Когда эта линия дошла до своего конца, он начал новую, а когда и эта кончилась, он принялся постукивать по пергаменту тупым кончиком палочки, одновременно имитируя телом движения, пока не возникло ощущение, будто он идет по освещенной тусклым светом пустыне, с маленькими холмиками и неровностями. Каждый новый шаг в точности повторял предыдущий – так обычно ходят на большие расстояния, соразмеряя свои силы с дистанцией пути и со временем, которое уходит на этот путь. Вдалеке он уже видел Шип на фоне неба, подсвеченного закатом, видел камни поблизости, черные и серые с узкими полосками света там, где последние солнечные лучи падали на их бока, слепо смотрящие в сторону Шипа.
Под всем этим на песке он изобразил человека без шлема оружия, без сил лежащего на песке с прижатыми к груди руками. Теперь он видел и амрса, немного в отдалении, касавшегося песка только кончиком одной лапы, с одним крылом поднятым вверх, круто разворачивающегося назад, с летящей по кругу следом за ним бахромой, переносящего свой вес на вторую лапу, при помощи которой он и начал это движение вокруг. Амрс тянул шею вперед и открыл пасть – он явно порывался сделать что-то отчаянное и злое.
Осталось дорисовать пальцы амрса на его руке, видимой со стороны упавшего человека. И весь фокус состоял в том, думал Джексон Второй, критически разглядывая картину, что этот бегущий амрс ошибается. Его нога в воздухе завершает свое движение неверно. Как только она ступит на песок, другая его нога должна будет двинуться вперед, но проскользнет – немного, но достаточно для того, чтобы амрсу, который намеревался прыгнуть к человеку, используя эту ногу как толчковую, сделать это стало неудобно, а после чего, шагом позже, он споткнется наверняка. И все так и будет, если в его незаконченной руке сейчас не появится что-то, что уравновесит собой его тело. И тогда Джексон пририсовал копье.
Глава пятая
1
Отлично, отлично, думал он, рассматривая свой смертный приговор. Наконец-то ты сделал то, что хотел. Он подхватил с пола одну из своих стрел и острием принялся торопливо вырезать из оконной рамы рисунок. Он чиркал жалом наотмашь и не слишком аккуратно, но по ходу дела отметил, что разрезы все-таки получаются прямые и не портят рисунок.
Закончив, он обнаружил, что с открытым окном комната приобрела очень интересный вид. Сунув стрелу под мышку, он немного постоял посреди комнаты, со скрученным в трубочку рисунком в руке, сжимая его так крепко, будто опасался, что он сию же минуту ускачет от него и бросится прямо в огонь. Но что толку с того? – подумал он. Раньше или позже они все равно убьют тебя, с поводом или без. Убивать хочется хотя бы потому, что сама мысль о желании убийства придает столько уверенности в собственных силах, что любые уважительные доводы после этого становятся просто не нужными.
Внезапно ему невыносимо захотелось, чтобы здесь оказался кто-нибудь, кого он мог бы убить. Но он не мог перебить их всех и жить здесь дальше в одиночестве. Это было понятно.
Он вышел на улицу, со своими посохом и стрелами, в сдвинутом на затылок шлеме с расстегнутым ремешком и половиной пузыря воды сзади на поясе, покачивающемся в такт шагам. С собой он вынес свой пергамент, но чувствовал себя с ним неловко, потому что привык, чтобы одна рука всегда оставалась свободной. Его плечи здорово болели, ему следовало немного поспать и поесть. Обоженная на солнце кожа на ушах и задней части шеи ужасно чесалась.
Когда из своего укрытия, где она поджидала его, ему навстречу вышла Петра Джованс, он смерил ее хмурым взглядом. Неожиданно ему захотелось выяснить количественную долю фермерского убожества в ней.
– Тоже хочешь прийти на мое пиршество? – спросил он, сдобрив свои слова немалой толикой яда.
Она посмотрела на него сверху вниз, слегка наклонив голову к плечу.
– Нет, я не хочу быть такой же, как все.
Она сказала это просто, и ее глаза были чисты. Она сказала это так же, как могла бы сказать, что из кранов течет вода, а верхушка Шипа блестит на солнце. Посмотрев на нее, он понял все полностью, сразу и внезапно. Понял, что она пришла сюда, чтобы сказать, что хочет быть его женщиной. У нее имелась только одна причина для того, чтобы прийти сюда, так уж она была устроена – так понимал ее устройство он. И действие этого устройства отличалось от того, что предположительно должно было происходить между мужчиной и женщиной.
И вот она стоит перед ним, здесь, и ждет. И только лишь заглянув в ее глаза, он уже знал все ее мысли – она думала о том, что только что прозвучавшие слова ее были хороши, но не хуже тех слов, которые она собиралась сказать еще. В этом-то было все дело. Мол, вот я перед тобой и говорю. Говорю так, чтобы казаться хорошей настолько, что любой мужчина, вроде Джексона Второго, возьмет меня себе не задумываясь. Вроде того: "Черт возьми, Почтенный, ты необычен и я необычна, теперь давай выясним насколько один необычный может казаться необычным другому необычному".
