Ваше будущее показать? Могу, конечно, если вы сядете в кресло и подробно расскажете о себе. Но это работа на час, на полтора. Предпочитаете присутствовать на приеме? Нет, это не разрешается. Посторонний смущает клиента, тот начинает недоговаривать, а каждое умолчание обедняет истину, вносит дефекты в конечные выводы. Рассказать характерный пример? Рассказать-то можно, но будет ли это интересно вашему читателю? Как правило, к нам приходят женщины с неустроенной судьбой: разведенные, брошенные, овдовевшие. Мужчины бывают реже, определенного типа мужчины - пассивные натуры, которые на себя не надеются, плывут по течению, уповая на пряники с неба. Вот они-то и справляются нетерпеливо, скоро ли начнется пряничный дождь? Еще воображалы - эти хотят узнать, когда же наконец человечество признает их гениальность. В сущности, тоже пассивные: ждут незаслуженной награды, милости от стечения обстоятельств. А активные - те сами выбирают дорогу. Женщины же, которые к нам приходят, рады бы выбрать, но не из кого. Если выбор есть, без нас обходятся.
Впрочем, бывают и исключения. Бывают. На прошлой неделе было одно. Рассказать?
Расскажу, пожалуй, но с условием, что опубликуете через год. Да, не раньше. И разрешение я сам запрошу.
На Наташу я обратил внимание еще на улице. Фамилию не скажу, выдумывайте какую хотите, а Наташа - подлинное имя. Тут псевдоним изобретать незачем, в нынешнем поколении каждая третья девушка - Наташа. Еще Тани, Оли, Ирочки, Леночки - вот и весь набор. Неизобретательны мы на женские имена. Так вот, обратил я внимание на нее еще на улице, как только сошел с троллейбуса. Не потому заметил, что хорошенькая. Хорошенькая само собой: блондинка, румянец, талия гибкая. Главное - походка. Не идет - летит, парит над асфальтом. Тротуар для нее не грунт, не опора, а трамплин. Пружинки вместо стелек, крылышки на туфельках. Чуть прикоснулась - и пружинит, оттолкнулась - скользит над асфальтом, грудь вперед, плечи вперед, шейка вытянута, вся устремлена вперед, как будто точно знает, что счастье за углом, к счастью торопится. Я еще подумал: "Эта не ко мне".
Пыхтя и вздыхая о прошедшей молодости, поднялся на третий этаж, прошаркал до своей двери номер семнадцать, гляжу - она! Уже не стремительная, но устремленная, натянутая тетива.
Я нарочно помедлил, не сразу ее пригласил. Не потому, что цену себе набивал, у нас не принято клиента зря томить. Мы знаем, что люди идут к нам со своей тревогой, их не накалять, а успокаивать надо. Вот я и подумал: "Пусть посидит немножко, расслабится". И когда я пригласил ее, тоже не сразу заговорил, халат надел не торопясь, бумаги разложил. Перекладываю, а сам присматриваюсь.
Присмотрелся. Спрашиваю неторопливо:
- Пломбир хотите? Я положил для вас в морозильник.
Она вскинулась:
- Откуда вы знаете, что я люблю мороженое? Объясняю, не таясь, не важничая:
- Обычно клиентки приходят к нам взволнованные. Курящие сразу же просят разрешения закурить. Вы не просите - значит, не курите. Еще вижу: у вас румянец во всю щеку, полон рот зубов, наверное, аппетит хороший. Такие любят сладкое, шоколад или мороженое.
Подобными мелочами мы и добываем доверие. Девочка видит: перед ней не таинственный колдун, а добрый доктор, но не только добрый, еще и проницательный.
А я между тем продолжаю набирать очки.
- Так в чем же проблема? - спрашиваю. - Растерялись, не знаете, которого выбрать?
Почему о выборе заговорил? Хорошенькая, стройная, румяная и белозубая. Несется на туфлях с пружинками, уверена, что счастье ждет за углом. Такие в невестах не задерживаются.
- А я уже выбрала, - говорит Наташа. - Я люблю! Ах, как это было сказано!
Глазки прищурены, головка вскинута горделиво. Как будто призналась: "Да, это я та самая, знаменитая. Да, это я чемпионка, я завоевала первый приз, это я совершила подвиг. Люблю! И по-настоящему. Высшее достижение жизни!"
- Ну и зачем же тогда вы пришли ко мне?
Тон заметно снизился:
- У девушек трудная судьба. Выбирать надо в самом начале и на всю жизнь. А мне только девятнадцать, какой у меня опыт? Вот я и пришла к вам за советом. Хочется знать, буду ли я счастлива с Геной. Боязно, знаете ли. Страшно даже. Ошибиться боюсь.
- Но если вы любите и уверены в своей любви, может быть, не стоит заглядывать в будущее?
Мы в нашем Центре Судьбы обязательно задаем клиентам такой вопрос. Жизнь, сами понимаете, не сплошные букеты цветов. Впрочем, даже и в букете роз рядом с цветами шипы. Всякое бывает, и машину не программируют на умолчание. Можно, конечно, настроить ее и на розовый туман, ввести поправку на "авось обойдется". Но тогда какой же смысл в научном прогнозе? Вот и сомневаешься: всем ли и всегда ли выдавать нагую истину? Трезвые будни придут в свое время, но ведь перед буднями теми праздник - стоит ли его упускать?
