И вдруг я испытываю чувство стыда: чего, собственно, ударился во фрондерство? Он ведь ждал готовую программу, он и в мыслях не мог допустить, что я явлюсь в институт с пятнадцатиминутным опозданием - в такой день! А вместо нормальной, железно аргументированной программы с полным списком медико-биологической аппаратуры, которая у нас в наличии далеко не полностью и которую ему, начальнику отдела и руководителю программы, придется выколачивать из медснаба и прочих организаций правдами и неправдами, вместо списка двух-трех вариантов экипажей и всех остальных документов, без чего немыслимо выходить на ученый совет института, - конечно, он и в мыслях не мог допустить, что вместо всего этого я ему вручу филькину грамоту…
У двери в приемную Хлебников задержался. Подумал, уставившись в дверное, матовое, единственное в этом коридоре стекло без эмблемы и табличек с фамилиями, и спросил:
- Сонина вышла на работу?
Я бы мог и не отвечать: откуда мне знать, если Сонина была в отпуске, если я ее не вызывал, если я…
- Вышла.
Опять окинул меня быстрым, оценивающим взглядом и открыл дверь. - Секретарша увидела его, схватила со стола какую-то бумагу.
- Потом, - отодвинул он ее руку с бумагой в сторону.
Кабинет у Хлебникова аскетически великолепен: зеркальнополированный стол - совершенно пустой, если не считать чернильного прибора - плитка из черного обсидиана с торчащей из нее в виде стрелы шариковой ручкой; такой же, вдоль окон, зеркально-полированный стол для заседаний; шкафы у стен, плотно заставленные книгами; еще один столик, в углу, с телефонами и селектором; телевизор "Норма", подключенный к видеоканалу гермокамеры; мягкие зеленые стулья, такая же зеленая дорожкаковер, портреты Ленина и Гагарина… Все. Кабинет директора, надо признать, обставлен гораздо скромнее. Хотя мебели и вещей в нем раза в два больше.
- Вот, - вынул Хлебников из стола пачку бумаг. - Садись и корректируй.
Это была программа и прочие документы по варианту "А"… В чем дело?
- Мы решили использовать культиватор варианта "А", - бесстрастно объяснил Хлебников.
- Вариант "А"? Но…
И тут я понял: вариант "А" - один процент углекислоты. Зависимость между концентрацией углекислоты и эффективностью культиватора примерно пропорциональная: один процент - один человек, три процента - три человека. Вот, значит, откуда взялся вариант "Д"! Та же аппаратура…
- Что "но"? Никаких "но" на ученом совете быть не может. - Голос Хлебникова теперь звучал жестко. - Если у тебя есть сомнения - выкладывай!
- Есть. Это чисто формальный подход к эксперименту, который по сути дела представляет собой уже испытания основных систем корабля с неограниченным сроком полета. А мы пользуемся для отработки не только старыми данными, но и старой конструкции культиватором!
- Тебе разве не известны последние исследования наших коллег?
- То, что ты вчера давал читать? Но это же…
- Не только, - перебил он меня. Открыл один из ящиков стола, порылся и выбросил передо мной листок, опечатанный па ротаторе.
Я пробежал взглядом. "Экспресс-информация. "О влиянии на физиологическое состояние человека повышенных концентраций углекислого газа…" 31 доброволец, мужчины в возрасте от 20 до 23 лет… 70 экспериментов… Содержание углекислого газа в атмосфере (в процентах): 3, 5, 6, 7, 8 и 9… Выводы: "Дыхание газовой смесью, содержащей 4 % СО2, в течение 2-х часов вполне переносимо для здорового человека даже при выполнении легкой работы". Об этих экспериментах я не знал - листок экспресс-информации до меня еще не дошел.
- Ну и что? Два часа - не два месяца, ты сам знаешь. Два часа зрители выносят в кинозале три-четыре процента углекислого газа без последствий. А через месяц, ты знаешь, какими могут выйти из гермокамеры испытуемые? И почему все же такая спешка - скажи? Нас дублируют?
- Пока нет.
- Тогда в чем дело?
- Пожар на "Аполлоне" помнишь? - вместо ответа спросил Хлебников.
- Это когда во время испытаний погибло трое астронавтов? Ну, читал… Но это ж еще до первой высадки на Луну! И какое имеет отношение к нам?
Он выдвинул еще один ящик стола, а может, тот самый, откуда извлек листок экспресс-информации, и перебросил мне через стол пачку бумаг.
- Обрати внимание на подчеркнутое.
Это были переводы из американских и английских газет.
"Ассошиэйтед пресс", Нью-Йорк: "Безжалостное пламя унесло жизни трех астронавтов в какую-то долю секунды…"
"Рейтер", Лондон: "Неполадки существовали и в системе жизнеобеспечения, снабжавшей астронавтов кислородом. Когда астронавты утром в тот трагический день впервые вошли в космическую кабину, они пожаловались на "неприятный запах"…
Все это в общих чертах мне было известно из наших газет. За исключением, пожалуй, "неприятного запаха", который, видимо, выделяли контейнеры с гидроокисью лития - поглотителя углекислого газа. Впрочем, в космическом корабле столько аппаратуры и приборов, и каждый может так "неприятно пахнуть"… Конструкторов "Аполлона" газеты обвиняли в том, что они в кабине применили чисто кислородную атмосферу. Однако при чем тут мы?