Ну уж нет, подумал он, ты сама напросилась. Весь день сегодня сплошные неприятности – а у нее даже не хватает сообразительности это почувствовать. Точно напросилась.
Сдавайся, сдавайся, крикнул он беззвучно самому себе и мысль о том, что одного убийства, одного из нас, для одного дня все-таки более чем достаточно, обдала его горячей волной.
– Ладно, тогда возьми вот это, – сказал он и протянул ей свернутый трубкой рисунок. – Ты хочешь отличаться. Это отличается от того, что ты знаешь.
Девушка развернула рисунок, всмотрелась в него, потом снова подняла на него глаза.
– Ты же не выдумал это, так ведь? Здесь все так, как было, по-настоящему?
– Да. И теперь ты с этим связана.
То, что он сказал ей после этого, было вообще необъяснимо:
– Кстати, меня зовут Джим.
Сказав это, он повернулся и ушел, оставив ее стоять там, где она стояла.
Эх вы, люди, думал Почтенный Джексон Черный Второй. Люди. Люди!
2
Народа на улице прибавилось. Фермеры возвращались со своих полей, женщины готовили еду и занимались хозяйством. Запах свежего хлеба висел вокруг Шипа, как туман. Почтенные или спали или занимались упражнениями. Повсюду заметно было множество играющих ребятишек, некоторые из них пытались было увязаться следом за Вторым. Избавиться от них не составляло труда – достаточно взглянуть на них так, будто они были ничем. Джексон так и сделал, потому что ему нужно было оставаться одному. Петра не пошла за ним; Петра вообще ни за кем не пошла бы. Она ждала. Может быть, она еще пойдет за ним, когда этого уже никто не сможет увидеть, и обязательно сделает это так, будто отправилась куда-то по своим, независящим от него, делам.
Джексон шел к Шипу, чтобы взглянуть на амрса. Оказавшись на месте, он изучил пузыри животного, где оно хранило запасы своего духа и воды, необходимые ему для продолжительных ночных скитаний. Мертвый амрс напомнил Джексону худого, иссушенного человека с необычно большим числом крупных желваков под кожей. Джексон еще раз усмехнулся про себя, в очередной раз сравнив птицу с Первым Старейшиной.
Филсон Красный улыбался ему, потирая подбородок и щеки, – казалось, любая деталь во внешности Филсона говорила о его мужественности. Относительно себя Джексон Второй иллюзий не строил – его лицо, там, где с него сбрили бороду, должно было быть сейчас младенчески-розовым, но он ненавидел даже саму возможность того, что Филсон может думать о том, как смешно Второй выглядит. Красный сказал:
– Сдается мне, что на твоей пирушке соберутся все кому не лень, ага? Всем-то наверно только нюхнуть и достанется.
– Ну что же – если тебя это беспокоит, то давай я послежу за птицей, а ты сходишь и принесешь еще одну, чтобы накормить всех.
Гаррисон негромко хмыкнул. Выражение лица Филсона не изменилось.
– Некоторые думают, что со всеми своими долгами они смогут расплатиться в один день, – произнес он задумчиво.
Джексон обнаружил вдруг, что смотрит в упор в глубину Филсоновых глаз.
– И всегда и теперь я уверен в том, что одного дня для этого более чем достаточно, – ответил Второй и подумал о том, что основная неприятность при убийстве человека без предупреждения заключена в том, что после этого приходилось подолгу болтаться около Шипа, дожидаясь приговора Первого, что совмещалось с продолжительными постами, высиживанием слушаний и разбирательств. Обычный человек мог запросто заболеть и умереть, так и не дождавшись решения такого суда. Джексон повернулся и зашагал прочь мимо бетонных домишек. И шел, так не останавливаясь.
Глава шестая
1
Он лежал, закопавшись в песок, в жаре и сухости. Настроение у Джексона Второго было преотвратным. Он замер в песке, стараясь дышать как можно тише, высунув наружу один лишь нос, и единственной связью с окружающим миром был только слух. С того момента, как он ушел от Шипа, прошло уже три четверти дюжины часов. Не так давно он начал слушать в песке звуки – чука-чука-чука – быстро бегущих ног, доносящиеся иногда издали, иногда откуда-то совсем рядом. Звуки исходили от Шипа, а значит, это были не амрсы. Он удалился от Шипа на достаточное расстояние, так что не так-то просто будет его, Джексона, разыскать.
Отправь Первый в пустыню даже тридцать или сорок Почтенных, все равно поиски Джексона в районе радиусом равным расстоянию, которое он успел положить между собой и железным острием с маленькими бетонными домишками вокруг, займут невообразимое количество времени.
О том, что его все-таки могут найти, он не беспокоился совершенно, с одной стороны потому, что у Первого для успешных поисков не было необходимого количества людей, а с другой, потому что найти его могли сразу не больше одного-двух Почтенных.