- Ну что же, - сказал он, отвернувшись. - А я-то мчался сюда… Самарин специально направил внерейсовый, чтобы ты поспел к старту… Прощай, Улисс.
Он медленно пошёл к самолёту сквозь белесое колыхание пара.
Я отвёл глаза в сторону. Никогда не было мне так тягостно и душно. На лбу и щеках выступила испарина.
А ведь сейчас он заберётся в самолёт, скажет пилоту - лети… и все будет кончено, кончено навсегда, бесповоротно… я не увижу, как уйдёт корабль в звёздный рейс, все будет без меня…
- Стой, Леон! - крикнул я и побежал за ним так быстро, как только позволял громоздкий скафандр. - Постой! Постой же!..
Глава двадцать седьмая
ВЫ, СКАЗКИ И МИФЫ ДРЕВНОСТИ…
В коридорах Селеногорска - сплошной человеческий поток. Было похоже, что чуть ли не все население Земли слетелось сюда, чтобы проводить звездолёт.
Леон куда-то запропастился в этой сутолоке. Я пробирался коридорами к Узлу космической связи, то и дело прижимаясь к стене, уступая дорогу спешащим, занятым, оживлённо переговаривающимся людям. На меня внимания не обращали, разве кто-нибудь мельком взглянет на мой потёртый, необычного вида костюм. Ведь я - прямо из ундрел, не было времени даже заехать домой, чтобы, переодеться.
И хорошо, что не обращали внимания.
Навстречу шли трое в пилотских комбинезонах, со значками пилотов первого класса. Ладно они шли, в ногу, плечом к плечу, гулко вбивая шаг в упругий пластик пола: бух-бух-бух… Крайним слева был Всеволод. Правильно, первый пилот всегда слева. Да, это уже не желторотый юнец-практикант - твёрдые губы плотно сжаты, плечи вольно расправлены, глаза с кошачьей зоркостью смотрят вперёд.
Я вжался в стенку, пропуская пилотов. Бух-бух… Вдруг стройный ритм нарушился. Всеволод очутился передо мной, схватил за руку.
- Привет, старший! - гаркнул он на весь Селеногорск. - Вот здоров?!
Он тряс мою руку, чуть не оторвал. Второй и третий стояли рядом с ним, плечом к плечу, и смотрели на меня, улыбаясь и не совсем понимая, что происходит. Оба они были из нового поколения пилотов, я их не знал.
- Здорово, что ты прилетел! - Всеволод бросил своему экипажу: - Это Улисс Дружинин.
Я убедился, что управление звездолётом будет в надёжных и крепких руках, очень крепких. У меня даже слиплись пальцы.
- Пойдём с нами, старший, - сказал Всеволод. - Сейчас на корабле начнётся последний инструктаж. Потом - генеральный осмотр и проверка механизмов. В семнадцать ноль-ноль - старт.
У него был твёрдый командирский голос. Да, все правильно, абсолютно правильно…
- Мне надо на Узел связи, - сказал я.
- К Робину? Его там нет. Говорю же тебе - весь штаб на корабле. Пойдём.
Я покачал головой. Как писали в старинных романах - неведомая сила? Неведомая сила влекла меня на Узел космической связи. Ничего я не мог с собой подедать: мне нужно было постоять в аппаратной перед большим экраном, возле кресла, в котором сиживал Дед, - как-никак все началось именно в этой аппаратной…
Даже лучше, если там никого нет.
- Тогда сделаем так, - сказал Всеволод. - Если уж тебе непременно надо на Узел, то загляни туда, а потом приходи в шлюз. Грегори подождёт тебя в шлюзе и привезёт на корабль. Подождёшь, Грегори?
- Конечно, - улыбнулся белокурый атлет. Он стоял крайним справа и был, очевидно, третьим пилотом.
Они все решили за меня, оставалось только согласиться.
Я свернул в боковой коридор, здесь было почти безлюдно, ещё поворот - и вот он, Узел связи. Табло не горит, толкни дверь и входи…
Была освещена только та часть холла, где стояла вычислительная машина. Она работала, горели индикаторные лампы. А перед машиной сидел на корточках человек с узкой, худой спиной и, как мне показалось в первый миг, огромным птичьим гнездом на голове. Пол вокруг него был густо исписан формулами, и он продолжал быстро писать красным карандашом.
Я смотрел на Феликса со смутным, тревожным ощущением - будто меня схватили за шиворот, больно сдавив горло, и перенесли на дюжину лет назад, в нашу молодость, в пережитое, отшумевшее, отболевшее…
Феликс не видел меня. Он передвинулся вправо вслед за невообразимо длинным уравнением, которое выписывал. Потом уселся на пол, запустил пальцы в свои заросли. Только теперь я заметил, что в его рыжеватые волосы густо вплелась седина. Даже человек, расслоивший время, подвластен времени.
Уйти, не мешать занятому человеку?
Не уйду.
Из пасти вычислителя поползла плёнка, но Феликс этого не замечал.
Я сказал негромко:
- Машина выдала ответ.
Феликс вздрогнул и вскочил на ноги.
- Улисс?.. А я не слышал, как ты вошёл…
- Раньше ты был более чуток.
