Но "кое-что" маклер узнал. В день отъезда Азореса он неожиданно появился с четырьмя справками о четырёх Скоттах, которые больше других походили на того, которого ищет Азорес.
Журналист просмотрел справки и остановился на одной. В ней было сказано немногое: "Несколько лет назад в Нью-Йорке существовала небольшая рекламная контора какого-то Скотта и Вильямса. Эта "компания" была нестоящей, то есть у неё не было основного капитала, хотя она и умудрялась делать небольшие обороты. После одного удачного трюка Скотт и Вильямс исчезли. "Возможно, бежали в Палестину. Дальнейшая их судьба неизвестна".
Азорес поблагодарил маклера, заплатил ему за справки и взял их с собой. "Возможно, пригодятся".
Вечером он уже летел в самолёте.
Первый визит - к Кару.
Как он похудел и побледнел! Но на лице всё та же улыбка, скорбная улыбка человека, который хочет показать, что его дела - о, конечно, копеечные! - не столь уж плохи. Без этой улыбки разве лавочник отпустит в кредит, а домовладелец разве подождёт с квартирной платой?
- Как я рад вас видеть, дорогой товарищ Азорес! - воскликнул Кар, потирая свои сухие руки. - Дела идут успешно. Каковы последние новости?
Азорес рассказал.
- Последнее, что я видел, - это как Гинзбург потерял кожаную сумочку, висевшую на груди скелета, и как наш "паук" опустился, чтобы вытащить какой-то бочонок… Но что с вами, дорогой Кар? Вы так побледнели…
- Скелет… сумочка! - закричал Кар подавленным от волнения голосом. - И вы говорите, что его нашли возле шлюпки с "Левиафана"?
- Да, близ шлюпки, поднятой на борт траулера.
- Да ведь это же скелет Хургеса! - По худым, заросшим рыжей щетиной щекам Кара потекли обильные слёзы.
Азорес расчувствовался. Даже корреспонденту не так уж часто случается видеть, как плачут взрослые мужчины.
- Может быть, вы ошибаетесь? Скелеты все похожи. Я, признаюсь, не отличил бы даже женского скелета от мужского.
- Нет, нет, это он, это мой бедный Хургес! Так вот что осталось от него. Какая несправедливость судьбы! Такой ум! Такой человек! Он так и не увидел своей новой родины. Мир потерял великого человека. Скелет возле шлюпки. А сумочка… Вы знаете, что было в этой сумочке? Вот здесь, в этой комнате, Хургес показывал её мне и примерял к своей груди…
"Если пароход будет тонуть, я эту сумочку привяжу на шею, - сказал тогда он. - Возможно, мне посчастливится спастись на шлюпке". Да. В сумочке находилось его изобретение - бумаги со схемами и формулами… Но бумаги, конечно, уже испорчены водой. Гинзбург напрасно так сокрушался, я бы его успокоил. Но он сам виноват, - с мягким укором продолжал Кар. - Почему он не вспомнил обо мне?
- Товарищ Кар, Гинзбург, возможно, не очень виноват. Он при мне несколько раз пытался связаться с вами, но не получал ответа. И мы решили, что или вы больны, или что-то вам мешает.
- Это верно, - оживился Кар. - Мои дела вовсе плохи, - не сегодня-завтра меня уволят. Хозяева решили, что, как ни мало они мне платят, это роскошь, когда вся заработная плата идёт одному человеку. И они поделили мой оклад между двумя служащими. Да, да! Они пригласили ещё одного, который чем-то выслужился. Теперь мы работаем с ним через день. По сути дела, он, как и я, почти ничего не делает для фирмы - нет работы. Всё стоит. А мой сотрудник к тому же ещё и ленив. Дремлет вот в этом кресле. И это хорошо. Из-за лени он ничем не интересуется. Мне пришлось всё же перенести нашу коротковолновую радиостанцию к себе на квартиру. А это рискованно. Но ничего не поделаешь. И в те дни, когда я работаю или, вернее, не работаю, я уж не могу разговаривать с вами. Но я обязательно сообщу дни. И мы будем продолжать… если только…
- Если что?
- Если меня совсем не выгонят и я не умру под забором.
Азорес забарабанил пальцами по столу.
- Товарищ Кар, а почему бы вам не уехать в СССР? Вы там будете необходимы. Ведь вы сотрудник Хургеса!
Красноватые веки с рыжими ресницами вздрогнули. В глазах Кара блеснул радостный огонёк, блеснул и погас.
- Это невозможно, - тихо сказал он. - Ведь у меня нет средств на такую далёкую поездку.
- Средства найдутся, - с уверенностью сказал Азорес. - Вот и решено. Вы поедете со мной. Вас здесь ничто не держит? Ну, я имею в виду родных, возможно - возлюбленную…
Кар вспыхнул, как девушка.
- О, нет! Я одинок, как перст. И я готов выехать хоть сегодня.
- Сегодня рано, - промолвил Азорес улыбаясь. - Вы мне ещё здесь окажете помощь. Ведь вы уже слышали о Скотте?
- Как же! И понять не могу, что ему надо или как он узнал о тайне Хургеса, если только он узнал о ней. Это мне чрезвычайно неприятно. Это бросает тень на меня… Могут подумать, что я продал тайну…
Азорес пожал Кару руку.
