
Одного из находящихся в комнате звали Евгений Петрович Маккинг, второго - Глеб Эдуардович Саржинский.
Вошел лакей.
- Фишер! - доложил он.
- Пусть войдет.
Лакей поклонился и вышел. Появился человек в зеленой шинели. Секунду он медлил, по-видимому, не предполагая встретить такое общество, и, наконец, едва уловимо приподнял брови.
- Говорите, Фишер, здесь все свои.
- Они встретились… - начал Фишер без предисловий, - но получилось досадное недоразумение, он ускользнул из-под самого носа, Евгений Петрович.
- Я так и знал. Ему нужны деньги, без денег он ничто. Он идет на крайние меры. Я знаю Глухарева. Это человек дела, он безусловно потребует гарантий…
- Фишер, вам не удалось узнать, о чем они говорили?
- Нет, но он что-то показывал Глухареву.
- О… я так и знал. - Маккинг с раздражением подергал себя за мочку уха.
- В прошлый раз был убит его компаньон, - осторожно вставил Саржинский.
- Да, но от этого мы ничего не выиграли. Вся эта комедия готовилась для Кручинина. Все так хорошо складывалось. С большим трудом я установил, где они должны были встретиться, но Кручинин не пришел или запоздал.
- Ну, вот что, Фишер. Игра продолжается.
Евгений Петрович выдвинул один из ящиков стола и бросил на стол толстую пачку франков.
- Это вам за труды.
Фишер взял ее, прикинул на глаз и опустил в карман.
- По-видимому, в ближайшее время они снова встретятся. Вот вам три адреса, где может произойти эта встреча. - Евгений Петрович вырвал из записной книжки листок и протянул его Фишеру. - Это три нелегальных квартиры Глухарева. Я не уверен в этой встрече, но все-таки и ее нужно предусмотреть. В следующий визит мне доложите, что Кручинин умер, иначе мы поссоримся.
Маккинг в упор посмотрел на Фишера.
- Вам, конечно, известно, какие неприятности ожидают человека, с которым я поссорюсь. - Фишер утвердительно кивнул головой. - Впрочем, если вам удастся взять его живым и доставить на место, то это лучшее, что я желал бы, - продолжал Евгений Петрович. - Вот вам, Фишер, керенки на непредвиденные расходы. А это…
- в руках Евгения Петровича появился никелированный браунинг. - У него превосходный механизм и очень точный бой. Можете идти.
Фишер, слегка поклонившись, вышел.
- Тип, - сказал Саржинский, когда они остались одни.
Евгений Петрович выразительно щелкнул пальцами.
- Хозяин, у которого он раньше служил, никогда не поворачивался к нему спиной и всегда держал в кармане заряженный револьвер со сброшенным предохранителем, а я предпочитаю другие методы. Деньги! Он недешево мне обходится. Но что поделаешь.
У него есть свои люди, которые преданы ему до фанатизма. С этим приходится считаться.
- Вы как-то говорили, что Кручинин располагает какой-то очень опасной штучкой.
- Да, но оружие, которое я дал Фишеру… достаточно самой ничтожной царапины и… Вы слышали, как мгновенно действует цианистый калий?
Саржинский сделал утвердительный жест.
- Так вот это - во много раз сильней его. Сейчас мы, кажется, располагаем временем, и я решил поговорить с вами откровенно, - заговорил Маккинг. - До сих пор вам было известно только то, что я намерен провести некоторые научные работы, и с этой целью я хотел привлечь на свою сторону профессора Щетинина и его талант. Он представляет для меня интерес, так как работает в той же области, которой интересуюсь и я. Не скрою, что я не ученый, хотя кое-что смыслю в химии.
Вам также было известно, что моим работам мешает один человек по имени Кручинин, он фактически является моим конкурентом.
Кручинин - ученый-химик, одаренный умом, и я бы даже сказал, редким умом.
И, наконец, вам было известно, что одно время я был на Байкале, где состоял в компании по добыче и реализации морского и пушного зверя. Следовательно, вы знаете и так слишком много. Вполне достаточно, чтобы отправить вас на тот свет, если вам взбредет мысль нескромно высказаться в каком-либо обществе. Я говорю, если бы. - Евгений Петрович, прищурившись, взглянул на притихшего Саржинского. - Я знаком с вами как с человеком, критически относящимся к происходящим в России событиям. И, наконец, как с ловким малым, не считающимся с человеческими слабостями, вроде чести, совести и тому подобной чепухи, когда нужно сделать выгодный "бизнес", как выражаются за океаном. Я вам хорошо плачу. В случае успеха нашего предприятия, ваша ставка возрастет во много, много раз. Вы, кажется, так же, как и я, не намерены устраивать свою жизнь в республиканской России. Тем лучше! В России сейчас опасно жить. И чем скорей мы закончим свои дела, тем быстрей покинем пределы этой неспокойной страны. Я вам поручил увезти профессора Щетинина, но мы столкнулись с его упрямством. Чего бы проще заняться другим ученым, более покладистым и согласившимся с нами сотрудничать. Россия, кажется, ими не бедна. Но этого сделать нельзя. Нам нужен именно профессор Щетинин или сам Менделеев, если бы он, черт возьми, был еще жив.
