- Нет, - покачала головой Синицына. - Эдик и сейчас мой муж. Но жили мы раздельно. Он - на Шаболовке, а я…
Она запнулась, Терехов подумал, что женщина не хочет называть своего адреса.
- Жанна Романовна, - сказал он, приняв, наконец, решение, самое правильное, как он думал, в сложившейся ситуации, - так уж получилось, что роман вашего мужа оказался издан под моим именем.
- Получилось? - с иронией спросила Жанна Романовна.
- Давайте не будем создавать лишних сложностей. Вы имеете право на гонорар, и я вам отдам все деньги, которые мне за эту книгу положены. Не очень большая по нынешним временам сумма - тысячи полторы. Долларов, конечно, не рублей.
Синицына поднялась с дивана, волосы ее распушились и в свете люстры выглядели золотистым шлемом.
- Вы хотите откупиться? - удивленно спросила она. - Цена чужой жизни…
- Чего вы добиваетесь? - закричал Терехов и тоже вскочил на ноги. - Не знал я вашего мужа, никогда у него не был!
Неожиданная мысль заставила Терехова замолчать. Он вспомнил. Почему он не вспомнил раньше? Невозможное вспомнить нельзя. Невозможное не проникает в память, обтекает сознание, погружается в глубину, чтобы там исчезнуть навсегда.
Он прошел к компьютеру, сел во вращающееся кресло, так ему было спокойнее, здесь он привык думать, а на диване ему нравилось заниматься совсем другими делами - читать книжку или целоваться; правда, целовался он на диване только с Аленой и было это очень давно, но все равно: не думалось ему на диване, никакие мысли в голову не приходили.
- Вам знаком мальчик, - начал Терехов, собирая в памяти мозаику, давно распавшуюся на не связанные друг с другом элементы, - лет двенадцати, худощавый… Нос чуть приплюснутый, на левой щеке родинка в форме капли, чуть ниже уха… Серые глаза, брови густые, темные, а волосы русые… Бежевая тенниска, коричневые брюки… Сейчас такие не носят, они были в моде лет тридцать назад, в середине семидесятых.
Синицына смотрела на Терехова, будто зачарованная принцесса на злого волшебника, читавшего ее мысли.
- Вы должны знать, - требовательно говорил Терехов. - Вы знаете!
- Я-то да, - сказала Жанна Романовна, - а откуда знаете вы?
- Давайте по порядку, - потребовал Терехов. - И сядьте, пожалуйста, в ногах нет правды, а вам она нужна, верно?
Жанна Романовна присела на краешек дивана - похоже было, что Терехов получил в разговоре инициативу, которую следовало развить.
- Вы хорошо описали Эдика, каким он был в детстве. Конечно, я его знала - то есть, не мальчика, естественно, мы познакомились значительно позже, но в семейном архиве есть много фотографий… Родинку на щеке, кстати, Эдик потом свел, остался небольшой шрам, почти незаметный. И рубашка… На одной фотографии Эдик в клетчатой тенниске, но фото не цветное, можно понять только, что рубашка светлая.
- Бежевая, - сказал Терехов и повторил для убедительности: - Бежевая в коричневую клеточку. Этот мальчик стоял на станции метро "Академическая", ждал, чтобы я взял дипломат. А где был ваш муж в тот день? Вы должны знать.
- Дома он был, где еще? - сказала Синицына. - Я звонила ему с работы несколько раз, Эдик злился, я ему мешала, но мне необходимо было слышать его голос, знать, что у него все нормально…
- Именно в тот день?
- Нет, каждый… Я не могла жить, чтобы хотя бы раз в час не услышать его голос. Он принимал это как факт, как данность, хотя и злился, конечно, если работал, сочинял…
- Странно, - сказал Терехов. - Вы не могли и часа без него прожить, а жили раздельно, хотя и называли себя мужем и женой.
- Это имеет отношение к делу о плагиате? - холодно спросила Синицына.
- Нет-нет, - поспешно согласился Терехов. - Но история с мальчиком удивительна.
- А был ли мальчик? Вы все придумали.
- Жанна Романовна, мы хотим докопаться до истины, верно? Давайте хотя бы доверять друг другу.
Мысль о том, чтобы доверять друг другу, видимо, в голову Синицыной не приходила. Подумав, она сказала с видимым сожалением:
- Хорошо. Все так запуталось… Давайте начнем сначала.
Глава девятая
Он рвался проводить гостью, тем более, что часы показывали половину второго, и отпускать женщину одну было не просто неприлично, но возмутительно, преступно и невозможно. Однако Жанна Романовна сказала коротко: "Спасибо, сама", и в ее словах заключалось столько властной энергии, что Терехов не нашелся с ответом, так и стоял посреди гостиной, пока Синицына собиралась - подкрашивала губы (зачем? ночью? по пути домой?), поправляла пряжку на поясе и искала что-то в сумочке.
Подойдя к двери, Жанна Романовна спросила:
- Ваши последние слова можно расценивать, как признание?
И ушла, не дождавшись ответа.
