеет значение?" "Все имеет значение, - твердо сказал майор. - Итак, когда же?.." "Ну, года три назад… не помню точно". "Значит, плащ не новый, бэ-у, - фиксировал майор. - Говорите, очень дорогой? Какая фирма?" "Японский плащ, - горячился потерпевший. - Я за него полтораста баксов выложил!" "Это сколько по нашему на тогдашние деньги?" - сам пересчитывать майор не собирался, как, впрочем, и верить потерпевшему на слово. "Много! Полторы моих зарплаты!" "Да, - склонил голову майор. - И надевали много раз? Я имею в виду изношенность"… "Надевал, конечно". "Есть потертости? Это нужно знать, чтобы найти. Опишите, в каких местах". Потерпевший описал, майор зафиксировал и, пожевав губами, сказал, в глаза потерпевшему не глядя: "Ну, тогда плащ действительно… сейчас бы за него больше тысячи деревянных не дали, верно?" "А я его продавать не собирался!" "Конечно, - согласился майор. - Я это так… в порядке интереса. Вряд ли он сейчас больше тысячи?" "Ну… да", - согласился потерпевший, не подозревая еще, что беседа с милицейским начальником уже близится к концу. "Запишем, - пробормотал майор, - а вы тут подпишите. Очень хорошо. Можете идти, до свиданья!" "И что мне дальше делать?" - спросил потерпевший, полагая, что его вызовут на опознание плаща не позднее, чем завтра утром, так что не лучше ли подождать прямо на месте… "Да что хотите", - равнодушно бросил майор, покосившись в сторону Лисовского, тоже еще не врубившегося в тонкую логику начальства. "То есть", - продолжал потерпевший недоумевать из-за неожиданной смены милицейского настроения. "Свободны! - рявкнул майор. - Ходят тут по мелочам. По закону милиция проводит розыск, если стоимость украденных вещей превышает тысячу рублей. Это ваша подпись? Ваша. Сами сказали: плащ больше тысячи не тянет. Так что искать это барахло мы не обязаны и не будем. И без того дел полно"…
Фантазия следователя у Лисовского была задавлена в зародыше - мыслить, как майор, у него не получалось, а вести расследование по-своему ему позволяли лишь в том случае, если майор после беглого изучения обстоятельств приходил к выводу, что дело - полная безнадега. Убийство в пьяной драке, например, где семеро лупили друг друга всеми предметами, попадавшимися под руку, и излупили таки одного до потери сознания и последовавшей смерти, но хотя труп был налицо, никто из шести, оставшихся в живых, придя в себя после опохмела, не мог вспомнить, кого бил, чем, когда и, главное, почему.
Такое дело и получил Лисовский в первый день своей службы. Потом были другие дела - не лучше первого и, естественно, не интересней. Но если не было, как говорят философы, качества, то с количеством, напротив, все было в порядке - три или четыре дела у Лисовского в производстве были всегда, но за три года его работы в отделе до передачи в прокуратуру - не говоря уж о суде - дошли всего пять.
Дело о смерти Ресовцева досталось Лисовскому, как манна небесная - евреям, пересекавшим Синай. Иными словами - нежданно-негаданно, когда он совсем иссох в своем закутке. Впрочем, было в его назначении на дело Ресовцева что-то мистическое, но что именно - он долго не понимал, как не понимал много лет, почему его с детства влекло решать криминальные задачи, хотя он терпеть не мог трупов и боялся вида крови, даже собственной - от порезанного пальца или из носа.
Мать Лисовского Мария Семеновна Волобуева всю жизнь свою проработала в театре имени Гоголя, одно время захолустном и плохо посещаемом, а потом пошедшем в гору и превратившемся в престижный. Правда, за тридцать лет службы, переиграв сотню ролей, Волобуева так и не выбилась в премьерши, не получила ни одной главной роли или даже роли второго плана - максимум, что ей доверял любой из десятка сменившихся в театре режиссеров, это сопровождать героиню в ее прогулках и тайных эскападах или приносить на сцену горячие напитки с традиционным "Кушать подано" в его самых различных вариациях.