В свое время Кручинин построил аппарат необычайной конструкции. Сущность его заключалась в том, что благодаря огромным давлениям ему удалось перестроить атомы вещества. Вы, кажется, в свое время учились в Петербургском университете и легко поймете меня… Например, вот это, - Маккинг подал собеседнику небольшой граненый камень.
- Так это алмаз. - Саржинский залюбовался игрой света.
- Да, алмаз. Но алмаз особенный, он изготовлен аппаратом Кручинина. Продуктом для его изготовления послужил графит.
Саржинский в волнении потер ладони.
- Естественно у вас возникает мысль: к чему же нам нужно убрать Кручинина, если он построил этот аппарат? Кручинин наш конкурент, и, убрав его со своей дороги, я… мы станем обладателями первозданной машины высокого давления.
- Значит… вы?
- Аппарат находится у меня, и профессор Щетинин с его талантом единственный, кто окажет нам неоценимые услуги в производстве алмаза. Не забывайте, что профессор - крупный ученый в области кристаллографии, к тому же он бывший учитель инженера Кручинина. - Маккинг в задумчивости пососал папиросу и вдруг заговорил совсем на другую тему:
- Когда мы с вами начали сотрудничать, вы мне рассказали всю свою родословную.
Может быть, вы случайно упустили одну маленькую деталь, на которую я сейчас хочу обратить ваше внимание. Вы говорили, что у вас почти нет родных за исключением дальней родственницы, которая живет в Иркутске. Что же касается Петрограда, то вы здесь совершенно одиноки.
Саржинский утвердительно кивнул головой.
- Скажите, а известный богач Глухарев не приходится вам каким-нибудь дальним родственником?
Наступило минутное молчание.
- Глухарев? - переспросил Саржинский и вдруг рассмеялся. - Я вижу, Евгений Петрович, вы действительно необыкновенный человек.
- Вы наивны, Саржинский, как ребенок, неужели вы полагаете, что я согласился с вами сотрудничать, ничего не зная о вашем прошлом.
- Максим Пантелеевич Глухарев - мой родной дядя, а я его племянник. - Саржинский откинулся на спинку стула.
- У вас есть основания скрывать свое родство с Глухаревым, но полагаю, что у вас нет причин скрывать это от меня.
- Извольте, у моего дяди нет наследников, и я… я являюсь законным преемником его миллионов. Мне поставлено условие: жить только за границей и нигде не распространяться о своем богатом родственнике. Это его причуда, и я счел благоразумным с ней считаться. Жизнь в Париже меня вполне устраивала, и мне осталось только ждать, когда мой уважаемый родственник отправится к праотцам.
- Значит, если Глухарев узнает, что вы в России, вас ожидают неприятности?
Лицо Саржинского стало серьезным.
- Это будет непоправимым несчастьем. В условии сказано, что тогда я лишусь наследства дядюшки.
- Н-да… По-видимому, не простая увеселительная прогулка из любви к своей отчизне заставляют вас нарушать такие строгие условия. Говорите прямо, Саржинский, или, может быть, мне напомнить вам еще одну деталь. - Маккинг впился в лицо собеседника. - Например… не хранит ли ваш дядюшка какую-нибудь старинную реликвию, которую он по своей причуде показывает очень неохотно, - проговорил он раздельно.
При этих словах в глазах Саржинского мелькнул почти ужас.
- Как… и… это вам известно? Хорошо. Я расскажу вам все, что знаю об этой реликвии… если для вас она представляет какой-то интерес, но для меня, признаться, утратила свежесть…
Заметив, что Маккинг молчит, Саржинский неуверенным голосом начал:
- Я жил в Иркутске, и мне было всего 10 лет, когда однажды в мои руки попала одна вещь. У нас были старинные часы с боем. Моя сестра однажды захотела узнать, почему часы поют, и по неосторожности их испортила. Чтобы избавить ее от наказания, я решил их исправить сам, прежде чем об этом узнают родители.
Я влез на комод, открыл стеклянную дверцу и начал их исправлять. Случайно я нажал на какую-то деталь, и вдруг, к моему удивлению, в глубине часов открылась потайная стенка. Я просунул руку и вытащил небольшую, туго свернутую берестяную трубку. Она была очень стара и, когда я разворачивал, хрустела и осыпалась меткой пылью. На внутренней стороне бересты была подклеена тонкая кожа. На ней были нанесены штрихи и линии. В эту минуту вошел мой дядя и прервал мое занятие.