* * *
А мы все ждем и ждем, и оба понимаем – кого...
– Зачем ты это сделал, ДимАс, – спрашивает он.
– Ты про своего профессора?
– Я про всё.
– Это просто. Если занимаешься боевыми искусствами, то весь насквозь пропитан идеей самосовершенствования. Сегодня лучше, чем вчера, завтра лучше, чем сегодня. Преодолеваешь преграды, которые сам же и создаешь. Шаг за шагом. Бродячий кот, да обласкают его в кошачьем раю (я показываю на журнальный столик) – один шаг, похотливый кобель-профессор – следующий шаг, и наконец – ты... это привычка, Барский. Порядок вещей.
– Это убогость мышления, Клочков, – говорит он мертвым голосом. – Теперь понятно, почему ты такой педант. Какое, к черту, "самосовершенствование"? Человеку все дано изначально. Открой свой цитатник, наверняка там написано то же самое.
Надо же... Где он таких фраз понабрался, уродец? Я вдруг испытываю к Щюрику симпатию. Что-то прежнее возвращается, что-то живое, ведь на самом деле я теперь думаю точно так же! Всего одной ночи мне хватило, чтобы сломался порядок вещей. Несколько часов – в состоянии отложенной смерти...
– А ты разговорился, – ворчу я. – Петля ослабла?
Он висит на ниточке, мы с моей болью – растеклись в кресле. Ситуация под контролем. Однако петля на шее, конечно, не тот аргумент, не тот. Где же тот?
– Да мы с Витей разыграли тебя! – произносит Щюрик с неожиданной энергией. – Ты что, до сих пор не допер?
– Это признание? – уточняю я.
– Какое, на фиг, признание! Просто хотели проверить, клюнешь ли ты на эту удочку.
В его неуклюжем вранье – безумная надежда смертника. Как мне понятны эти чувства...
– И что, клюнул?
– Похоже на то.
Он то ли смеется, то ли плачет. Жалкая сцена.
– Жить хочешь, да? – спрашиваю я с сочувствием.
– Хочу.
– Оно и видно. Рыболов-спортсмен.
– Не веришь, что разыграли?
– А чему здесь верить? Можно, конечно, преднамеренное убийство назвать розыгрышем, но суть не изменится.
– Какой же ты болван... – стонет Щюрик. – Да что же это такое... Как же это все получилось-то...
Рыжий зверь в туалете настойчиво скребет кафель. У него – свой порядок, свои понятия о совершенстве. Справив невидимые людям дела, кот выходит – торжественно, с чувством выполненного долга. Уже не прячась. Вожак.
– Долой разговоры! – восторженно объявляю я. – Как тебя зовут, гладкошерстный?
– Кот Дивуар, – откликается Щюрик.
Нежность вспыхивает в его голосе и тут же гаснет. Так-так. Нежность – хороший аргумент, думаю я. Нежность можно и нужно использовать...
– Кот Дивуар?
– Смешно, да? Страна такая есть в Африке.
"Cote-d'Ivoire" , беззвучно шевелю я губами. "Берег слоновой кости" в переводе. Обожаю французский... Острый приступ азарта сбрасывает меня с кресла:
– Не учи учителя, двоечник!
Рыжий жмется к полу, реагируя на звук. Я падаю сверху, как леопард, хватаю зверя за холку, собираю в горсть жировые складки, однако и он – из породы кошачьих; вывинчивается одним бешеным рывком, раздирает мне руку задними лапами и взлетает по одежде на вешалку.
Ох! Полнота его и леность ввели меня в заблуждение. Зря я снял пиджак, зря закатал рукава... Тут же, не теряя темпа, кот прыгает поверх моей головы, рассчитывая скрыться в столовой. Отточенным киком я достаю его на излете: мой старенький кроссовок припечатывает животное к косяку. Коротко мявкнув, взъерошенный клубок шерсти несется на всех парах в детскую комнату. Взяв из туалета швабру, я иду следом. Из глубоких царапин на моей руке течет кровь, кожа местами лохматится, но боли нет. Вся моя боль – вокруг груди и вокруг головы...
Кот обнаруживается под детской кроватью. Одного вида швабры достаточно, чтобы он, панически пометавшись между пыльными детскими игрушками, полез в узкую щель за шкафом. Мебель здесь стоит вплотную, этого я не учел. Слышны яростные, сумасшедшие по накалу звуки, идущие вдоль стены, и вот я вижу своего противника на шкафу, под самым потолком. Каким невероятным усилием смог он вознестись туда? Какой волей к жизни? Свесив щекастую морду, наблюдает за мной огромными зелеными глазами, полагает себя в безопасности. Ну-ну...
Приношу из прихожей спиннинг. Крючок на конце – не простой! Тебе понравится, дьявольская бестия. Не один, а целых три намертво закрепленных крючка, называемых в просторечье "тройником". Тяжеленная блесна дополняет снаряжение. Очевидно, с этим инструментом, в отличие от швабры, рыжему бойцу сражаться еще не приходилось, оттого он так спокоен. По-моему, даже улыбается. Сейчас твою улыбочку перекосит, тварь. Я отматываю побольше лески, временно откладываю спиннинг и тщательно прицеливаюсь. Потом перекидываю "тройник" через кота, резко дергаю на себя, и с первой же попытки...
