- Руд! - крикнул остроглазый Мъмэм, заметив капли крови на камнях. Кровь сопутствовала следам, и чем дальше уходила кавалькада, тем многочисленней становились кровавые пятна. За скалами лежала степь. Здесь Николка перестал видеть и следы и кровь; но краснокожие видели их по-прежнему, а собаки, кроме того, чуяли свежий запах оленя. По твердой высохшей почве кони ускорили бег. Соперничая в быстроте с ветром, охотники в полчаса покрыли десятка два километров. Неожиданно Мъмэм, возглавлявший кавалькаду, на полном ходу остановил лошадь и соскользнул к земле. Поднявшись с испачканным пылью носом, он сказал тревожно:
- Здесь стояли люди. Пять человек стояло, ух-хао…
Никаких следов не было видно, но Мъмэм продолжал утверждать:
- Пять человек; они нехорошо пахнут, ой-йе! Пахнут не как арийя.
Каждый плиоценщик счел своим долгом удостовериться в показаниях вожака. Тринадцать носов поочередно склонились к сухой почве и тринадцать глоток заверили:
- Пять человек, ой-йе!..
- Куда они ушли? - спросил Николка.
- Пять человек не умеют охотиться, вах! - отвечал Мъмэм. - Пять человек устали догонять оленя и вернулись обратно. Здесь они отдыхали и думали. Плохие охотники, ох-хе!..
- Надо проследить их до самого жилья, - сказал Николка.
Коммунары азартно вскочили на коней, в них проснулся дикий боевой пыл. Николка выдвинулся вперед, совсем не желая, чтобы с новыми охотниками произошла стычка. "Надо заставить плиоценщиков уважать себе подобных, - думал он. - Трудовое содружество, а не война должно быть написано на наших знаменах".
Благодаря собакам дикари избегали неприятной обязанности вынюхивать землю для дальнейшего следования. Собаки бежали уверенно: к следам оленя присоединялись другие следы - его преследователей. Степь оборвалась громадным оврагом, диким и унылым. Мъмэм узнал местность.
- Там, - сказал он, сокрушенно махнув рукой вверх по оврагу, - там старики.
Но следы шли вниз, а не вверх. К ним вскоре подошли новые следы - целой охотничьей дружины. Коммунары поспорили и остановились на цифре "50".
- Пятьдесят человек - это слишком много даже для дружественной встречи, - сказал Николка и заставил своих товарищей быть более осторожными.
Овраг был длинен и завален острыми ребристыми камнями. Лошади то и дело спотыкались, неподкованные копыта сильно страдали, и всадники принуждены были ехать медленно. Олень давно отделился от общих следов и ушел в сторону, вверх по крутому скату; охотники оставили его без внимания. Только часа через два окончился опостылевший всем овраг. Песчаные холмы-дюны закрыли горизонт; за дюнами развернулось безбрежное море.
- Вот так фунт! - Николка был поражен до глубины четвертого желудочка в мозгу, где, по свидетельству Скальпеля, находится центр дыхания и кровообращения. У него захватило дух и учащенней забилось сердце: многочисленные следы ног на мокром песке уперлись в самую воду и здесь пропали…
Краснокожие в первую минуту растерялись, во вторую - нашлись:
- Ох-хе! Глупые охотники потонули в море, вах, вах!..
- Глупые те, кто говорит глупые слова, - проворчал Николка.
- Нет, друзья мои, тут пахнет навигацией, - сказал он через несколько минут, когда обнаружил в песке желобоватые вдавления, как бы следы вытащенных на берег лодок.
- Навигация очень первобытная, но все же навигация, - еще добавил он, поняв, что вдавления на песке произведены стволами деревьев, и открыв в море, саженях в 200 от берега, темную холмистую полоску.
- Это остров, - сказал он себе и попросил остроглазого Мъмэма посмотреть как следует вдаль на горизонт.
- Там лес и горы, - подтвердил его открытие великан.
- Там… люди, - прибавил Ург, нюх которого мог поспорить с нюхом собак, - они скверно пахнут, эти люди. Это - новые охотники.
- Нам здесь больше нечего делать, - резюмировал Николка. - Поворачивайте лыжи. Мы отдадим им визит, когда у нас будет лодка.
Краснокожие в недоумении хлопали глазами: эти люди, эти глупые охотники перебрались на остров. Но море кишит хищными, длиннозубыми рыбами. В море даже купаться опасно… Николка пытался объяснить, как можно плавать на деревьях, - безуспешно; это им было совершенно непонятно, такого способа передвижения они ни разу не видали… Пускаться в детальное толкование с примерами и чертежами Николка счел неуместным в данной обстановке.
Свежий предвечерний ветерок подул с запада, закосило солнце золочеными лучами, когда утомленные кони и всадники на них вступили под торжественную сень строгого соснового бора. По грустным лицам краснокожих чувствовалось, что "желанные" родственники их не за горами, и еще чувствовалось, что от этой встречи никто не ждет для себя чего-либо хорошего. Перед тем, как въехать в бор, дикари - наивные дети природы - ударились в хитрость.
- Ух-хао! Мъмэм забыл дорогу… - сам себе удивился Мъмэм.
