Они свернули за угол, потом прошли длинную, относительно прямую улицу, сплошь застроенную белыми домами с тонким узором каркасов – черных, красных и коричневых – и оказались на площади. Площадь была окружена легкими, изящными строениями с башенками и галереями. Арки капризно изгибались и ломались в высшей точке изгиба. По капителям колонн прыгали каменные рыбы и львы, обвитые каменным же виноградом, лозы спускались на колонны, заканчиваясь завитком. Мостовая здесь была выложена разноцветными плоскими камнями. Над колодцем стояла статуя богини с волосами из чистого золота, к которой ластился кот, вырезанный из какого-то светящегося в солнечном свете камня.
Хальдор тихонько вздохнул и переложил корзину из правой руки в левую. У него стали уставать руки. Он прищурил глаза, чтобы получше рассмотреть удивительную статую.
– Это Фригг, – пояснил Гисли, который все время искоса наблюдал за Хальдором, видимо, опасаясь какой-нибудь выходки с его стороны. – Покровительница нашего Светлого Города.
Хальдор медленно перевел взгляд на него. На фоне этих чистых, ухоженных строений, в ослепительных лучах золотоволосой Фригг, чахлая фигура мастера в заношенной одежде, которая, видимо, лет десять назад была Гисли впору, но сейчас болталась мешком на его исхудавшем от пьянства и недоедания теле, выглядела на редкость выразительно. Хальдор был уверен,что и сам он выглядит не лучше. Страшная злоба захлестнула его.
Гисли вздохнул и посмотрел в полыхавшие ненавистью глаза Хальдора с таким тихим покорным пониманием, что юноше стало не по себе. Пьянчуга Гисли был человеком чутким и по-своему беззащитным, в отличие от Хальдора, питомца городских окраин, где вырастают личности замкнутые, нервные и жестокие.
– Когда разделаемся с твоей Торельв, мы пойдем куда-нибудь пожрать? – буркнул Хальдор, глядя себе под ноги.
– Хорошо, – кивнул мастер. – Только веди себя тихо.
С Торельв они разделались на удивление быстро. Служанка, открывшая дверь, едва взглянула на обоих, сунула Гисли заранее приготовленные деньги, забрала корзину и засеменила наверх, а неведомо откуда взявшийся кучер, толстый, могучий, пахнущий навозом, ловко выставил обоих вон. Гисли, оказавшись возле запертой двери, окинул ее последним взглядом и зашаркал прочь. Хальдор плелся за ним.
Гисли остановился возле небольшого кабачка, который назывался "Автопортрет Дюрера". Из-за полуоткрытой двери доносились довольно аппетитные запахи. Хальдор, раздосадованный, раздраженный, уставший от самого себя, молча прошел мимо мастера в эту соблазняющую дверь. Мастер с опаской последовал за ним.
Они оказались в помещении, сплошь обтянутом плюшем розового цвета. Несколько каминов серого резного мрамора выделялись на этом фоне, причем барельефы изображали странных животных, состоящих из львиной морды и львиной лапы. Туловище у этих созданий напрочь отсутствовало. Огня в каминах также не было и, судя по всему, они и не были предназначены для отпления. Дрова, лежавшие между львиных лап, были покрыты густым слоем пыли. Главным украшением заведения была картина, давшая название кабачку, – портрет молодого человека с длинными волосами и длинным носом, сработанный топорно, с удивительно наивным самодовольством. Вероятно, это и был пресловутый Дюрер.
Гисли заказал пять кружек пива. Девушка, стоявшая за стойкой, медленно повернулась в сторону Гисли. Стойка была высокой, и Гисли едва был виден из-за стойки. Зато девушка была видна хорошо – в золотистом платье, с волосами, перевитыми серебряными шнурами, с удивленными, обведенными синим карандашом глазами.
Ее нежные руки запорхали над пивными кружками. Хальдор вспомнил почему-то шрамы на запястьях Раварты. Гисли таскал кружки к занятому ими столику с таким видом, словно выполнял трудную работу. Он суетился, налетал на других посетителей и на их стулья, расплескивая на себя пену. Девушка, облокотившись на стойку, насмешливо смотрела на них, чуть приподняв круглые плечики. Гисли решительно не обращал на это никакого внимания, а Хальдор, изнемогая от досады, ответил ей прямым и наглым взглядом. Она усмехнулась так, что он покраснел.
