- Мне кажется, ты преувеличиваешь мою роль, - возразил Лахтин. - Я больше слушаю. Это ты постоянно меня поучаешь, советуешь, даже требуешь, чтобы я сделал так или иначе…
- Самообман, - засмеялся Йегрес. Он затянулся, и в его жутковатых, белых зрачках на миг зажегся огонь. - Ты малость труслив, родственничек, и поэтому лицемерен. Нельзя быть одновременно сытым, то есть всем довольным, и честным. Тебе такая правда, конечно, претит, она чересчур голая, так даже говорят "голая правда"… Поэтому ты безумно рад, что у тебя есть анти-"я", двойник, которого легко объявить черным человеком, воплощением зла и всего низменного, что живет в тебе. Ладно, Чудовище, я не обижаюсь. Таковы правила игры…
"А может, это в самом деле игра? - подумал Лахтин. - Параллельный мир, Злодей, наши разговоры с ним - все игра? Суперсовременная, в которой соединились бешеный прогресс и пошленький, дряхленький мистицизм. Игра в отпущение грехов. Очень удобная для жизни, выгодная. Может, я и впрямь Чудовище и занимаюсь откровенной спихотехникой и самообманом? То есть придумал себе козла отпущения, так называемого Черного человека, который якобы живет во мне. И я избавлен от ответственности за свои решения. А может, это я черный? - испугался он. - Нет, нет! Я не хуже других. Никаких подлостей я сознательно никогда не совершал. А что требую от жизни свое, должное мне, то в чем же тут грех? Все чего-то хотят, добиваются, куда-то стремятся… Такова природа человека…"
- С какой стати ты меня постоянно изобличаешь? - криво улыбнулся Лахтин.
- А с какой стати ты должен лгать самому себе? - парировал Йегрес. - Не забывай: я - это ты, а ты соответственно я. Уж мы сор из избы не вынесем. Выкладывай, зачем позвал.
- Я боюсь, что люди знают о… Никонове, о том клочке бумаги…
- Чепуха. Никто ни о чем не догадывается - я проверял. Даже сам Никонов не догадывается. Считает, что опоздал со своей идеей.
- Но они все… так смотрят, - пробормотал обескураженный Лахтин.
- На удачливых люди всегда смотрят о подозрением, - сказал Йегрес. - Если ты не излечишься от страха, переходи лучше инженером в ЖЭК.
Лахтин посмотрел в колодец двора, образованный четырьмя домами. Туда уже натекло вечерней прохлады, и голоса стали глуше, умиротворенней. Сонными нахохлившимися птицами стояли внизу деревья. Утром - он знал - включат полив, и весь двор наполнится шепотом живой воды и свежестью. Утром на черном вымытом асфальте будет стоять его белая "Волга", и шофер Виктор, как всегда, включит негромкую музыку… Нет, переходить в ЖЭК определенно не хотелось.
- В селе ты советовал заняться делом, - напомнил Лахтин. - То есть развивать наступление, не успокаиваться… Дома я перетряхнул все блокноты, записи. Все, что было, ушло в диссертацию. Я пустой, Злодей. У меня нет никаких идей. Никаких! Даже завалящих…
Йегрес пожал плечами.
- Опять ты хочешь, чтобы я сказал то, о чем ты сам прекрасно знаешь. Наука - дело коллективное. У тебя нет идей, но есть возможность их реализовать. А у других идей больше, чем долгов перед получкой… Тебе пора забыть о славе Эдисона и заняться административной работой, а также сбором дивидендов. Идеи… Они растут у тебя под ногами, будто трава, надо только наклониться. Для начала помоги Вишневскому.
- Этому хмырю?! - удивился Лахтин. - Ни за что! Какая с него польза? Только и умеет, что ворчать и говорить людям гадости. Я вообще подумывал, как от него избавиться.
- Ты еще не таким хмырем был бы на его месте, - заявил двойник. - Парень талантлив, а защититься не может. Сам знаешь. Девять лет мурыжится с кандидатской. Впрочем, какой там парень! Он на два года моложе тебя и до сих пор на побегушках. А ведь у Вишневского есть интересные работы. Ты знаешь это и боишься его: из него вырастет достойный соперник. И не только тебе или Фельдману, но и Главному.
- Значит, ты советуешь самому подставить шею? Пусть садится?
Йегрес презрительно фыркнул, пустил через ноздри фиолетово-сизый дым, почти невидимый в темноте.
- Опять ты боишься. Учти: люди это замечают. Они пока молчат, но вскоре пойдут упорные слухи, что Лахтин затирает молодых. Кто-то обязательно скажет: "Он боится", - а там уж настанет черед смельчака, который рискнет заявить, что король-то голый.
- Странные у тебя методы, Злодей. Ты лечишь меня от страха страхом - сам постоянно пугаешь.
- Клин клином вышибают, - Йегрес улыбнулся, обнажив крепкие черные зубы. - А Вишневского ты приголубь. Причем поскорее. Его осчастливишь и сам внакладе не останешься: у парня светлая голова.
Сумерки сгустились, и двойник Лахтина заторопился. Он вскочил с перил и вновь повис в пугающей пустоте.
- Ты обмозгуй мое предложение, - сказал он, - а я полетаю возле окон, посмотрю, как другие живут. Любопытные иногда картины можно увидать… - Черный человек хихикнул и уплыл в сторону высотных зданий нового микрорайона.
