Я не могу объяснить, что почувствовал в тот момент, когда прочитал о том, что Ветра больше нет. Мозг словно оцепенел. Но я совершенно не волновался, это точно. Я не испытывал ничего, что должен был в этот момент испытывать - ни горя, ни боли, ни страха. Я действовал совершенно на автомате. Зажег свечу, встал перед иконами, прочитал последование по исходе души от тела. Потом стал думать, что же делать дальше. Решил, что надо позвонить в храм, заказать панихиду. Позвонил. К телефону подошел отец Илларион, я рассказал ему о смерти Ветра, он пообещал, что сделает все, что необходимо. Только просил не приходить.
- Как вы думаете, - спросил я, - насколько возможно, что они будут нас отлавливать сейчас поодиночке. Тех, кто впереди.
- Не исключено, - предположил отец Илларион, - но вряд ли. Это было бы слишком вызывающе. Вероятно, Ветер интуитивно нащупал больное место проекта, и его просто убрали, чтобы некому было продолжать поиски того, что стоит за всем этим конкурсом.
- Я найду, - самонадеянно пообещал я.
- Ветер успел тебе что-нибудь рассказать? - спросил отец Илларион. Когда я услышал этот простой вопрос, на один миг в моей душе всколыхнулось подозрение. На один только миг. И тут я понял степень своего нравственного падения. Я настолько перестал кому-либо верить, что ухитрился заподозрить в предательстве даже своего духовного отца.
- Почти ничего, - ответил я. - Мы собирались с ним заняться поисками как раз сегодня с утра. Но он, видимо, еще вчера погиб. К нему кто-то пришел, и затем связь резко оборвалась.
- Держись, - сказал отец Илларион. - И постарайся не влезать в это дело. Ты все равно ничего не сумеешь изменить. А только подставишь себя и семью.
- Отец Илларион, - вдруг неожиданно для самого себя спросил я. - Дайте благословение. Возьму Дашку, детей, поеду в Дивеево. Будем жить там. Этот мир катится в тартарары. Я думаю, нам пора все же ехать туда.
- Ты что, с дуба рухнул? - спросил священник. - Дивеево уже года два как является закрытой зоной. Ни туда, ни оттуда никому дороги нет, если у тебя нет специального разрешения.
- А кто может его дать?
- В Церкви - никто, - ответил отец Илларион.
Такой вот получился невеселый у нас разговор.
Я сел за компьютер, но мне не хотелось даже смотреть на экран монитора. Я обхватил голову руками, закрыл глаза, вспомнил вчерашний разговор с Ветром. Хорошо, что я еще не удалил почту, у меня сохранился последний с ним разговор. Надо скопировать и оставить на память. "На вечную память", - усмехнувшись, подумал я. Возможно, с Ветром я очень-очень скоро встречусь. Но может быть, и нет. И тогда из оброненных вчера слов, возможно, я найду ту зацепку, которая приведет меня к причине его гибели. Я попытался вспомнить, как выглядит Ветер, и снова пожалел, что не записал для себя "Обозревателя", я начал прокручивать в уме передачу, стараясь вспомнить все подробности. Да, как-то половина того, что происходило на экране, тогда миновала мое сознание, до чего же я был невнимателен. Из-за Хиппы отвлекался, из-за Найды… И тут я совершенно явственно вспомнил, что когда видел своего друга в первый и в последний раз в жизни, Хиппа вдруг неожиданно покинул кухню, чтобы куда-то позвонить. И я понял, кто именно подставил Ветра. Я взял красный мобильник Хиппы и набрал его номер.
ЧАСТЬ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Хиппа откликнулся мгновенно, как будто он с трубкой в руке дожидался моего звонка.
- Что-нибудь случилось? - спросил он.
- Да, - ответил я, сдерживая ярость. - Случилось.
Он подождал, пока я начну говорить дальше. Но я сжал зубы, потому что чувствовал: если сейчас открою рот, то разорусь, распсихуюсь, устрою истерику, я вообще-то не думал, что за стеной Дашка и больные дети - мне было не до того, но срываться я не хотел - делу не поможет, а получится только хуже.
- Я сейчас зайду, - сказал Хиппа и дал отбой. Вот этого мне меньше всего хотелось. Еще он припрется сейчас и будет делать вид, что ни при чем. Начнется выясняловка, и он мне убедительно докажет свою непричастность к смерти Ветра. А я нутром чувствую, что Хиппа его предал. Потому что не могло быть иначе. Никто не знал, где прячется Ветер… И сам он говорил, что добрался до деревни совершенно спокойно - не было никакой слежки. Не было.
Раздался звонок в дверь. С сумрачным видом я отправился в прихожую. На пороге стоял Хиппа с кавказкой на поводке. Намордник, против обыкновения, был на нее не надет. Я мельком обратил на это внимание, подумал только, с чего бы это, но не стал придавать этому большого значения. А зря. Не стоит забывать о таких вещах, когда ссоришься с хозяином кавказки.
