Вот они, все шестеро, прекрасные люди. Каждый со своим, ему одному только присущим сложным и прихотливым узором мелких слабостей и недостатков, который ложится на общий для них всех глубокий бесценный фон: все они коммунисты, люди дела и чести. А слабости и недостатки - что ж, эти шестеро чудесно дополняют друг друга, и он, Краюхин, справедливо гордится умением подбирать людей. И, закрыв глаза, он снова и снова вызывает в памяти лица и поступки Строгова, пилотов, геологов, офицера. "Но ведь никто из них, исключая Строгова, не обстрелян, даже этот офицер", - почему-то приходит ему в голову. И вдруг он совершенно отчетливо и ясно, как в кино, видит другие картины. "Из глубины непостижимой памяти" всплывают образы и сцены, которые он так хотел забыть и, как ему казалось, забыл навсегда. Какими странными процессами в мозгу, по каким непонятным ассоциациям вызваны они? Краюхин не успевает подумать об этом. Он жадно вспоминает, машинально обтирая ладонью пот, выступивший на лице.
…То, что недавно было искусственным спутником ИС "Комсомольская" с экипажем из юношей и девушек, окончивших в прошлом году специальную школу. Шестнадцать человек, среди них Юрка, врач, сын. Исковерканные фермы, разбитые переборки, обрывки проводов. Зияющие пробоины…
[Далее текст отсутствует. ]
Размышления о Краюхине: "Краюхин - завоеватель двух больших планет и нескольких лун, победитель в кровавой бойне в Пустой полосе, Краюхин - воспитатель и кумир трех поколений самых отважных в мире межпланетников…"
В "Комментариях" Б. Н. Стругацкий объясняет, кто такие "Симмонсы", когда пишет о первоначальном плане ПНА: "Там были сражения в космическом пространстве, там были таинственные "Симмонсы" - настоящие, без дураков, пираты, жестокие, омерзительные и беспощадные, оседлавшие межпланетные коммуникации и готовящиеся нанести удар из космоса по Советским республикам…" Но "Симмонсы" были придуманы значительно раньше, еще когда писался первый вариант СБТ.
Разговор Ляхова и Краюхина после испытаний "Хиуса":
Следуя программе испытаний, "Хиус" около месяца маневрировал около Венеры, то удалялся, то приближался к ней, посетил искусственные спутники, принадлежащие другим государствам, и наконец отправился в обратный путь. Накануне начальник чешского спутника обратился к Ляхову с просьбой принять на борт больного инженера.
- Конечно, юридически мы не имели права этого делать, перелет испытательный, и мало ли что могло случиться? Но парень чувствовал себя очень плохо, и его следовало как можно скорее доставить на Землю. А кто мог сделать это скорее нас?
Краюхин рассеянно кивнул.
- Как насчет "Симмонсов"? - спросил он. - Ничего не слышно?
- Н-нет. - Ляхов встревожено посмотрел на него. - А что… есть какие-нибудь новости?
- Нет, новостей никаких нет, - пробормотал Краюхин, протирая очки. - Пока, слава богу, нет.
- Да ведь теперь наших врасплох не застанешь, - заметил Михаил Иванович, - Не то, что тогда…
- Вот именно. Так, говорите, "Хиус" не обманул надежд?
"СЛИШКОМ МНОГО ТРУПОВ"
Б. Н. Стругацкий в "Комментариях" пишет: ""Уберите хотя бы часть трупов!" - требовали детгизовские начальники теперь уже напрямую".
Часть - осталась. Погибает Лу Ши-эр, сообщается о гибели Поля Данже, Быков читает о неудавшихся высадках на Венеру, Краюхин вспоминает о погибшем при испытании первого "Хиуса" Петросяне, на Венере находят труп Бидхана Бондепадхая…
И исчезновение Спицына, и гибель Ермакова.
Что же было убрано под давлением издательства? Немногое.
Стругацкие с самого начала своей литературной деятельности старались если и уступить давлению, то минимально - отступая по шагу, по полшага. Пока не научились это давление обходить стороной, а то и обращать себе на пользу.
В первом варианте СБТ автоматические пеленги посылает не корабль "отважного калькуттца". Ермаков с товарищами находит на Венере другой экипаж.
Тяжелая стальная дверь, ведущая внутрь звездолета, была наполовину сорвана с петель и заклинилась. Скользя башмаками по металлу, все трое навалились на нее. Несколько минут было слышно только напряженное дыхание, потом дверь поддалась с пронзительным скрежетом. Межпланетники пролез ли в образовавшуюся щель и очутились в тускло освещенном помещении, наполовину засыпанном черным прахом. На потолке, ставшем теперь стеной, неярко светился под слоем пыли матовый колпак лампы. Гриша, увязая в песке, шагнул к нему, стер грязь. Стало светлее.
- Как же дальше… - Алексей Петрович растерянно озирался по сторонам. - Дверь занесло. - Откопаем, Анатолий Борисович? - Гриша опустился на колени у противоположной стены.
Второй двери не оказалось - она была снята с петель и исчезла - Под толстым слоем песка чернело отверстие входа, и межпланетники пробрались внутрь. Здесь было очень темно, только в конце коридора слабо светилась желтым светом узкая щель. Там начинались жилые отсеки.