А ведь действительно, по сути, он, Владимир Эрнстович Терехов, будучи в здравом уме и твердой памяти, несколько минут назад признался в том, что отправил на тот свет Эдуарда Викторовича Ресовцева, не будучи с ним знаком и не имея никаких реальных мотивов.
Сначала они, сев друг против друга за обеденным столом, зафиксировали (фиксировал Терехов, а Синицына внимательно следила за тем, чтобы он записывал правильно) надежно установленные (то есть, признанные обоими за истинные) факты. К таковым с обоюдного согласия отнесли:
эпизод в метро номер 1 - похищение атташе-кейса с дисками;
эпизод в метро номер 2 - возвращение атташе-кейса с подмененными дисками мальчишкой лет двенадцати, похожим, как две капли воды, на юного Ресовцева;
эпизод номер 3 (по времени, однако, предшествовавший второму) - переданное Терехову по телефону требование выкупа (символического по сути) за похищенные диски;
эпизод номер 4 - хакерская атака на компьютер Терехова, в результате которой оказались потеряны все написанные им и сохраненные на "винчестере" тексты;
эпизод номер 5 - передача Тереховым для публикации чужого романа, выданного за собственный;
эпизод номер 6 - посещение Ресовцева человеком, похожим (как две капли воды) на Терехова, вечером накануне выхода книги из печати;
эпизод номер 7 - исчезновение с "винчестера" Ресовцева всех файлов, связанных с разработкой и окончательным текстом романа "Вторжение в Элинор";
эпизод номер 8 - звонок Ресовцева Терехову с обвинением в плагиате, после чего Ресовцев покончил с собой.
Включение в список эпизодов за номерами 1–4 было признано компромиссом со стороны Синицыной, а эпизодов за номерами 6 и 7 - со стороны Терехова. Два эпизода - за номерами 5 и 8 - не вызвали возражений у обеих сторон, и потому только они могли считаться доказанными.
- После этого - не означает "вследствие этого", - заявил Терехов по поводу восьмого пункта.
- Мы так и написали - "после чего", - сухо сказала Жанна Романовна.
Когда согласованный текст был вычитан и перепечатан Тереховым на компьютере (Синицына в это время готовила яичницу из четырех яиц, потому что оба проголодались, ничего более существенного, чем яйца, в холодильнике не обнаружилось, а яиц оказалось всего пять, одно решено было оставить Терехову на завтрак), стороны сели друг перед другом за пластиковым кухонным столиком, впервые за последние часы посмотрели друг другу в глаза и неожиданно почувствовали, что совместная работа и оттачивание приемлемых формулировок создали странный эффект - независимо от их желания возникло взаимное притяжение: притяжение мыслей, взглядов и даже, как ни сопротивлялся этому Терехов, притяжение тел тоже возникло, а может, оно появилось прежде всего, он с удовольствием смотрел на свою гостью - мужским взглядом, оценивающим и оценившим, видел, как под натянутой материей топорщились упругие соски, а в глазах прыгали чертики желания, да, да, прыгали, и пусть эта женщина говорит, что ненавидит его, что он ей противен, потому что погубил ее мужа, но чертики в ее глазах все равно прыгали - даже если он выдавал желаемое за действительное.
Он положил свою ладонь поверх ее руки, когда она потянулась за хлебом, и Жанна Романовна руки не отдернула, даже не попыталась, а потом их пальцы случайно соприкоснулись, когда он передавал ей сахарницу, и еще пару раз возникало нечто неопределимое, без физических прикосновений, но чувственное и влекущее.
Между тем, разговор шел жесткий и совершенно не соответствовал возникавшей близости.
- Почему вы так поспешно отформатировали диск? - спросила Жанна Романовна. - Нужно было выяснить - или хотя бы попытаться это сделать, - с какого компьютера произведена хакерская атака.
- Это невозможно, - заявил Терехов. - То есть, мне было не по силам, Сергей ничего такого не предложил, диск, по его словам, был безнадежно испорчен… Послушайте, может, файлы с компьютера вашего мужа тоже исчезли из-за атаки?
- Чушь, - отрезала Синицына.
- Кому? - воскликнул Терехов. - Кому это было выгодно?
Жанна Романовна промолчала - по ее мнению (не нужны были уши, чтобы это услышать), выгодно все произошедшее было только и исключительно Терехову.
И тогда, отчаявшись найти хоть какую-то логику в цепи бессмысленных событий, Терехов воскликнул (Синицына уже встала из-за стола и искала что-то в косметичке):
- Если бы не этот проклятый роман, ваш муж был бы жив!
Жанна Романовна ничего не ответила и на это восклицание, она не смотрела в сторону Терехова, собиралась быстро, на предложение проводить ответила коротким "Спасибо, сама" и уже около двери сказала:
- Ваши последние слова можно расценивать, как признание?
Оставшись один, Терехов ходил по гостиной из угла в угол и повторял, сначала мысленно, а потом вслух, все громче и громче, так что и соседи, наверно, могли услышать, если не спали, конечно: