* * *
Мне снилось, что я гуляю по лугу и вдыхаю сладкий аромат молодых подснежников; а потом они вдруг стали выше, или это я уменьшился. В общем, я увидел, что у них вместо стеблей - уравнения. Я принялся читать их, но они стали извиваться и хватать меня за ноги. Я рухнул, застонал и ухватился за край койки. Я уже не спал. Тогда я повернулся на спину и открыл глаза. Голова казалась ясной, но сам я чувствовал себя, как будто сплю летаргическим сном. И мне чудилось, что я все еще слышу запах подснежников.
А потом я услышал, как кто-то хнычет. Звук доносился издалека. Он казался странно назойливым. И лампочки выглядели необычно. Они как будто слегка мерцали, но, если посмотреть на них прямо, все было как всегда. Мне это не нравилось. Начинала кружиться голова.
Я поднялся и выглянул в коридор. Вроде бы никого. Но совсем рядом со мной тонкий голос произнес:
- Вирджиния у вас?
Я отпрыгнул. Конечно, это обезьяна. Он уже засовывал голову в мою каюту.
- Какого черта! - содрогаясь от отвращения, крикнул я в ответ, но, едва я отвернулся, он засунулся-таки в каюту.
Я прошел в кают-компанию, включил чайник и приготовил себе кофе, когда вода вскипела. Откуда-то из коридора послышался тоскливый шепот, а затем негодующий голос Поттера:
- Здесь? Тебе что, непонятно, что мне нравятся женщины?
Через минуту он уже вошел в кают-компанию, волоча ноги, и тоже налил себе кофе.
- Палмер, сколько времени? Я пожал плечами, взглянул на часы, но ничего не понял.
- Господи, - сказал Поттер, громко шмыгая носом. - Я какой-то развинченный. У меня звенит в ушах. И перед глазами все пляшет.
Я внимательно посмотрел на него, желая запомнить, какое может быть выражение лица у человека, который все явления природы охотно приписывает своей особе.
- Все пляшет перед глазами не у тебя, а у нас. И в ушах у нас шумит. Я назвал бы это подвыванием. Поттер заметно повеселел.
- Значит, ты тоже слышишь. Что же все-таки происходит?
Я глотнул кофе и опять глянул на часы.
- А что с часами?
Поттер искривил шею, чтобы посмотреть.
- Этого не может быть. Не может быть. Вошел умытый и сияющий Донато.
- Доброе утро, Палмер, доброе утро, Поттер. Знаете, я гадал, кто из нас первым нарушит обет целомудрия, а теперь я знаю наверняка.
Он кивнул назад и закашлялся. Мы глянули ему за спину. Обезьяна переминался с ноги на ногу возле каюты Ингленда.
- Не твое это дело, Дон, - сказал я.
- Да-да, конечно, - дружелюбно согласился он. - Ты совершенно прав, дружище.
Едва он договорил, как дверь Ингленда распахнулась, ракетчик увидел сшивающегося рядом с ней Нильса Блюма и взвизгнул.
- Тебе у меня нечего делать, мартышка, - проворчал он и прошел мимо чернорабочего, не повернув головы.
Мы на него не смотрели. Мы наблюдали за Блюмом, который шмыгнул в каюту Ингленда, тут же показался на пороге, сделал шаг в нашу сторону и остановился, опустив голову набок.
- Где завтрак? Я хочу есть, - объявил Ингленд. - Сколько времени?
- Часы взбесились, - объяснил Поттер и почему-то расхохотался. Мы все удивленно посмотрели на него. - Значит, и не он, - пояснил Поттер, кивая на Ингленда.
- Ты только что предложил Дону не лезть не в свои дела, - съязвил я.
Догадывался ли он, что я поддеваю его только из-за его привычки ковырять в носу?
- Да что у нас тут задела? - возмутился Ингленд. Донато покосился на несчастного уродца, топтавшегося у двери кают-компании.
- Неожиданный он человек, - заметил я.
- Да кто? Шкипер? Что он еще выкинул? - допытывался Ингленд.
- Судя по всему, Вирджиния пропала, - объяснил Донато.
Услышав произнесенное имя, Блюм подбежал к двери и остановился, искательно заглядывая нам в глаза.
- Низкое положение обязывает, - хмыкнул Поттер.
Ингленд смачно высморкался и посмотрел на часы.
- Так что там с часами?
- С ними все в порядке.
Мы резко повернулись, так как вошел капитан. Что-то в нем было необычное; манера ли держать подбородок, тяжелый ли взгляд - в общем, появилось в нем нечто такое, чего мы не замечали раньше. А может быть, сегодня утром это в нем уже было? (А сегодня ли утром? Часы-то взбесились!) Я посмотрел через плечо капитана через весь коридор. Там никого не было.
- Сэр? - заискивающе прошептал обезьяна.
- Что-то случилось со светом, - осмелился вмешаться Донато.
- Все в порядке, - отрубил капитан. Он подошел к наблюдательному экрану и включил его, затем ввел шифр и отступил на полшага. Все мы сгрудились вокруг экрана, на котором мерцали тысячи алмазов, составляющих гигантскую цепь, а ниже - непроницаемая чернота.