Сына своего Мария Семеновна учила, что жить на третьих ролях не менее интересно, чем на первых, но Олег даже в малолетстве почему-то прекрасно понимал, насколько эта позиция уязвима, советов матери не слушал и даже не слышал, твердо зная, что если ему в жизни доведется играть только роли третьего плана, то лучше уж не играть вообще. Как можно прожить жизнь, не играя в ней никакой роли, Олег себе не представлял, но полагал, что разберется с этой проблемой, когда она действительно станет для него главной.
Отца Олег толком и не знал, отец бросил их с матерью, когда сыну было три года, - по его словам, которые как-то процитировала мать в разговоре с подругой, бросил, оказывается, потому, что женился на гордой полячке, а получил тихую мышку. Отец поддерживал их материально, но Олег очень долго не имел представления - были ли отцовские деньги официальными алиментами или передавались от щедрот и добровольно, как признание вины. Уже окончив школу и поступив в университет, - мать к тому времени умерла от скоротечного рака крови, - Олег заинтересовался юридической стороной родительских отношений и, покопавшись в семейном архиве, нашел копию решения суда о присуждении алиментов, которые отец обязывался выплачивать до достижения сыном восемнадцатилетнего возраста.
Олегу в то лето как раз исполнялось восемнадцать, и он с ужасом думал о том, как жить, если - а точнее когда - отцовские деньги перестанут поступать. Он знал, конечно, - теоретически, - что многие молодые люди его возраста разгружали вагоны, причем некоторые делали это не для того, чтобы выжить, но чтобы иметь карманные деньги и жить независимо от вполне кредитоспособных родителей. Разгружать вагоны, как и таскать тяжелые ящики в магазинах, Олег не хотел, ничего иного для получения заработка вокруг себя не видел, а в ноябре - через два месяца после начала учебы на первом курсе - переводы действительно поступать перестали, стипендии, которую Олег получал, хватало лишь на то, чтобы оплачивать квартиру, такое уж оказалось совпадение - копейка в копейку, и новоиспеченный студент-юрист подумывал о том, какой выход из создавшегося положения более пригоден для мужчины: бросить вуз и пойти в армию, где его ждали, как он знал, неисчислимые мытарства дедовщины, но все-таки два года хоть какой-то устойчивости, если, конечно, он не загремит в Чечню, что почему-то (может, в силу его оптимистического характера) представлялось ему маловероятным, или продолжать учебу, а на жизнь зарабатывать репетиторством - занятие это было уважаемым и прибыльным, но опыта в репетиторстве Олег не имел никакого, клиентуры у него, конечно, тоже не было, да и кто пошел бы в ученики пусть и к бывшему отличнику, но парню без опыта, только что окончившему школу и представления не имевшему ни о каких методиках преподавания?
Подумав, Олег сделал единственное, что, как ему казалось, он мог сделать в подобной ситуации - пустил по факультету слух, что студент Лисовский почти бесплатно пишет для желающих контрольные и курсовые работы: не только для однокурсников, но и для студентов более старших курсов вплоть до последнего. "Почти бесплатно" означало - за пятую часть месячной стипендии, сумма действительно настолько незначительная, что ее могли себе позволить не только дети обеспеченных родителей, каких в институте было более чем достаточно, но даже - время от времени - самые бедные студенты, те, что разгружали по ночам вагоны.
Олег надеялся, что подсобный заработок позволит ему сводить концы с концами. Каково же было его удивление, когда спустя семестр количество контрольных, которые ему приходилось выполнять, превысило число студентов в его группе, и у него не оставалось времени не только для того, чтобы пойти в кино с Леськой, девушкой, понравившейся ему еще на первом экзамене по литературе, но даже и для того, чтобы готовить себе приличную пищу - после смерти матери Олег наловчился варить замечательные борщи и жарить более чем приемлемые котлеты из дешевого магазинного фарша.
У него появились деньги, чтобы покупать не фарш, а натуральное, даже не мороженое мясо, но времени на приготовление не оставалось никакого - не было времени даже для сна, ложился Олег в два-три часа, вставал в семь, чтобы успеть на занятия.