Глава 2
Эксперимент назначили на утро следующего дня. К выходу во Время готовились прочно и основательно. Председатель принес из дому старенькую, стертую на сгибах карту-двухверстку, разложил на клеенке, вооружился линейкой и карандашом.
– Запоминайте маршрут, - сказал он, - карту с собой брать не будете.
– Это почему? - удивился Димка.
Начитанный парень Раф, большой знаток детективно-приключенческого жанра, покровительственно похлопал его по плечу:
– Когда мы попадем к партизанам, нас, вероятнее всего, обыщут и найдут карту.
– Ну и что?
– Темный ты человек, Димка. Никакого понятия о конспирации. Ну посуди сам: откуда у обыкновенных мальчишек может быть точная карта местности?
– Да еще выпущенная в сорок девятом году, - вставил Олег, внимательно следивший за чертежными манипуляциями председателя. Тот ориентировал карту по компасной стрелке, отметил точкой избушку лесника, высчитал азимут, прочертил по линейке красную линию маршрута.
– Верно, - сообразил Димка. - Четыре года, как война кончилась.
– Не только в том дело, - терпеливо объяснял Раф. - Да будь она датирована тридцать девятым годом, все равно ее нельзя брать. Кто нас мог снабдить картой? Партизаны? Значит, необходимо знать все о партизанском движении в здешних местах. Вряд ли наш уважаемый профессор был менее дотошным в то время. Он мгновенно поймает нас на неточности или, что хуже, на незнании обстановки и преспокойно поставит к стенке.
Старков подумал, что Раф вряд ли преувеличивает. Комиссар Старков не стал бы церемониться с подозрительными типами, даже перепроверять их не стал бы: времени не было, фашисты вот-вот подойдут, бой впереди, некогда разбираться. Ну не к стенке, это уж слишком. А вот повязать голубчиков накрепко, кляп - в рот, сунуть в одну из обозных телег под солому - вполне реально. А эта реальность лишит участников эксперимента свободы действий - и в буквальном смысле, и в переносном.
– Легенда вам нужна, - сказал он, а Раф немедленно откликнулся:
– И не просто достоверная, а вызывающая минимум контрвопросов. Подумайте, профессор, вспомните ваше партизанское прошлое. Кем бы мы могли к вам явиться?
"Допустим, в расчете времени мы не ошиблись, - думал Старков. - Допустим, отряд уже ушел в Черноборье. Нас - двадцать девять. С нами - десять телег обоза, десять лошадей и, если мне память не изменяет, жеребенок. Допустим, мы еще не знаем, что каратели придут именно сегодня. И сколько их будет - не знаем. Но то, что их следует ждать, известно доподлинно. И мы их ждем: для того и остались. И вот появляются трое парней… Откуда?"
– А может, не стоит им идти в отряд? - подал голос председатель. - Может, затаятся они где-нибудь, посмотрят, послушают и - назад? Ведь ты же их со своей дурацкой подозрительностью сразу за провокаторов примешь.
– Это ты сегодня мою подозрительность называешь дурацкой, - усмехнулся Старков. - А тогда она тебе совсем не мешала.
– Так то тогда… - туманно протянул председатель.
Олег оторвался от карты, на которой красной нитью протянулся семикилометровый путь от избушки до предполагаемой базы отряда, вмешался в разговор:
– Не подозрительность дурацкая, а, простите, весь ваш спор. Я, например, не собираюсь отсиживаться в кустах. Предлагаю версию. Мы пришли из деревни Ивановки, которая в сентябре сорок второго была полностью сожжена гитлеровцами.
– Где это - Ивановка? - спросил Димка.
– В семидесяти километрах южнее. Теперь там колхоз имени Якова Лескова.
– Нам за двадцать, - сказал Раф. - Резонный вопрос: почему мы не в армии?
– Потому что мы - партизаны из отряда Лескова.
– А на кой черт мы явились сюда?
– Отряд Якова Лескова, базировавшийся около Ивановки, в том же сентябре был полностью уничтожен фашистами. У Лескова было всего пятьдесят четыре бойца, из которых тридцать шесть - костяк отряда - не сумевшие выйти из окружения солдаты пехотного полка. Остальные - колхозники из Ивановки. Отряд просуществовал всего три месяца, не успел выйти на соединение ни с одним крупным партизанским подразделением, был выдан фашистам предателем и разбит наголову в бою под Ивановкой двадцать первого сентября. Яков Лесков - капитан Красной Армии - посмертно награжден орденом Отечественной войны, его именем назван колхоз. - Он повернулся к Старкову. - Вы должны были знать о его существовании, но никого из людей Лескова никогда не видели. Точно?
– Точно, - сказал Старков. - Мы знали о них.
Он с удивлением смотрел на Олега. Откуда тот узнал о существовании отряда, о деревне Ивановке, о которой даже многие местные колхозники не слышали: она расположена на территории другого района.
– Откуда сведения? - Раф опередил его вопрос.