Объяснил я все это Наташе.
- Нет, я хочу смотреть правде в глаза, - объявила она.
Ну, что ж, мужество достойно уважения. К тому же клиент имеет право на правду, он за ней пришел.
- Тогда рассказывайте все подробно, - предложил я, усаживаясь в кресло плотнее. - Чем больше деталей, тем точнее прогноз. Фотографии догадались принести? Целый альбом! Очень хорошо. Умница. Так и надо.
Полистал я альбом. Геннадий, Наташин избранник, в самом деле располагал к себе. Высокий, тонкий, даже излишне худощавый, с длинными руками музыканта и выразительным лицом: волнистые волосы над высоким лбом, лепные черты, близко поставленные, глубоко запавшие глаза, тонкий длинный нос, тонкие губы с насмешливой улыбкой. По рассказам Наташи он и был насмешником в жизни, мгновенно подмечал оплошности, несообразности, противоречия, в особенности противоречия между словами и фактами. Живо интересовался всем на свете, читал популярные журналы от корки до корки и выуживал оттуда каверзные вопросы - честно говоря, не для уточнения, а от каверзности, чтобы учителей ставить в тупик. И все искал ошибки у великих людей: а почему Колумб настаивал, что он открыл Индию? А почему Кювье отрицал изменчивость видов? А почему Резерфорд не увидел практической пользы в атомном ядре? А почему Менделеев не признавал?..
А почему Эйнштейн не понимал?.. А почему Грибоедов?.. А почему Лев Толстой?..
Девочки-одноклассницы были в восторге от Геннадия: "Такой умный! Такой остроумный!" Но дружил он только с Наташей, из всех выбрал одну.
- Почему именно вас? - спросил я. Хотя мог бы и не спрашивать. Кому не понравилась бы эта живая пружинка с крылышками Меркурия на туфельках!
- Потому что со мной можно было дружить в прямом смысле, не только под ручку ходить, - сказала Наташа. - Вы же совсем не знаете девочек, девчонок из нашей группы, я хочу сказать. Они не склонны вникать в суть. Красиво говорит - значит, умный, а что именно говорит - уже неважно. Им даже нравится, если мальчик плетет что-то непонятное. "Такой молодец!" - умнее, чем они сами. А со мной Геннадий мог все обсуждать, даже и научное. Я и спорила иногда.
- И что же вы обсуждали… научное?
- Не знаю, имею ли право пересказывать. У Гены большие планы, но оформление только начато. Если всюду распространять, кто-нибудь может использовать.
- Наша беседа записывается машиной, - успокоил я Наташу. - Если возникнет спор о приоритете, можно предъявить запись. Даже удобнее для вас: есть документ, есть свидетель.
Почему я настаивал? Все та же причина: чем больше материала, тем точнее прогноз. А для прогноза важно не только мнение влюбленной подруги, но и содержание "больших планов" Геннадия. И важно объективно оценить понимание Наташи: сумеет ли она связно изложить "научное" или, подобно "девчонкам из нашей группы", только ахать будет: "Ах, Гена такой умный, такой замечательный!"?
И рассказать она сумела. И суть, пожалуй, была незаурядной, нестандартной по меньшей мере. Друг ее, студент второго курса, задумал ни много ни мало - основать новую науку. Какую? Вероятно, я и сам мог бы догадаться, если бы было время подумать. В самом деле, какую науку мог придумать человек с острым умом, язвительный насмешник, везде подмечающий несообразности, у великих ученых выискивающий ошибки? Науку об ошибках, естественно. Так он и назвал ее - ошибковедение.
Пока что существовало только название да еще был написан план предисловия к будущей монографии. Эпиграф подобран - солидный латинский афоризм: "Errare humanum est". И еще другой эпиграф - из числа изречений Менделя Маранца (и откуда только Геннадий раскопал этакую старину?): "Что такое жизнь без ошибок? Это рот без зубов. Не бывает больно, не бывает и приятно".
Предисловие начиналось с рассуждения о пользе ошибок. Естественно, Геннадий ссылался на ошибки наследственности. Из неправильных, сломанных и испорченных генов природа складывает код более совершенного вида. "Ошибки необходимы для развития", - утверждал Геннадий. Потом поправил себя: "…для развития жизни".
Вспомнил, что неживая природа не ошибается, поскольку у нее нет цели. Цели появляются вместе с жизнью. Первейшая - уцелеть. "Цель - уцелеть" - наверное, не случайный каламбур.
Уцелеть - означает прокормиться, сохранить себя и оставить потомство для сохранения вида. Для решения этих трех первоначальных и трех или трехсот, миллиардов вторичных, третичных и прочих задач нужна информация о внешней среде, например: вижу зверя, живое существо. Далее нужна обработка информации - узнавание: заяц или лев? Нужен вывод - решение: хватать или удирать? И нужны действия, чтобы схватить или удрать. И на всех трех этапах возможны ошибки.