Утром, приехав в КБ, Лахтин вспомнил: вот уже месяца полтора он не делал "обхода пациентов". Это выражение он взял у Исая, который не реже чем раз в месяц наносил визиты нужным людям - "чтоб нас не забывали", - смеялся Исай, отмечая в блокноте, с кем надо встретиться лично, а кому достаточно позвонить по телефону.
Лахтин, взяв его систему, несколько усовершенствовал ее. Кроме "нужных и влиятельных", он ввел в число "пациентов" тех, кто мог впоследствии стать нужным или влиятельным. Он постарался изучить интересы и пристрастия этих людей, не говоря уже о слабостях. Жизнь есть жизнь. Один запомнит дружескую рюмку коньяка, другому приятно побыть с начальством на короткой ноге - и тут уж хочешь не хочешь, а играй демократа, третий помешан, скажем, на лошадях или автомобилях. И так без конца. В особых случаях Лахтин оказывал "знаки внимания". Тому "выбьет" путевку через завком, тому подарит блок "Винстона" или японскую шариковую ручку… Кажется, мелочь, а человеку приятно…
Светлана, его двадцатидвухлетняя незамужняя секретарша, завидев Лахтина, поспешно закрыла ящик стола, в котором держала разные зеркальца, помады, пудры, и вскочила будто школьница при виде директора. На ее красивом, но уже немного испорченном косметикой личике появилась улыбка, в которой угадывалась тайная влюбленность в шефа и стремление выглядеть независимой и взрослой.
"Какая прелесть, - подумал Лахтин, оглядывая девушку. - Только позови, только разреши себя любить… Но нет! Сначала ей надо подыскать хорошую работу. В КБ или даже лучше - на производстве. Главное, чтобы подальше от меня. Затем выдать замуж… Впрочем, если она не глупа, это не обязательно… А уж затем…"
Он взял руку Светланы, как бы здороваясь, задержал в своей.
- Чего у тебя руки холодные? - спросил Лахтин и улыбнулся.
- Не знаю, - прошептала девушка.
- А почему у меня горячие - знаешь?
Светлана зарделась, потупила глаза.
- Догадываюсь, - еще тише сказала она.
Лахтин засмеялся и прошел к себе в кабинет. Впервые после смерти матери чувство вины не давило на душу, да и вчерашние страхи растаяли при свете дня: никто и ни в чем его не уличит, нет на нем настоящей вины, а мелкие грехи - у кого их нет?
"Обход пациентов" Лахтин начал со своих двух коллег, таких же, как и он, заместителей главного конструктора, затем обошел всех главных специалистов, поздоровался с начальниками лабораторий, а трем руководителям групп, которые пользовались особым его доверием, рассказал по свежему анекдоту. Без четверти двенадцать он вышел к финишу - приемной самого Миронова, был обласкан секретаршей и через минуту-другую уже сидел в кабинете перед столом Главного.
- Вы знаете, Георгий Викторович, - не без грусти заявил Лахтин. - Я - преступник. Да, именно я, это моя вина. - И тут же, чтобы его раскаяние не превратилось в фарс, перешел от "я" к "мы" и уже серьезно и обстоятельно доложил: - Мы проглядели Вишневского. Он давно перерос свою должность и уж, конечно, мог бы защититься лет пять назад…
- Вы не преувеличиваете? - поинтересовался Главный. - Что-то я не припомню за ним особых талантов.
- Поэтому и проглядели, - сказал Лахтин. - Я просмотрел его работы за последние три года и убедился, что это талант. Конечно, хаотичный, не всегда требовательный к себе, но талант. С ним надо работать, Георгий Викторович. Для начала, если вы не возражаете, я возьму его в свою лабораторию. Вот увидите: через три-четыре года из Вишневского получится как минимум отличный завлаб. Как минимум!
- Вы оптимист, Сергей Тимофеевич. - Главный пожал плечами. - Не возражаю. Тем более, что вам пора обзаводиться учениками.
Миронов помолчал, подвинул к себе красную папку, в которой - Лахтин это знал точно - подавались на подпись наиболее важные "исходящие".
- Не хочу вас обнадеживать, - сказал Главный. - Конкурентов много, и работы их очень серьезные, но сам факт выдвижения…
Сердце Лахтина замерло. "Вот оно! Сбылось! - обожгла его радостная догадка. - Премия! Нет сомнений - речь идет о большой премии".
- Лично я верю в ваш генератор. В наш генератор, - поправил себя Миронов. - Он заслуживает самой высокой оценки. Однако давайте не будем загадывать… Кстати, по поводу монтажа антенны я консультировался с вертолетчиками…
Дальше пошел обычный разговор, который Лахтин вел почти машинально. В сознании одно за другим вспыхивали не очень связные, но такие соблазнительные видения: текст постановления на газетной полосе, салон самолета, какие-то витрины, знакомый берег Пицунды, горка икры в хрустальной вазочке, зрачок телевизионной камеры… Отвлекаясь мысленно, Лахтин все-таки обсудил с главным конструктором все детали предстоящего эксперимента и даже подбросил идею, как ускорить монтаж антенны.
Выйдя от Миронова, он позвонил Ляле.