Девушка и чудовище
Великое волнение завладело умами, ибо вновь настала пора решать. Старейшины проголосовали за жертвоприношение, несмотря на протесты самого старшего, Риллика.
- Нам нельзя сдаваться! - твердил он.
Но ему не ответили, и молодая девственница была отведена в пещеру дымов и накормлена сонными листьями.
- Так не должно быть, - упорствовал Риллик. - Это неправильно.
- Так было всегда, - возражали ему, бросая озабоченные взгляды туда, где солнце лило утренний свет.
А по густому лесу уже приближался Бог.
- Нам пора уходить.
- Но почему не остаться хоть раз? Не посмотреть, что будет делать бог-чудовище?
- Довольно богохульствований! Идем!
- С каждым годом нас все меньше, - втолковывал, плетясь следом, Риллик. - Однажды нам просто некого будет приносить в жертву.
- Тогда мы умрем, - ответили остальные.
- Так зачем же откладывать? - взывал он. - Давайте примем бой сейчас, пока у нас еще есть силы!
Но они качали головами с возрастающей век от века безропотностью. Все чтили возраст Риллика, однако не разделяли его мнения. Лишь последний взгляд, украдкой, бросили они назад на закованного в латы Бога, со смертоносным мечом восседающего на украшенном золоченой попоной коне. Там, где рождались дымы, забила хвостом юная девушка, закатывая дикие глаза под прекрасные бровные пластины. Она почувствовала божественное присутствие и заревела.
Подойдя к лесу, Риллик остановился, поднял скошенную лапу, пытаясь сформулировать мысль, и наконец заговорил:
- Я помню, - сказал он, - другие времена.
Роберт Силверберг
Как хорошо в вашем обществе
Он был единственным пассажиром на борту корабля, единственным человеком внутри изящного цилиндра, со скоростью десять тысяч миль в секунду удаляющегося от Мира Бредли. И все же он не был одинок. Его сопровождали жена, отец, дочь, сын и другие: Овидий и Хэмингуэй, Платон и Шекспир, Гете и Аттила, и Александр Великий - кубики с матрицами близких и знаменитостей. И старый друг Хуан, человек, который разделял его мечты, ту же утопическую фантазию. Хуан, который был с ним с самого начала и почти до самого конца… Нет, он не почувствует одиночества за три года путешествия к месту своей ссылки.
Шел третий час полета. Возбуждение после неистового бегства постепенно спало, он успокаивался. На борту корабля принял душ, переоделся, отдохнул. Пот и грязь от дикой гонки через потайной туннель исчезли, не оставив и следа, однако в памяти еще долго сохранятся и гнилостный дух подземелья, и неподдающиеся запоры ворот, и топот штурмовиков за спиной. Но ворота открылись, корабль был на месте, и он спасся. Спасся.
Поставлю-ка я матрицы…
Приемный паз в рубке управления был рассчитан на шесть кубиков. Он взял первые попавшиеся, вложил их на место, включил активатор. Затем прошел в корабельный сад. Экраны и динамики располагались по всему кораблю. В воздухе стоял влажный приторный запах. На одном из экранов расцвел полный, чисто выбритый, крупноносый человек в тоге.
- Ах, какой очаровательный сад! Я обожаю растения! У вас дар к выращиванию!
- Все растет само по себе. Вы, должно быть…
- Публий Овидий Назон.
- Томас Войтленд. Бывший президент Мира Бредли. Ныне в изгнании, надо полагать. Военный переворот.
- Примите мои соболезнования. Трагично! Трагично!
- Счастье, что мне удалось спастись. Вернуться, наверное, никогда не удастся. За мою голову, скорее всего, уже назначили цену.
- О, я сполна изведал горечь разлуки с родиной… Вы с супругой?
- Я здесь, - отозвалась Лидия. - Том? Том, пожалуйста, познакомь меня с мистером Назоном.
- Взять жену не хватило времени, - сказал Войтленд. - Но по крайней мере я захватил ее матрицу.
Лидия выглядела великолепно; золотисто-каштановые волосы, пожалуй, чуть темноваты, но в остальном - идеальная копия. Он записал ее два года назад. Лицо жены было безмятежно. На нем еще не запечатлелись следы недавних волнений.
- Не "мистер Назон", дорогая. Овидий. Поэт Овидий.
- Да-да, конечно, приношу извинения… Почему ты выбрал его?
- Потому что он культурный и обходительный человек. И понимает, что такое изгнание.
- Десять лет у Черного моря, - тихо проговорил Овидий. - Моя супруга осталась в Риме, чтобы управлять делами и ходатайствовать.
- А моя осталась на Мире Бредли, - сказал Войтленд. - Вместе с…
- Что ты там говоришь об изгнании, Том? - перебила Лидия. - Что произошло?