- Ты в порядке? - спросил Хиппа. - Жена-дети?
- Ветра убили, - сказал я хмуро, загораживая проход в квартиру и не пропуская в нее Хиппу.
- Какого Ветра?
- Того, что позавчера показывали по ящику.
- Сергея Игнатьева?
- Да.
Хиппа зло матюгнулся.
- Только не делай вид, что ты не знал этого.
- У тебя крыша съехала? - недоуменно воззрился на меня сосед.
- Кому ты ходил звонить во время передачи?
Хиппа замялся с ответом.
- Не помню, в упор не помню.
- Ты врешь, прекрасно помнишь.
- Ну хорошо, тёлке своей звонил. Устраивает тебя? Забыл, что обещал встретиться. И пошел сказать, что не приду на стрелку.
Я видел, что он врет, во мне набухала ненависть. До этого момента я сдерживался.
Но тут со словами "гад ты Хиппа", - я вмазал ему пощечину. Точнее, хотел вмазать. Несподручно, бить по физиономии того, кто на голову выше тебя самого. И пока рука моя поднималась вверх, Найда вдруг сорвалась с места и бросилась на меня.
- Стой! - заорал Хиппа и рванул поводок. Я уже лежал на полу, а кавказка стояла передними лапами на моей груди, и тянулась к горлу.
- Фу! Стоять! К ноге! - громко приказал Хиппа и стащил ее с меня. - Не делай резких движений! Соображай, что делаешь. Тебе повезло, что Найда на поводке, да и тебя она хорошо знает. Но загрызть ведь за милую душу может.
- И что ж ты ей помешал? - огрызнулся я, вставая с пола. - Ты ведь звонил тогда насчет Ветра. На тебе его кровь.
- Да не пори ты чушь, - сказал Хиппа.
И я понял, что и вправду несу околесицу. Неадекватный я стал. Аутичный. Всё вкривь и вкось воспринимаю. Не верю никому. В каждое сказанное слово вкладываю не тот смысл, который оно несет.
- Извини, - буркнул я. - Нервы.
И тут из-за спины раздался голос Дашки:
- Я ведь сказала тебе, Хиппа, чтобы ты больше не приходил сюда с собакой.
- Да мало ли что ты сказала! - рявкнул я. Но тут Найда яростно заворчала, она явно была не в духе. Хиппа, от греха подальше, потянул ее к своей квартире.
- Ладно, до встречи, не ссорьтесь, не время сейчас, - кинул он на прощание и скрылся за собственной дверью.
Пока я закрывал замки, проверял видеофоны, Дашка стояла рядом и ныла. Она ныла, что за последние дни я так страшно изменился, что она не знает, что думать. Ей кажется, я разлюбил ее. Я вообще никогда так себя не вел. Она даже не думала, что я могу стать таким.
- Каким таким? - уст ало спросил я. - Ты же видишь - работы у меня навалом, и куча мелких неприятностей, о которых тебе знать ни к чему. Ни к чему-ни к чему, - опередил я ее возражения. - Потому что я сам со всем разберусь, мне этого говна выше головы хватает, и еще обсуждать его за обедом я не намерен.
Короче, обрезал я Дашке путь к выяснению отношений и пошел опять к компьютеру. Работать. Хотя какая тут к черту работа?!
ЧАСТЬ ТРИДЦАТАЯ
Итак, кому я могу доверять? Хакеру? Возможно, могу. Возможно, он что-то знал о SolaAvise, чего не знал я. Быть может, он был в курсе, что SolaAvis предаст меня, и таким образом - отрекшись от него - намекнул на это. Тем не менее, я бы поостерегся делать какие-либо выводы. Слишком я стал скоропалителен в решениях. Одинокая Птица - ну, тут понятно всё, без вопросов. Ветер - увы-увы! - погиб. Фея - да, с Феей можно говорить, о чем угодно, но она держится в списке сзади меня, и довольно давно держится. Не хочу ее подставлять. Не хочу видеть, как из-за моей или ее неосторожности она станет первой в списке. Цыпочка? - ребенок, который сам нуждается в защите. Хотя Ветер говорил, что не стал бы ей верить стопроцентно. Остается только лишь Шаман. Шаман не проявил никакой особой инициативы для защиты друзей, но что он, собственно, мог в своей китайской Сибири сделать? Поставил минус, исполнил долг… Мне пора написать ему. В случае, если мне предстоит умереть, я должен убедиться, что защитил семью, что преследующие меня сатанисты не разделаются с Дашкой, Длинноухим и Цыпленком. Я вспомнил о детях, приносимых в жертву на Смоленском кладбище, и это придало мне уверенности. Я написал письмо Шаману.