Он смотрел все тем же странным своим взглядом - рассеянным и беззащитным. Он был плохо выбрит и одет в мятый-перемятый костюм не по росту, с оттопыренными набитыми карманами и оторванной от куртки застёжкой.
- Что-то в тебе переменилось, - сказал Феликс.
Он вытянул плёнку из вычислителя, посмотрел и бросил на пол - просто выпустил плёнку из рук.
- Не то, что нужно? - спросил я.
- Ещё один вариант тупика. Если бы я знал, как сформулировать… - Он замолчал.
- Та же проблема? Расслоение времени?
- Что? Нет, это другое… Расслоение времени - частный случай асимметрии. Я иду дальше и… прихожу к таким чудовищным парадоксам… - Феликс опустил голову и нервно потёр лоб. - Года два назад мне казалось, что я близок к математическому выражению механизма всеобщего взаимодействия материи. Но это оказалось иллюзией… Возникла такая невероятная картина, противоречащая всем нашим представлениям о мироздании, что… я чувствую, что бессилен… Ладно, оставим это…
Мне стало жаль Феликса, но я не знал, как его утешить. Да и не в утешении было дело.
- Улисс, - сказал он вдруг, тряхнув головой с какой-то отчаянной решимостью. - Я рад, что ты здесь… Все эти годы я вёл с тобой нескончаемый разговор - мысленно, разумеется. И надо наконец…
- Не надо, Феликс, - быстро сказал я. - Все прошло, и не надо больше ни о чём.
- Хорошо. Запоздалые объяснения действительно ни к чему. Но видишь ли, Улисс, я не очень приспособлен к так называемой практической жизни… всегда кому-то приходилось решать за меня. Так было и тогда…
- Знаю. Она сама сделала выбор, и хватит об этом.
- Она сама сделала выбор, - повторил он, - но ты должен был её удержать, Улисс. Ты мог это сделать, потому что…
- Я ни о чём не жалею, Феликс.
- Ты мог удержать Андру, я знаю это максимально точно. По-видимому, природа создала меня анахоретом, я просто не умею жить иначе, и, когда Андра взялась налаживать мой быт… весь этот распорядок в доме… и постоянные гости по вечерам… я чувствовал, что перестаю быть самим собой. Так продолжалось несколько лет, а потом я сделал - впервые в жизни - решительный шаг.
Я слушал его с напряжённым интересом.
- Мы не расстались, Улисс, нет. Но я предложил, чтобы каждый из нас жил собственной жизнью, без этого окаянного распорядка. Андра вернулась к своей лингвистике, опять надолго уехала в Африку, ну, а я… как видишь… - Он развёл руками и улыбнулся улыбкой ребёнка. - И вот, - продолжал он, - все эти годы меня мучит вопрос: для чего же были нужны жертвы… такие тяжкие жертвы?.. Ты должен был её удержать, Улисс.
Я отвернулся, чтобы не видеть его беззащитных глаз.
- Если бы можно было знать все заранее, - проговорил я.
- Да… если бы… Ты сказал, что ни о чём не жалеешь. Это правда, Улисс?
- Я действительно ни о чём не жалею. Я нашёл себя, свою судьбу… Я не жалею даже о том, что пришёл к этому позже, чем следовало бы по логике вещей. Наверно, идеально прямые дороги бывают только у роботов. - Я взял Феликса за плечи и коротко встряхнул. - Все правильно, дорогой мой Феликс.
Он сразу повеселел, вот уж воистину, как ребёнок.
- Улисс, ты не представляешь, как много значит для меня…
- Все, все! Закончим этот разговор. Пойду погляжу в последний раз на корабль.
- На корабль? - Лицо у Феликса стало озабоченным. - Как же я забыл - ведь меня специально привезли для какого-то совещания…
- Оно сейчас начнётся. Пойдём.
Он заколебался. Кинул взгляд на исписанный пол.
- А что мне, собственно, там делать?.. Знаешь, Улисс, лучше я не пойду.
- Ну, как хочешь. Прощай.
- Всего тебе хорошего, Улисс.
Я вышел. В пустом коридоре прислонился к стене и постоял немного. "Ты должен был её удержать…" Ох, не нужно было мне прилетать сюда!
Запах корабля!
Я шёл знакомыми коридорами и вдыхал этот неповторимый запах, который не передашь никакими словами. Я смотрел на стены и вспоминал надписи монтажников, язвительные надписи, скрытые теперь облицовочным пластиком. Вспоминал рифмованные радиообъявления, треск сварки, бодрый гул голосов, тяжкие вздохи пневматических устройств…
Теперь здесь стояла тишина - та особая, хорошо мне знакомая сосредоточенная тишина, которую корабль, готовый к старту, как бы примеривает к глубокой тишине космоса. Еле уловимая вибрация палубы говорила мне о том, что реактор введён в режим.
Из-за двери кают-компании доносились голоса. Я остановился в нерешительности. Конечна, командир корабля пригласил меня на инструктаж, и я имел полное право войти. Но - зачем? Не стоило мешать занятым людям. Белокурый Грегори, сопровождавший меня, деликатно ожидал, чтобы я первым вошёл в кают-компанию. Я сказал ему, что сидеть на инструктаже не хочется, лучше я похожу немного по кораблю, если можно.
- Тебе, конечно, можно, старший, - сказал Грегори.