– Тимур…
Но он перебил меня:
– Знаешь, в чем твоя беда? Ты хороший человек, Ольга. Ты не любишь делать больно. Другим. Только себе.
Мне очень хотелось подойти к нему, обнять и зареветь. И сказать, что мне действительно очень больно, но не потому, что я желала бы вырваться, а потому, что не умею сказать, как хотела бы остаться. Но я знала, что буду сидеть в кресле, допью свой чай, болтая о пустяках.
– Опять какое‑нибудь убийство? – спросил Тимур.
– С чего ты взял?
– Ты хмуришь лоб.
– По‑твоему, я способна думать только об убийствах?
– Наверное, нет. Это имеет отношение к убийству в больнице?
– Ты знаешь?
– Слышал, – пожал он плечами. – В конце концов, мы живем в одном городе. Так я угадал?
– Да.
– И что интересного в этом убийстве? Разумеется, я не твой интерес имею в виду, а интерес Кондратьева. Ведь это он просил тебя им заняться?
– На самом деле я сама напросилась. Тимур, я тебя никогда ни о чем не спрашиваю, но сейчас…
– Вот и не спрашивай, – сказал он, поднимаясь. – Если не возражаешь, я лягу. Завтра рано вставать.
Однако утром он никуда не поехал. Я проснулась раньше, чем он, и разбудила его, но вовсе не затем, чтобы он отправился по своим делам. Позже выяснилось, что дела того и не стоили.
У воскресенья был лишь один недостаток – оно пролетело слишком быстро. Мы гуляли в лесу, играли в шахматы, я пыталась приготовить торт и едва не сожгла дачу, забыв его в духовке. Торт нам доставили из ресторана, зато я смогла без происшествий приготовить обед. Сашка носился как очумелый и был совершенно счастлив. Тагаев улыбался, не стараясь проникнуть взглядом в мою душу.
Мы остались ночевать на даче и в город поехали утром после десяти. Тимур отправился в офис, а я вспомнила про пистолет Шестакова и позвонила Сергееву. Он служил отечеству в родном кабинете, и я поехала к нему, прихватив Сашку, который наотрез отказался остаться дома.
Избавившись от пистолета, я устроилась на стуле в кабинете Сергеева, ожидая, чем он порадует девушку. Но он не спешил радовать, перекладывая бумаги, надувал щеки и иногда бурчал что‑то нечленораздельное.
– Ну? – не выдержала я.
– Чего «ну»? – удивился Сергеев. – Пушку проверяют, будет что рассказать, расскажу.
– И это все?
– А тебе что надо? – ахнул он и даже всплеснул руками.
– Завтра двадцать первое, – скромно напомнила я.
– Точно, – ткнув пальцем в календарь, согласился он.
Я сложила руки на коленях с видом примерной школьницы и доверчиво улыбнулась. Он еще немного повозился с бумагами, попыхтел, погримасничал, обратил внимание на Сашку, который вылез из моей сумки, и прошелся по кабинету.
– Он здесь не нагадит?
– Гадят в основном менты по скудоумию, а Сашка пес гениальный. Ну, так что у нас завтра?
– Вторник, – охотно ответил Сергеев, закатил глаза, крякнул и заговорил с печалью:
– Если ты по поводу киллера, то, похоже, ничего не готовится.
Я решила, что ослышалась, и спросила:
– У них или у нас?
Сергеев поморщился:
– Нам сказали не лезть. А «костюмы» к делу, судя по всему, интерес не проявили.
– Что так?
– А нет никакого дела, – развел руками Сергеев. – Есть убийство Геннадия Шестакова, дважды судимого, члена некой московской группировки. У него наметились разногласия с товарищами, и он спешно покинул столицу. Здесь встретился со старыми друзьями, по пьяному делу оказался в больнице, где враги обнаружили его и застрелили.