- Сейчас я вам кое-что продемонстрирую, - сказал капитан и повернул какую-то рукоять на приборной доске.
На экране возник крупный план.
- Вам известно, что это такое? Перед нами был сияющий золотом шар. О его диаметре мы не могли даже гадать. Ингленд за моей спиной ахнул.
- Я это уже видел. На снимках. Это же мозговой центр Барьера - планетоид!
- Он так близко?
- Лишь потому, что Барьер представляет собой сферу, - опять заговорил капитан, - все считают, что центр управления должен располагаться в ее центре. А это не так. А он здесь, на краю, и да поможет Господь тому, кто сгоряча попробует добраться до центра, чтобы сразиться с ним.
- Сэр… - прошептал кто-то чуть слышно.
- Смотрите дальше, - сказал капитан и вновь потянул на себя рукоятку.
Точка обзора стала стремительно удаляться от золотистой сферы, и планетоид очень быстро превратился в едва заметное светящееся пятнышко. И вдруг на экране появилось огромное нечто обтекаемой формы, с плоской крышей…
- Это же стручок! Наш стручок! - воскликнул Ингленд.
Кстати, стручком мы называли отделяемый модуль, в точности повторявший форму нашего корабля.
Капитан опять отступил на шаг. Глаза его горели. Он крепко сжал руки, переплетя пальцы, и по всему было видно, что его безумная радость только и ждет подходящего случая, чтобы вырваться наружу. Мы переводили взгляд с него на экран и обратно. Задыхаясь, капитан шептал:
- Давай! Давай же!..
- Сэр…
- Заткнись, мартышка!
- Так ведь стручок внутри Барьера! - прошептал кто-то. Кажется, я.
- Эй, эй, смотрите!
"Оно" походило на серебристую вязальную спицу. Оно медленно поворачивалось вокруг центра и приближалось тем временем к стручку, прошло мимо на близком расстоянии и пропало с экрана.
- Это ракета, причем из самых крупных. Боже, что произошло?
- Барьера нет. - Слова капитана прозвучали так, как будто он был не в силах больше сдерживаться. - Видите, он лопнул! Его нет, и все ракеты мертвы.
- Сэр, то есть… кэп… Я не могу найти Вирджинию. Где Вирджиния, кэп?
- Прямо перед тобой, Блюм. Ты смотришь на нее, - ответил капитан, не отрывая взгляда от экрана.
Вдруг что-то набросилось на нас и принялось молотить по спинам изо всех сил. На несколько секунд кают-компания наполнилась воплями и стонами, а потом наша чернорабочая обезьяна растолкала всех нас и впилась глазами в экран, обхватив его руками с обеих сторон. Он как будто в одночасье вырос на полголовы, на его волосатых руках выступили жилы, которых я раньше не замечал, а лохматая голова напоминала львиную.
Вдруг он пролаял, обращаясь к смотревшему на экран через его плечо капитану:
- Что ты наделал? Что ты сделал с Вирджинией? Капитан тихо засмеялся. Тогда Блюм резко повернулся к капитану, словно намереваясь разорвать его на клочки, посмотрел ему в глаза и повторил:
- Что ты наделал? Что ты сделал с Вирджинией? Капитан тут же перестал смеяться и превратился в капитана космического корабля, который обращается к своему чернорабочему:
- Я дал ей инструкции, велел сесть в стручок и выполнять задание. У вас есть возражения, мистер?
Честное слово, взор Блюма буравил нас, мы физически ощущали его давление. Рот его медленно, очень медленно раскрылся, и из угла его потекла тоненькая струйка. Он тряс кулаками. Его ноздри раздулись… и он закричал.
Я могу сравнить его крик разве что со слепящей вспышкой света. Мы отпрянули от экрана, заслоняя лица ладонями. А потом мы увидели Блюма. Он почему-то присел и внезапно рванулся с места, очень, надо сказать, целеустремленно, в мгновение ока оказался возле двери выходного отсека, стукнул в нее кулаками, повернулся к ней спиной и опять завопил:
- Посылайте меня, слышите? Посылайте меня с Вирджинией, слышите, кэп?
Донато осторожно приблизился к нему и с улыбочкой произнес величайшую в мире глупость:
- Ну успокойся, обезьяна, давай жить дружно. Блюм снова заорал как резаный, и Донато счел за благо отступить, причем отступал он так быстро, что врезался в меня, и мне пришлось поддержать его, чтобы не допустить падения. Высвободившись из моих рук, Донато пролепетал:
- Господин капитан, он меня не слушает, понимаете?
- Ступайте к себе, Блюм, - грудным голосом пророкотал капитан.
- Верните ее или пошлите меня с ней вместе, - надрывался Блюм. - Вы меня слышите?
- Блюм… ступайте… к себе.
Блюм вытянул вперед руки со скрюченными пальцами и пошел на капитана, жуя пустым ртом; в его взгляде сквозило безумие. Капитан слегка нагнулся, расставил руки и медленно двинулся навстречу. Мы расступились.
- Вы меня слышите? - очень тихо проговорил Блюм и прыгнул.