- Обрати внимание на "неприятный запах" - так пахнет гидроокись лития.
Хлебников не размышлял, а констатировал. Если бы это было предположение, я бы еще мог понять… Но так категорически?
- Следовательно, в космическом корабле опасной является не только кислородная атмосфера, от которой теперь уже отказались, но и сама физико-техническая система жизнеобеспечения.
- Но ты же знаешь, что в наших "Союзах" и "Салютах" такая система отлично функционирует. До сих пор не было никаких осечек.
- Мы должны смотреть в будущее. В дальних полетах требования к безопасности возрастут. В программе этот момент должен быть отражен. Особо следует подчеркнуть, что увеличение концентрации углекислого газа в атмосфере космического корабля увеличивает пожарную безопасность.
А! Вот в чем дело… Действительно, пожарники тушат огонь углекислотой - лучшего средства не придумаешь. Но сколько этой углекислоты будет в атмосфере нашей гермокамеры? Три процента… Чистейшая спекуляция! Однако я его понимал: вполне вероятно, один из вопросов к нам, к Хлебникову будет о пожарной безопасности. Три процента углекислоты? Более безопасно даже, чем нормальная, земная атмосфера? Отлично, отлично… Да, ничего не скажешь: Хлебников умеет извлечь из обстоятельств все, что можно.
- А ты не боишься, что совет программу не утвердит?
Хлебников резко поднял голову, секунду-две сверлил мою физиономию острым взглядом.
- Я ничего не боюсь. Но я бы хотел, чтобы программа отражала объективную реальность. У тебя есть сомнения? Выкладывай!
- Чтобы их ликвидировать?
- Чтобы разрешить.
Ну и самоуверенность!
- Я опасаюсь, что в трехпроцентной атмосфере мы получим некомпенсированный ацидоз. Это раз.
- Ты не знаешь, как его ликвидировать?
- Мы умеем ликвидировать только компенсированный.
Мне стоило немалых усилий разговаривать с ним ровно, не повышая голоса. Что, разве он не знает, что мы никогда не имели дело с некомпенсированным ацидозом? Все отлично знает, сам биолог, сам подписывал все отчеты.
Хлебников внимательно рассматривал свой экзотический чернильный прибор. Наконец сказал:
- Сколько тебе нужно времени на изучение литературы?
- Мне не литература нужна, а эксперимент. Литература мне известна.
- Разве тебе недостаточно данных, которые ты почерпнул…
- Нет!
- …Семьдесят экспериментов!
- По два часа! А мы хотим засадить экипаж в трехпроцентную атмосферу на целый месяц. Я в таких случаях привык полагаться на собственные мозги, а не на чужие.
Он снова посмотрел на меня долгим, изучающим взглядом. Словно не узнавал.
- Мне показалось, что мы вчера выработали с тобой единую точку зрения по всем вопросам программы… - Ни гнева, ни удивления - просто констатация факта. - Ты являешься начальником лаборатории медико-биологических исследований. - Та же констатация. - Тебе было поручено подготовить четкую, обоснованную и неоспоримо аргументированную программу на вариант "Д". - Я непроизвольно развел руками: действительно, было. - Через час двадцать минут начинается заседание совета института, на которое ты должен явиться не только с указанной программой, но и со списками основного и дублирующего состава экипажей и недостающего медико-технического оборудования и аппаратуры. Так? К одиннадцати документы должны быть отпечатаны в четырех экземплярах. Подписывать принесешь прямо на совет. Я распоряжусь, чтобы тебя пропустили.
И уже у двери:
- Вместо себя оставишь Сонину. Я с трудом удержал себя от желания обернуться и посмотреть на него: усмехается?
Да, я прекрасно знал, что от меня ждал Хлебников, почему он приехал ко мне прямо с аэродрома. Представлял, что должен был написать - пункт за пунктом. Понимал и почему нужно отбросить варианты "В" и "Г" и сразу начинать с "Д": время и деньги. Главное - время, деньгами, судя по словам Хлебникова, нас больше не ограничивали. А вот время… Все равно вариантом "Б" мы бы не ограничились - это ясно. Кто сказал "а", тот "скажет "б". Кто сказал "б"… И так далее. Это нужно для науки. В этом нет никаких сомнений. Чтобы сделать правильный выбор из чего-то, нужно твердо знать, из чего выбирать. Вариант "Д" для нас неизбежен. Неизбежен логически. Даже если он даст отрицательный результат, - а скорее всего так и будет. Наука в отрицательных результатах нуждается не меньше, чем в положительных. Это - аксиома. Вопрос в малом: стоит ли риск цели…