- Ай-яй-яй! Охотники заблудились. Ай-яй-яй-яй! - запел Ург.
Гири:
- Чужой, чужой лес. Гири здесь никогда не был…
Трна:
- Скоро ночь, нас скушают звери, ой-йе-йе!..
Все заохали, застонали:
- Домой, домой! Надо ехать обратно! Скорей домой!..
Опешивший на секунду, Николка увидел в опущенных взорах хитрость, самую первобытную хитрость, и он разоблачил ее при помощи такого же первобытного приема.
- Мъмэм хорошо помнит дорогу, - сказал он, - Мъмэм большой охотник. Ург не заблудился, у него нюх собаки. Гири много-много раз был в этом лесу. Гири знает лес, как свою руку. Звери не скушают Трну, Трна сам их скушает. Домой не надо ехать: охотники все смелы и непобедимы…
Что ж! Если смотреть объективно, в словах маленького Къколи сидела чистая правда, он нисколько не преувеличивал достоинства арийя, и эта правда льстила им. Надо было ехать дальше, чтобы не уронить своего достоинства.
Первые пять минут плиоценщики ехали, выражая на лицах отвагу и непреклонность, потом отвага понемногу растаяла, а непреклонность снова перешла в нерешительность. Мъмэм во второй раз задержал коня.
- Дороги нет, дорога пропала… - сказал он голосом, исполненным отчаяния.
- Надо найти, - сурово отвечал Николка.
К нему подъехал Ург.
- Зачем нам старики? - вдруг спросил он.
Вопрос был поставлен ребром. Николка не сумел на него ответить. В самом деле, зачем им старики?.. Не распространяться же перед дикарями о морали, диктующей хранить старших и немощных, "чтить отца своего и мать свою" и т. д. и т. д.?
Коммунары тесно обступили маленького вожака и нетерпеливо ждали ответа.
- Правда, - согласился Николка, - старики нам не нужны, но там женщины и дети.
- Зачем нам женщины и дети? - снова спросил Ург.
Очень трудно было объяснить дикарям о необходимости сохранения молодых побегов и продолжения славного рода арийя. Николка не знал соответствующих слов на языке плиоцена и вряд ли такие слова были. Николка молчал и начинал злиться.
- Зачем нам старики, женщины и дети? - с ножом к горлу пристал Ург, убедившись в надежности своих позиций.
- Ох-хе! - презрительно воскликнул Николка. - Большие охотники боятся слабых женщин и дряхлых стариков… - Он думал этим холодным замечанием подхлестнуть отвагу, задев самолюбие.
- Охотники не боятся женщин и стариков, - раздув ноздри, отпарировал Мъмэм. - Охотники боятся старого слова арийя..
- A-а! Вон что!.. - сообразил Николка. Ему было знакомо это понятие "старое слово": когда дикари возвращались с охоты, добычу должен был делить тот, кто наносил ей смертный удар, - так говорило "старое слово"; когда кто-либо из охотников получал тяжелое ранение, его нельзя было бросать, даже если он совсем не мог ходить, - его нужно было нести в пещеру; когда охотник делал себе второй топор, первый он должен был отдать тому, кто совсем не имел топора, - так говорило мудрое "старое слово".
"Старое слово" - это обычай, закон, установленный неизвестно когда и неизвестно кем, но закон обязательный для всех без исключения. Неисполнение его каралось смертью.
Так они боятся "старого слова", - думал Николка, довольный, что загадка, наконец, раскрыта. Они удрали от стариков, бросили их без защиты и без мясного питания и теперь боятся справедливой кары. Не будь эта кара столь жестокой, он без колебания перешел бы на сторону стариков. Ведь, заботясь о себе, они заботились также о женщинах и о детях и этим сознательно или бессознательно стояли на страже всего коллектива. Тут возразить ничего нельзя. Вполне правильная тактика. Но дикарей нужно было ободрить, заставить их довести до конца экспедицию. Николка сказал:
- Пусть охотники не боятся "старого слова". Къколя скажет старикам новое слово. Пусть Мъмэм смело продолжает путь.
Все же дикари не чувствовали в себе достаточно бодрости, чтобы показаться на глаза покинутой орде. При знаках общего одобрения снова выступил хитрец Ург. Подражая в интонациях и в построении фразы Къколе, он важно сказал:
- Пусть Къколя сам говорит со стариками. Маленький вожак имеет большую голову и язык быстрый, как стрела. Охотники будут немы, как дождевые черви. Пусть Къколя смело говорит свои новые слова.
Николка торжественно согласился. Тогда всадники соскочили с коней и взяли их за повода. В настороженном безмолвии они прошли весь сосновый бор; деревья стали редеть, и почва, засыпанная хвоей, изменилась в каменистую; то тут, то там попадались отдельные скалистые громады, поросшие можжевельником и елями. Вдруг Мъмэм остановился. Остановились все.
- В чем дело? - спросил Николка.
Ему показали на землю. Длинной и широкой полосой перед ними лежали сухие ветви. За ветвями начинался гранитный массив - утес, имевший в вышину сажен 25 и в обхват - около сотни.