- Прекрасно. И чтобы вам не мешала работа в этой мышиной норе, вы сегодня же откажетесь от должности…
- Отказаться от должности?! - со страхом вскрикнул Кар.
- Разве вы не решили ехать со мной? - удивлённо спросил Азорес.
Кар провёл рукой по лбу.
- Да, да, конечно… Но всё это так неожиданно! Ну, конечно же, сегодня же я сам заявлю, что ухожу. Но ведь у нас это чрезвычайное происшествие!
- …и мы с вами примемся за розыски. Узнаем, что возможно, и потом улетим в Атлантический океан, к месту нашей экспедиции. Я уверен, что вы не пожалеете.
- И после этого уверяют, что чудес на свете не бывает, - сказал Кар. Его руки дрожали, как в лихорадке. От волнения он стал переставлять с места на место индукционные катушки, словно уже собирался в дорогу.
ИСТОРИЯ МИСТЕРА СКОТТА
"Паук" схватил добычу и потащил её вверх. На этот раз Гинзбург попросил поднимать его возможно медленнее. Телеоко он решил оставить на дне. Если бочонок упадёт, то вертикально - на то же место. И Гинзбург внимательно следил за экраном. Но на нём мелькали только рыбы, гнавшиеся друг за другом, да воздушные медузы. Наконец Гинзбург с облегчением услышал:
- Есть! Бочонок перевалил за борт.
Три пары глаз оторвались от экранов: капитан следил в своей каюте, Гинзбург - на палубе в специальной камере, Миша - в штабе.
Миша волновался. Это он первым заметил бочонок. Что же в бочонке? Миша присел на постели и попросил Гинзбурга, чтобы никто не заслонял бочонок от объектива приёмного аппарата.
- А-а-ах! - вдруг донёсся чей-то, как показалось всем, женский голос с моря. Все повернули головы.
Пока поднимали бочонок, "Урания" успела всё-таки обогнуть траулер, - не зря она была быстроходным судном. Скотт увидел бочонок и… Что сталось с этим холодным самоуверенным человеком, который так умел владеть собой! Он закричал, как истеричка, уронил бинокль в воду и упал на палубу, словно сражённый пулей.
Гинзбург и капитан переглянулись. Скотт обнаружил свою тайну. Так вот что, он искал, бочонок! В этом бочонке хранится, конечно, не тухлая солонина…
Один матрос поднял бочонок и снова положил.
- Ого, тяжёленькую добычу поймал наш "паук", - пошутил он. - Дайте скорее топор!
Через несколько минут обручи были сбиты, бочонок открыт. Он был полон золотых слитков.
- Что, что там, в бочонке? - крикнул Миша так громко, что отец прибежал из столовой.
- Что случилось? - спросил он.
- Золото, золото, золото! - прозвенел голос Гинзбурга. - Этого достаточно, чтобы вся экспедиция окупилась!
И Борин-отец увидел Гинзбурга, который держал высоко в руке сверкающий слиток золота.
- Пусть полюбуется мистер Скотт, - хохотали матросы.
А мистер Скотт уже пришёл в себя. Из-за борта появились сначала его руки со скрюченными пальцами, потом перекошенное от злобы лицо.
- Бандиты! Разбойники! Будьте вы прокляты! - ревел он хриплым голосом и вновь сполз за борт.
Смех матросов был ответом на этот истерический выкрик человека, потерявшего самообладание.
Скотта подняли и перенесли в каюту. Он прогнал всех и выпил целую бутылку рома. "Ром успокаивает нервы, как виски - приступы малярии", - так полагал Скотт.
- Бочонок… Мой бочонок… Золото… его вторично крадут у меня… О, проклятый Вильямс, проклятые большевики!.. - И Скотт потерял сознание.
Ему чудились бесплодные пустыни, мулы, мешки с провизией, палящее солнце, проводники-индейцы, ножи, костры, прерии, горы… И Вильямс, толстый Вильямс… На привале он своей тушей придавил Скотта, и Скотт задыхается от тяжести тучного тела. Вильямс закрывает своим телом вход в пещеру, и Скотт задыхается. Вильямс хватает мешки с золотом и удирает на мулах, а Скотт бежит за ним по плоскогорью, безлюдному, как поверхность Луны, горячему, как раскалённая плита, и кричит: "Стой, стой, предатель!"
Эти крики разносились по пароходу. Матросы покачивали головами и говорили:
- Совсем свихнулся.
- Золото в голову шибануло, - заметил старый матрос. - Оно крепче спирта обжигает.
Через несколько часов Скотт приподнялся, облил голову холодной водой, посмотрел в иллюминатор, откуда был виден траулер, и процедил сквозь зубы:
- Однако не всё ещё потеряно, и… мы потягаемся, чёрт побери!
На пароходах советской экспедиции и в Москве, в штабе, радовались.
- Найдено золото! Но это лишь случайный подарок океана, - сказал Барковский. - Стократ краше и дороже золота то, что тайна Хургеса, очевидно, неведома Скотту и неизвестна никому за границей, кроме Кара и Азореса. А открытие Хургеса - ценнее золота.
- Пригодится и золото, - сказал Миша. Ведь это он, сидя в московской квартире, нашёл на дне Атлантического океана бочонок.
- Ну, теперь мистер Скотт, наверное, снимется с якоря и уйдёт, с чем пришёл. Он больше не будет мешать, - сказал Барковский.
Но он ошибся. Скотт продолжал поиски.