Подсек! Есть!
Противник, не успев ничего сообразить, валится вниз. Оглушительный вой наполняет квартиру: сразу два крючка застряли у Кота Дивуара где-то за ухом. Волоку добычу по полу – за леску, оберегая целостность своих и без того пострадавших конечностей. Зверь катается на спине, не понимая, как освободиться. А вот и спальня.
– Леонид, не снимай бак! – задушенно кричит Щюрик.
Да, зрелище не для детей. Но, с другой стороны, с чего бы Леониду нарушать запрет, если я не давал ему разрешения?
По ходу движения бью в дюралевый бок ногой.
– Кто там? – моментально откликается мальчик.
– Дома кто-нибудь есть?
– Папа спит и не разрешал его будить.
– Врешь, Ленька, нет у тебя никакого папы.
– Приходите попозже, – подытоживает он.
"Мой ученик, – пронзает меня гордость. – Мой маленький идиот". Несвоевременная вспышка слабости...
Подтаскиваю кота к ногам Щюрика. Потуже закручиваю спиннинг.
– Ну что, – спрашиваю, – это прелестное существо, надеюсь, не отличается убогостью мышления? Или поищем кого-нибудь другого, кто поможет нам поговорить по душам? Я ведь педант, я найду...
Крючки срываются.
Дьявольщина!
Одержимый бесом кот первый понимает, что он свободен – и только клочья окровавленной шерсти остаются под нашими ногами. А также – алая дорожка. На зубьях "тройника" висят какие-то ошметки... разглядывать не хочется.
Куда зверюга телепортировалась? Разумеется, под разобранный двуспальный диван. Заглядываю – так и есть. Этого моего движения ему хватает, чтобы покинуть убежище: он уже на подоконнике. Напружиненный, в нулевой готовности. Ухо висит, голова деформирована, шерсть липнет к ране. Смотрит на меня – глаза размером со столовую ложку. Кровь капает на белый подоконник... Я лишь моргнул – он взлетает на форточку. Реакция у толстяка – как у мастера боевых искусств. На дворе месяц май, форточка нараспашку. Я беру "тройник" в руку, прикидывая, как бы это снова достать подлеца... а его и нет.
Прыгнул вниз.
– Что? – психует Щюрик. Ему ничего не видно, он развернут к окну спиной. – Что там?
Пятый этаж! Открыв рамы и высунувшись из окна, я смотрю вниз. Возмущенно голосят бабы, задрав головы к нам. Похоже, Кот Дивуар попал в развешанное на веревках белье, в результате – остался невредим. Везунчик, в отличие от хозяина. Хорошо видно, как он стоит на полусогнутых, очумело озираясь, и кричит дурным голосом. Его замечает кретин-пес, величаемый Рэмом. Бессмысленный лай сразу прекращен.
Невыразимое блаженство.
"Имеет ли собака природу Будды?" Разумеется, да, но только не эта! Медленно ускоряясь, не веря своему счастью, пес двигается к упавшему с неба коту, еще не зная, с кем связывается.
– ДимАс, я готов говорить, – трагически зовет Щюрик. – Только намекни, о чем?
Я возвращаюсь.
– Твоя жена, – помогаю я ему. – Недоверие плюс ревность. Намек понял?
– При чем здесь моя жена? Я доверяю жене! – срывается он, дает от волнения "петуха".
– Ты ведь не знал, что я знаком с Идеей Шакировной?
– Ты? Знаком?
– Ух, какая искренность в дрожащем от негодования голосе, – восхищаюсь я. – Надо понимать, ты не знал также и о том, что иногда я заходил к ней в гости на работу? "В гости на работу" – какая изящная фигура речи...
– Заходил на работу? – удивляется он по инерции. И уж потом меняет тональность. – Ладно, черт с тобой. Обо всем я знал, конечно. Так что с того? У вас же с ней ничего не было... – голос его предательски завибрировал. – И не могло быть!
– Но ведь ты не был в этом уверен? – я спрашиваю этак невинно. – Потому и возникает законное недоумение: что ты НА САМОМ ДЕЛЕ забыл на вчерашнем сборище?
Он ловит мысль на лету.
– Если бы я был уверен, что у тебя... с ней... я бы тебя...
– Что? – подсказываю я. – Отравил?
– Я бы тебя... заказал! – выкрикивает, как выстреливает.
Некоторое время молчим мы оба. А ведь правда, размышляю я. Если следовать логике всего того, что порассказывал мне о Щюрике майор Неживой, то этот ревнивец не стал бы лично пачкаться. Перепоручил бы грязную работу кому-нибудь, кто со своей Кармой на "ты"... Законченная картина преступления плывет, теряет четкие контуры. Чужая комната кружится... или это у меня голова кружится?
– А как насчет Русских?
– А что Русских? С ним тоже ничего не было!
Мы оба слышим, как оживает замок входной двери. Кто-то открывает дверь ключом...
Наконец-то! Наконец-то! Мы дождались!