– Всяким прогрессом движут интуиция и интерес. - Олег явно упивался неожиданной для друзей ролью знатока военной истории, умной ролью, думал Старков, очень уместной и вызывающей уважение. - Две недели назад, как вы помните, я мотался в город за конденсаторами. Конденсаторы я не достал, но зато полдня просидел в краеведческом музее и теперь кумекаю в партизанском движении в районе не хуже Петровича или шефа. Тогда у меня и сложилась модель легенды, с которой мы пойдем в прошлое.
– Погоди-погоди, - прервал его Старков, - а откуда ты знал мой план? То, что вы пойдете именно в наш отряд и, кстати, в эти же дни? Я, каюсь, ничего вам не говорил…
– Впрямую - не говорили. Но примерная дата выхода была известна. О существовании вашего отряда мы еще в прошлом году узнали. Петрович не раз рассказывал о нем. Из того, куда мы ориентируем экраны-отражатели, тоже вывод сам собой напрашивается. Идти без легенды, без точного знания обстановки - пустой номер, не на прогулку собираемся. Вот я и решил все продумать заранее. А то на охоту ехать - собак кормить… - Все это он произнес с этакой ленцой в голосе: мол, что поделаешь, приходится объяснять очевидное, предельно ясное, если сами не разбираются.
Он подвинул табурет к стене, прислонился к плакату с грустящей девицей, оглядел слушателей: ну, что еще непонятно?
– А парень-то - хват, - с восхищением протянул председатель.
– Хват - не то слово, - сказал Старков.
Ему казалось, что он распрекрасно знает своих студентов, их непростые характеры, их привычки, их интересы. С известной самоуверенностью он даже пытался прогнозировать поведение каждого в ситуациях, которые сам же устраивал им - в институтской лаборатории, на экзамене, даже в домашней обстановке. И почти никогда не ошибался в прогнозах, может - самую малость, какую и в расчет принимать не стоит. Выходит, обманывал ты сам себя, комиссар, спешил с выводами. Раф, мол, умница, теоретик с хорошим будущим, спокойный, даже несколько медлительный, рассудок у него преобладает над чувствами. Димка - погорячее, вспыльчивый, неусидчивый, легко увлекающийся и легко меняющий свои увлечения. А Олег… Олег посложнее, это и прошлогодняя проверка боем показала отлично. Его поступки труднее предугадать, и все-таки ты пытался это делать, и вроде бы получалось. Но получалось-то в простых случаях, не требующих, выражаясь языком математики, дополнительных вводных - на том же экзамене или в лаборатории. Придумал ты себе схемы, Старков, и хочешь втиснуть в их тесные каркасы живые и совсем не стандартные характеры. Опять-таки возвращаясь к математическим терминам: характеры, не поддающиеся алгоритмированию. Да и разве возможно построить модель человеческого характера, даже самого бесхитростного? Нет, конечно! Всегда она будет беднее и однозначнее живого аналога. Плохой из тебя комиссар, Старков, просто никудышный. Самоуверен ты и толстокож. А может, на пенсию тебе пора, на покой, цветочки на даче разводить, а с людьми только за обеденным столом встречаться, где застольные условности вполне позволяют несложный прогноз несложного поведения соседей?
– А может, мне на пенсию пора? - Старков и не заметил, как спросил это вслух.
Олег засмеялся:
– Время жить и время самобичеваться. У нас сейчас время жить, профессор, а самобичеваться потом будем, если причины найдутся. Пока их нет и не предвидится. Все хорошо, прекрасная маркиза. Давайте-ка лучше разберемся в нашей легенде. Я спрашиваю, вы отвечаете, все хором и каждый соло. Идет?
– Идет, - хором откликнулись Раф и Димка. Они охотно приняли игру, предложенную Олегом, ничуть пока не сомневаясь в том, что это все же игра.
И трудно было упрекнуть их в легкомыслии, потому что не могли, не умели они представить себе жестокую реальность, в которую их поведет эксперимент. В конце концов, это - та же лаборатория, та же испытательная камера, но перенесенная в осенний холодный лес, бесконечно раздвинувшая свои прозрачные стенки. И они - хозяева положения, экспериментаторы, а белая мышь в камере по-прежнему жива и здорова и лопает крошки хлеба с ладони. И все хорошо, прекрасная маркиза, все расчудесно.
– У меня сомнение, - сказал Олег. - Кем лучше быть: коренными жителями Ивановки или окруженцами?
– Лучше окруженцами, - сказал Димка. - Кто-то из отряда Петровича мог бывать в Ивановке, знать ее жителей.
– Согласен. Значит, все мы - москвичи, московские студенты, ушедшие в действующую армию и ставшие впоследствии бойцами отряда Лескова. Подробностей об отряде никто у Старкова не знал, так что здесь мы можем дать волю фантазии - в умеренных пределах, конечно.
– Если станут спрашивать, - добавил Димка.
Председатель хмыкнул, взглянул на Старкова, а тот ответил незамедлительно:
– Станут, станут. Или вы меня не знаете?