Конечно, окно довольно большое, и здоровяк Слава вполне мог при известном старании в него протиснуться, но почему‑то мне казалось, что делать этого он не собирался. Я наклонилась и, заглянув под дверь, увидела мужские ботинки. Дверь сантиметров на двадцать не доходила до пола, и видела я их вполне отчетливо, все последующее предугадать было не так трудно. Я потянула за ручку двери, и она открылась. Кислицын сидел на унитазе с аккуратной дырочкой между глаз. Штаны на нем были надеты и даже ремень застегнут, так что его сначала пристрелили, а уж потом пристроили здесь.
Я поплотнее закрыла дверь и поспешила покинуть туалет, задержавшись на выходе. Мне опять повезло, парень на входе болтал с какой‑то блондинкой, и я проскользнула в зал никем не замеченная.
В зале все было по‑прежнему, следовательно, молодые люди, заходившие в туалет, труп не обнаружили. Я устроилась за столом. Станислав отложил газету, которую с увлечением читал, и заметил:
– Вы долго отсутствовали. Я начал беспокоиться.
– Я думала, вы скучали.
– Точно, – улыбнулся он. – Я скучал, а беспокоился ваш пес.
Сашка беспокойным не выглядел и с интересом приглядывался к Станиславу.
– Встретила подругу, и мы немного поболтали.
– Вот как?
Я кивнула и быстро оглядела зал. Все как двадцать минут назад. Но что‑то изменилось. Или просто мне кажется, потому что события начали развиваться, но совсем не так, как я ожидала. Если Кислицын явился сюда вместо убитого Шестакова, то пристрелил его, скорее всего, киллер. Изменения в договоренностях ему не понравились, и он, заподозрив неладное, прихлопнул Славу. Разумно. Однако нет заказа, нет денег. Вряд ли он просто так отправится восвояси. А если Кислицына пристрелил не киллер, а некое третье лицо, о котором мне пока ничего не известно? Поживем – увидим.
Я была уверена, что на этом события не закончатся. Так и вышло. Однако могу смело сказать: ничего подобного я не ожидала. Минут через десять в зал вломилась ватага парней, которым прежде всего не мешало бы отправиться в баню. Немытые и нечесаные, в давно не стиранных джинсах и одинаковых кожаных куртках, они вызывали недоумение в основном тем, как смогли пройти в приличное место. Тем временем самый мелкий из них достал пистолет и заорал:
– Всем руки на стол!
Народ недоуменно таращился на них, пытаясь определить, как к этому стоит относиться, чем изрядно расстроил предводителя.
– Перестреляю, суки! – взвился он.
– Клоун, – вздохнул Станислав и спросил не без суровости:
– Такое в порядке вещей в вашем городе?
– Что вы, у нас, как правило, тихо. Может, эти парни мухоморов объелись?
– Не сезон, – нахмурился Станислав. – Для мухоморов, я имею в виду.
– Может, парни запасливые, – возразила я.
Четверо из пятерки придурковатых налетчиков устремились по проходам, хватая сумки у граждан. Действовали они так бестолково, что хотелось встать и показать, как это делается по‑настоящему. Вожак подскочил ко мне и гаркнул:
– Где сумка?
С ближними надо делиться, это я усвоила. Делиться надо даже с дураками, а церковь настаивает, что с дураками особо. Но в моей сумке сидел Сашка, а делиться им я не собиралась. Опять же, не худо бы поговорить по душам с этим придурком, а при расторопности местной охраны придуркам ничего не стоило смыться. Разговор в этом случае не состоится.
– Где, где, в Караганде, – ворчливо ответила я, потому что связываться с дураками не хотела.
– Чего? – рыкнул он, не особо напугав меня, а я задвинула ему в лоб пивной кружкой, он взвизгнул и вскинул руки. Отобрать у него пистолет оказалось пустячным делом. Парень так был поражен данным обстоятельством, что просто стоял и таращил на меня глаза, одной рукой потирая лоб.