Они переоденутся к обеду; они будут играть в Спектакле. А завтра утром они спустятся в лаборатории и снова примутся за работу, но их труд будет непродуктивным, потому что цель, достижению которой они отдали все свои профессиональные знания, перестала для них существовать, испепеленная страхом, раздирающими душу противоречиями, смертью одного из них, призраками.
Кто-то тронул его за локоть, и Лодж увидел, что рядом стоит Форестер.
- Ну что, Кент?
- Как себя чувствуете?
- Нормально, - ответил Лодж и, немного помолчав, произнес: - Вы, безусловно, понимаете, что это конец.
- Мы еще поборемся, - заявил Форестер. Лодж покачал головой:
- Разве что вы, вы ведь моложе меня. А на меня не рассчитывайте - я сгорел вместе с остальными.
8
Представление началось с того, на чем оно прервалось накануне: все персонажи на экране, появляется Прелестная Девушка, а Нищий Философ, самодовольно потирая руки, произносит:
- Что за душевная обстановка! Наконец-то мы все в сборе. Прелестная Девушка (не очень твердо держась на ногах):
- Послушайте, Философ, я сама знаю, что опоздала, и незачем это подчеркивать, да еще в такой странной форме! Само собой разумеется, что мы здесь собрались всей компанией. А я… Ну, меня задержали крайне важные обстоятельства.
Деревенский Щеголь (в сторону, с крестьянской хитрецой):
- "Том Коллинз" и игральный автомат. Инопланетное Чудовище (высунув голову из-за дерева):
- Тек хрлстлги вглатер, тек…
А ведь с представлением что-то неладно, вдруг подумал Лодж.
В нем явно был какой-то дефект, неправильность, нечто до ужаса чужое и непривычное; такое, от чего пробирает дрожь, даже если это новое чуждое качество не поддается определению.
Неладное творилось с Философом, причем беспокоило вовсе не его присутствие на экране, а что-то совершенно другое, необъяснимое. Странно измененными казались Прелестная Девушка, Приличный Молодой Человек, Красивая Стерва и все, все остальные.
Резко переменился Деревенский Щеголь, а уж он-то, Бэйярд Лодж, знал Деревенского Щеголя как облупленного - знал каждую извилину его мозга, его мысли, мечты, тайные желания, его грубоватое тщеславие, нахальную манеру посмеиваться над окружающими, жгучее чувство неполноценности, которое побуждало его во имя самоутверждения заниматься восхвалением собственной персоны.
Словом, он знал его, как каждый из зрителей должен был знать свой персонаж, воспринимал его, как что-то более значимое, чем образ, созданный в воображении; знал его лучше, чем любого другого человека, чем самого близкого друга. Ибо они были связаны теми единственными в своем роде узами, которые связывают творца с его творением.
А в этот вечер Деревенский Щеголь заметно отдалился от него, словно бы обрезал невидимые веревочки, с помощью которых им управляли, обрел некую самостоятельность, и в этой самостоятельности уже пробивались первые ростки полной независимости.
До Лоджа донеслись слова Философа:
- Но я никак не мог обойти молчанием тот факт, что мы здесь собрались в полном составе. Ведь один из нас умер…
В зрительном зале - ни шумного вздоха, ни шороха, никто даже не вздрогнул, но чувствовалось, как все напряглись, словно туго натянутые скрипичные струны.
- Мы - это совесть, - произнес Усатый Злодей. - Отраженная совесть, принявшая наш облик и играющая наши роли…
- Совесть человечества, - сказал Деревенский Щеголь. Лодж невольно привстал.
"Я ведь не велел ему произносить эту фразу! Он сделал это по собственному почину, без моего приказа. У меня просто возникла такая мысль, вот и все. Боже милостивый, я же только подумал об этом, только подумал!"
Теперь-то он знал причину необычности сегодняшнего представления. Наконец он понял, в чем странность персонажей.
Они были не на экране! Они стояли на сцене, на узких подмостках перед экраном!
Они. Уже не спроецированные на экран воображаемые образы, а существа из плоти и крови. Созданные мыслью марионетки, которые внезапно ожили.
Он похолодел, похолодел и замер, вдруг со всей ясностью осознав, что одной лишь силой мысли - силой мысли в сочетании с таинственными и безграничными возможностями электроники - Человек сотворил жизнь!
Новый подход, сказал тогда Мэйтленд.
О Господи! Новый подход!
Они потерпели неудачу в работе и одержали поразительную победу, играя в часы досуга, и отныне отпадет необходимость в особых группах ученых, ведущих исследования в той мрачной области, где живое незаметно переходит в мертвое, а мертвое - в живое. Ведь для того чтобы создать человеко-чудовище, достаточно будет сесть перед экраном и вымыслить его - кость за костью, волос за волосом, его мозг, внутренности, особые свойства организма и все прочее. Так появятся на свет миллионы чудовищ для заселения тех планет. И эти монстры будут людьми, потому что их по заранее разработанным проектам сотворят их братья по разуму, человеческие существа.