Странно и страшно выглядела внутренность повалившегося набок стального корабля. Нагнув головы, межпланетники пошли вдоль коридора и остановились перед дверью, ведущей в кают-компанию. Она была у них под ногами. Все предметы, когда-то прикрепленные к стенам или полу, сорвались и лежали беспорядочной грудой глубоко внизу. Развороченный буфет, темнеющий пустыми полками. Книжный шкаф с лопнувшими стеклами на дверцах. Груда книг, полузанесенная черной пылью. Осколки стекла и приборов, большой прозрачный шлем в углу, перевернутый стол с изогнутыми металлическими ножками. На обломках сорвавшихся кресел - лопнувшие ремни и черные ссохшиеся пятна. Только холодильник каким-то чудом висел на опрокинутой стене, ослепительно белый, не тронутый пылью и расколотый вдоль по всей длине. Гриша и Строгов перепрыгнули через провал двери и двинулись дальше.
Алексей Петрович задержался. Ему показалось, что из-под кучи окровавленных грязных бинтов торчат серые, неестественно вывернутые ноги. Это был пустой безголовый чешуйчатый скафандр непривычного вида, по-видимому старого образца.
С трудом оторвав глаза от жуткого зрелища, Алексей Петрович догнал товарищей. Они стояли в рубке управления. Здесь было светло и чисто. Треснувшая поперек панель управления была сдвинута и угрожающе нависала над головой, многие приборы разбиты вдребезги, но на "полу" у ног Строгова стоял аккуратно снятый со своего места, поблескивающий металлом радиопередатчик. Он работал. Тихо гудели трансформаторы, дрожали синие и зеленые огоньки за круглыми разбитыми стеклами, и над красно-черной пустыней, смятые магнитными и электрическими полями, неслись сквозь ветер и бурю невидимые сигналы - кричали, звали…
Звездолет был пуст. В освещенных мертвым желтым светом каютах все разворочено: двери распахнуты, разбросаны клочки мятой горелой бумаги, грязные простыни, осколки разбитых пластмассовых абажуров - мусор, пыль, тление… Следы страшного удара, непоправимой катастрофы, бедствия и гибели. В одной каюте, на стене - внизу, прямо под ногами межпланетников - большой портрет бородатого крепкого мужчины с веселыми блестящими зубами.
- Миньковский-старший, изобретатель "абсолютного отражателя", - сказал Строгов. - Это каюта его сына, Владислава Миньковского…
- Так это "Слоник"!.. - Гриша закивал шлемом. - "Слоник", "Слоник"…
- Да, это "Слоник", - горько сказал Строгов. - Владислав на нем бывал на Луне и на Марсе… Первый опустился на Цереру. И вот здесь…
- "Слоник", "Слоник"… - повторял Гриша. - Они искали пропавших чехов. Я был на "Циолковском", когда они уходили в рейс, веселые, счастливые. Это была честь!..
Межпланетники долго стояли, склонив головы, глядя вниз на портрет смеющегося бородатого человека, потом Строгов сказал:
- Надо идти… Пошли.
Молча они пробрались по темному коридору. Луч фонарика скользил по стенам, бархатным от осевшей пыли. Проходя мимо рубки, Гриша повернулся к командиру:
- Может, выключить пеленгатор, Анатолий Борисович?
Строгов нехотя проговорил:
- Не стоит… Пусть.
Алексей Петрович наклонился, нашел внизу ручку и плотно притворил дверь. В коридоре стало совсем темно, стихло гудение передатчика. Теперь люди не скоро, очень не скоро придут в изувеченный звездолет…
Шагах в двадцати от люка под гигантским обломком камня темнела покосившаяся стальная плита, полузакопанная в крупный щебень. Это была кессонная дверь. На дымном металле виднелись стершиеся ровные буквы, написанные зеленой флуоресцентной краской. "Миньковский, Божка, Штееман", - разобрал Алексей Петрович. Ниже шла какая-то надпись по-польски более мелкими буквами, ее пересекало криво нацарапанное чем-то острым - "Збинский". От последней буквы круто вниз шла длинная царапина.
- Миньковский… Божка… Штееман… Збинский… - медленно прочитал Строгав. - Все четверо… Светлая им память.
Алексей Петрович с недоумением и страхом поглядел на него: как так все четверо? А кто же их, кто же их?..
- Какие это были ребята!.. Какие… - Гриша задыхался.
- "Слоник", бедный "Слоник"…
Ветер, полный черной пыли, пронзительно выл, врываясь в узкие щели между вывороченными белыми глыбами. Высоко вверху, на гребне насыпи чернел силуэт "Мальчика" с фигурками геологов на броне. Алексей Петрович огляделся. Низкое багровое небо, беспорядочное нагромождение камня, черный труп изуродованного звездолета - сон… Жуткий сон.
- Пойдем, - сказал Строгав.
Гриша резко повернулся к нему:
- Мы не будем искать его?
- Пойдем, - повторил Строгав.
- Но он не мог уйти далеко… Он где-нибудь здесь, рядом…
- Зачем? - Строгав устало провел ладонью по шлему.
- Пойдемте… И поменьше подробностей там, в "Мальчике"…