Он начал рассказывать про Мак-Аллистера и хунту. Два года назад, при записи, он не объяснил ей, зачем хочет сделать ее кубик. Он уже тогда видел признаки надвигающегося путча. Она - нет.
Пока Войтленд говорил, засветился экран между Овидием и Лидией, и возникло изборожденное морщинами, загрубевшее лицо Хуана. Двадцать лет назад они вместе писали конституцию Мира Бредли…
- Итак, это случилось, - сразу понял Хуан. - Что ж, мы оба знали, что так и будет. Скольких они убили?
- Неизвестно. Я побежал, как только… - Он осекся. - Переворот был совершен безупречно. Ты все еще там. Наверное, в подполье, организуешь сопротивление. А я… а я…
Огненные иглы пронзили его мозг.
А я убежал.
Ожили и остальные экраны. На четвертом - кто-то в белом одеяний, с добрыми глазами, темноволосый, курчавый. Войтленд узнал в нем Платона. На пятом, без сомнения, Шекспир; создатели кубика слепили его по образу и подобию знаменитого портрета: высокий лоб, длинные волосы, поджатые насмешливые губы. На шестом - какой-то одержимый, демонического вида человек. Аттила? Все разговаривали, представлялись ему и друг другу; их голоса сливались в голове Войтленда в болезненный шум. Не находя покоя, он брел среди растений, касаясь листьев, вдыхая аромат цветов.
Из какофонии звуков донесся голос Лидии:
- Куда ты направляешься, Том?
- К Ригелю-19. Пережду там. Когда разразилась беда, другого выхода не оставалось. Только добраться до корабля и…
- Так далеко… Ты летишь один?
- У меня есть ты, правда? И Марк, и Линке, и Хуан, и отец, и все остальные.
- Кубики, больше ничего.
- Что ж, придется довольствоваться, - сказал Войтленд.
Внезапно благоухание сада стало его душить. Он вышел через дверь в смотровой салон, где в широком иллюминаторе открывалось черное великолепие космоса. Напротив располагались экраны. Хуан и Аттила быстро нашли общий язык; Платон и Овидий препирались; Шекспир задумчиво молчал; Лидия с беспокойством смотрела на мужа. А он смотрел на россыпь звезд.
- Которая из них - наши мир? - спросила Лидия.
- Вот эта, - показал он.
- Такая маленькая… Так далеко…
- Я лечу только несколько часов. Она станет еще меньше.
У него не было времени найти их. Когда раздался сигнал тревоги, члены его семьи находились кто где - Лидия и Линке отдыхали у Южного полярного моря, Марк работал в археологической экспедиции на Западном плато. Интеграторная сеть сообщила о возникновении "ситуации С" - оставить планету в течение девяноста минут или принять смерть. Войска хунты достигли столицы и осадили дворец. Спасательный корабль находился наготове, собирая пыль в подземном ангаре. Связаться с Хуаном не удалось. Связаться не удалось ни с кем. Шестьдесят из драгоценных девяноста минут ушли на бесплодные попытки разыскать друзей. Он взошел на корабль, когда над головой уже свистели пули. И взлетел. Один.
Но с ним были кубики.
Изощренные творения. Личность, заключенная в маленькую пластиковую коробку. За последние несколько лет, по мере того как неизменно росла вероятность "ситуации С", Войтленд сделал записи всех близких ему людей и на всякий случай хранил их на корабле.
На запись уходил час; и в кубике оставалась ваша душа, лично ваш набор стандартных реакций. Вложите кубик в приемный паз, и вы оживете на экране, улыбаясь, как вы обычно улыбаетесь, двигаясь, как вы обычно двигаетесь… Всего лишь матрица, порождение компьютера, но запрограммированная участвовать в разговоре, усваивать информацию и менять свои мнения в свете новых данных - короче, вести себя, как истинная личность.
Создатели кубиков могли предоставить матрицу любого когда-либо жившего человека или вымышленного персонажа. Почему бы и нет? Вовсе не обязательно копировать программу с реального объекта. Разве трудно синтезировать набор реакций, типичных фраз, взглядов, ввести их в кубик и назвать получившееся Платоном, Шекспиром или Аттилой? Естественно, сделанный на заказ кубик какой-нибудь исторической личности обходился дорого - сколько потрачено человекочасов работы! Кубик чьей-нибудь усопшей тетушки стоил еще дороже, так как мало шансов существовало на то, что он послужит прототипом для других заказов. Но каталог предлагал широкий ассортимент моделей, и Войтленд, оснащая свой корабль, выбрал восемь из них.
Сотоварищи-путешественники по долгому одинокому пути в изгнание, который, он знал, рано или поздно ему предстоит. Великие мыслители. Герои и злодеи. Он тешил себя надеждой, что достоин их общества, и отобрал самые противоречивые личности, чтобы не лишиться рассудка во время полета. В окрестностях Мира Бредли не было ни одной обитаемой планеты. Если когда-нибудь придется бежать, бежать придется далеко.