Близится минута, когда персонажи спустятся со сцены в зал и смешаются со зрителями. Как же поведут себя их творцы? Обезумеют от ужаса, дико завопят, впадут в буйное помешательство?
Что он, Лодж, скажет Деревенскому Щеголю?
Что он вообще может сказать ему?
И - а это куда важней - о чем заговорит с ним сам Щеголь?
Лодж не в силах был шевельнуться, не мог вымолвить ни слова или хотя бы криком предостеречь остальных. Он сидел как каменный в ожидании того момента, когда они с подмостков спустятся в зал.
Спокойной ночи, мистер Джеймс
К нему стала возвращаться память.
Он снова вступал в жизнь из небытия.
Он вдохнул запах земли и ночи и услышал шепот листвы на насыпи. Легкий ветерок, шелестевший листьями, коснулся его своими мягкими неясными пальцами, словно проверяя, не сломаны ли у него кости и нет ли синяков и ссадин.
Он присел, уперся руками в землю, пытаясь сохранить равновесие, и стал вглядываться в темноту.
Его зовут Хендерсон Джеймс. Он человек и сидит где-то на планете, которая называется Земля. Ему тридцать шесть лет. Он известен в своем кругу и неплохо обеспечен. Он живет в родительском доме на Саммит-авеню - вполне приличный район, хотя и утративший за последние двадцать лет часть своей фешенебельности.
По дороге на насыпи проехала машина, заскрипев шинами по асфальту. На мгновение ее фары осветили верхушки деревьев, Вдалеке, приглушенный расстоянием, захныкал клаксон, где-то тоскливо лаяла собака.
Его зовут Хендерсон Джеймс. Если это верно, то почему же он здесь? Зачем Хендерсону Джеймсу сидеть на склоне насыпи, прислушиваясь к шелесту листьев, хныканью клаксона и лаю собаки?
Случилось что-то неладное. Если бы только он вспомнил, что именно, то понял бы все. Нужно что-то сделать.
Он сидел, вглядываясь в темноту, и вдруг почувствовал, что его знобит, хотя ночь была теплой. Из-за насыпи доносился шум ночного города, скрип шин удалявшегося автомобиля и приглушенный ветром гудок, какой-то человек прошел рядом по улице, и Джеймс прислушивался к звукам его шагов, пока они не утихли совсем.
Что-то случилось. Он должен что-то сделать. Он уже начал это делать, но какое-то необъяснимое происшествие помешало ему, привело его сюда на насыпь.
Он проверил, все ли в порядке. Одежда - шорты, рубашка, ботинки на толстой подметке, часы и сбоку в кобуре револьвер.
Револьвер!
Ему нужен был револьвер.
Он охотился за кем-то, охотился с оружием.
Искал кого-то, кто затаился в темноте, кого надо убить.
И тут он вспомнил. Вспомнил - и удивился странному, методичному, шаг за шагом продвигающемуся вперед способу мышления, вернувшему ему память. Сначала имя и основные сведения о себе. Потом осознание того, где он находится, и вопрос, почему он здесь. И наконец, револьвер и мысль о том, что им нужно воспользоваться. Логический способ мышления, совсем как в букваре.
Я человек.
Я живу в доме на Саммит-авеню. Дома ли я сейчас? Нет, я где-то на насыпи. Почему я здесь?
Ведь обычно человек рассуждает не так. По крайней мере, нормальный человек так думать не станет. Человек мыслит обрывками фраз, преодолевает преграды, а не обходит их.
Оно страшновато, такое мышление "в обход", неестественно, неправильно и совершенно бессмысленно. Но ведь не менее бессмысленно и то, что он очутился здесь и совершенно не помнит, как попал сюда.
Джеймс медленно встал и ощупал себя. Его одежда не испачкана - она чиста и не измята. Его не избили и не выбросили из машины - на теле ссадин нет, лицо не повреждено, и чувствует он себя неплохо.
Ухватившись за ремень, он сдвинул кобуру на бок, затем вынул револьвер и проверил его своими ловкими и умелыми пальцами. Револьвер был в полном порядке.
Джеймс поднялся по склону насыпи, нетвердой походкой пересек дорогу и ступил на тротуар, тянувшийся вдоль ряда новых одноэтажных домов с верандами. Услышав шум приближающегося автомобиля, он сошел с тротуара и спрятался за кустами. Он сделал это осознанно, и ему стало немного стыдно своего поступка.
Машина проехала мимо, и никто не заметил его. Он понял, что его не заметили бы, даже если бы он остался на тротуаре.
Ему не хватает уверенности в себе. Вот в чем дело. В его жизни есть пробел - таинственное происшествие, которое он не может вспомнить. Это и подорвало твердую и прочную основу всего его существования, сделало его поступки бессмысленными, мгновенно превратило его в пугливое животное, которое бежит и прячется при виде человека.
Это и что-то еще, заставившее его думать "в обход".