Все силы духовные и физические, ум, опыт, знания - все концентрируется в одну точку, и человек поступает так, как надо поступить в данных обстоятельствах; или, по крайней мере, как по его мнению надо поступить. А в мелочах он ведет себя импульсивно, непосредственно. В мелочах он не следит за собою. В них он весь, как на ладони. По ним-то и судить следует, что он за человек.
Вражеские батареи между тем, словно спохватившись, стали умолкать одна за другой. Наконец замолчала последняя. Наша артиллерия больше не настаивала, тоже перестала стрелять. И наступила тишина. Не просто ночная или, скажем, лесная тишина. Тишина переднего края.
- Ты погляди, лейтенант, - удивленно сказал Кулемии. - Тучи-то растащило. Звезды.
- Вижу. И полчаса уже. - Пименов помолчал, затем добавил с явно уловимой в голосе усмешкой: - Я вначале вон ту, голубую, что прямо перед нами, в воде заметил. Думал, немцы что-нибудь химичат. А потом вижу рядом еще. Пригляделся; отражение. - Он еще помолчал. - Очень гладкая вода.
- Это Вега.
- Знакомое название. В детстве когда-то слышал. Давно.
- А вон та яркая, видишь, справа, над самым лесом...
- Из себя такая оранжевая?
- Вот-вот. Это Арктур.
- А что она обозначает?
- Да в общем ничего, - неожиданно для себя самого смешался Кулемин. Красивая звезда... Есть в ней что-то такое...
Он поймал себя на том, что чуть было не стал распространяться об эстетическом волнении, какое всегда вызывала в нем звездная графика, о том философском умонастроении, о той приятной грусти, которые всегда дарило ему звездное небо. Названия созвездий звучали для него музыкой и вызывали длинную цепь приятных ассоциаций. Наконец, - и это было самым существенным - некоторые звезды были для него как бы вешками, напоминаниями о реальных, приключившихся с ним событиях. Но об этом знал только он один. Только ему они говорили об этом. Все было настолько личным: звезды в его окне - звезда в окне его любимой-звезда, на которую впервые обратил его внимание отец, ткнул пальцем и спросил:
а вот эту звезду ты знаешь, мой мальчик? Это Мира, что в переводе с латыни значит "дивная"; она то вспыхивает ярко, то совсем угасает; думаешь - нет ее, а она уже вновь горит; она дышит, она живет, совсем как человек; ведь и нам иногда не мешает перевести дух, не так ли, мой мальчик? чтобы собраться с силами - и снова за дело...
-Разве это возможно рассказать? Разве это возможно понять - если не имеешь подобного же опыта?.. Жизнь, если чуть отстраниться, иногда кажется смешной и глупой. От первого, поразившего мальчишечье воображение красивого слова "Мира", - к изучению латыни, а затем - итальянского, наконец - Ренессанса... А если бы не было той ночи и вопроса: а вот эту звезду ты знаешь, мой мальчик? как бы асе оно повернулось?..
- А вообще-то какие-нибудь звезды ты знаешь, лейтенант?
- Ну конечно, - невозмутимо ответил Пименов. - Большую Медведицу знаю. И Полярную. Мне одной Полярной за глаза хватает. На все случаи жизни.
- Понимаю...
Этот практический подход, этот невольный меркантилизм... Имел ли право Кулемин даже молча, не высказывая вслух, винить Пименова? Нет, конечно. Что он видел, этот лейтенант? - бон, окопы, минные поля, искаженные предсмертным изумлением лица часовых, пену в углах рта у пленных... А красота... Красоте надо учить. Может быть обязательно с детства... А если это действительно так? - вдруг подумал Кулемин. - Боже мой! ведь если это действительно так, сколько людей никогда не узнают, что это такое...
...Когда растаяла, сошла на нет его задумчивость, его вселенская меланхолия, - этого Кулемин и сам не заметил.