Гисли торопливо глотал пиво.
– Пожрать бы лучше взял, – с досадой сказал Хальдор.
– Траты те же, а удовольствия меньше, – отзвался мастер.
Девица за стойкой еще раз смерила Хальдора взглядом и брезгливо поджала губы.
Хальдор медленно опорожнил свою кружку, неторопливо размахнулся и запустил ею в плюшевую стену. Ему показалось, что осколки не сразу опали на пол, они всплеснули в воздухе, как брызги, подхваченные ветром, нежно и тихо зазвенев, а потом начали падать на мраморные львиные головы.
Девушка в золотом платье, полуоткрыв розовый рот, смотрела на это замедленное падение стекла. Хальдор протянул руку ко второй кружке и так же невозмутимо размахнулся и швырнул и ее. Он попал в угол рамы автопортрета Дюрера, и картина перекосилась, забрызганная пивной пеной. Он не чувствовал ни гнева, ни ярости. Возбуждение, колотившее его все это время, улеглось, и теперь он понимал, что наконец-то делает именно то, что нужно. Третья кружка была еще полной. Он метнул ее, как снаряд, и по розовому плюшу расползлось безобразное пятно. Хальдор улыбнулся. Он не мог объяснить, зачем он это делает, но он был счастлив.
Гисли опомнился первым из всех, кто был в кабачке. Он вскочил и бросился к выходу. Девица взвизгнула и попыталась его задержать, но запуталась в многочисленных перегородках и бочках, преграждавших ей путь из-за стойки в зал. Хальдор быстро глотнул пива из последней кружки и, бросив ее на столе, выскочил вслед за Гисли.
Гисли не стал терять времени на разговоры и препирательства, схватил Хальдора за руку и потащил его в боковой переулок. Солдаты кольцевой охраны, мобилизованные девицей, топали где-то неподалеку, обсуждая на ходу планы поимки негодяев. Гисли внезапно бросил руку Хальдора и сказал ему негромко:
– Слушай, придурок. Беги этой улицей до второго поворота налево, там будет дом с изображением солнца по всему фасаду. Свернешь за угол. Там единственный выход к воротам. Страже у ворот не хами, веди себя тихо.
– А ты?
– Мне ничего не будет. Не я же кружки бил. Давай.
Хальдор помчался вверх по улице. У поворота он еще раз обернулся. Мастер помахал ему рукой: иди,мол.
5.
– А почему ты один? – спросила Раварта, когда Хальдор сунулся на кухню и привычно пристроился в углу на перевернутом ящике.
– Гисли скоро придет, – ответил Хальдор и потер нос кулаком.
Раварта, глядя на него, покачала рыженькой головкой.
– Вы что там, подрались? – проницательно спросила она.
Хальдор мотнул волосами.
– Что у нас на обед? – спросил он, явно уклоняясь от темы.
– Вот Гисли придет – и будешь обедать, – злорадно заявила служанка. – Давай из кухни. Тебя тут не хватало…
Хальдор не шевельнулся.
– Я просто посижу, – сказал он. – Я буду нюхать и молчать.
Нюхать ему пришлось довольно долго. Рыженькая ловко орудовала ножом, нарезая лук и глотая слезы, потом что-то шипело на сковородке, потом оказалось, что соли нет и денег на покупку драгоценного продукта тоже нет, так что придется жрать несоленое. Но Хальдор стерпел, поскольку был привычный.
Гисли появился ближе к вечеру. Он скользнул в дом незаметно и на кухне возник, как призрак. Раварта тихонько охнула, пораженная внешним видом хозяина. Хальдор, ожидавший увидеть нечто подобное, только крепко сжал губы. Левый глаз Гисли был скрыт фиолетово-розовым, с кровавыми точками отеком безобразного вида. Правый, обведенный синяком, смотрел трагически.
Хальдор встал.
– Я принесу холодной воды.
Гисли слабо махнул рукой.
– Не выходи из дома. Пусть Раварта…
Впервые за все время своей службы у портного девица не стала возражать и спорить, а молча подхватила жестяное ведро и вышла, осторожно притворив дверь.
– Почему ты в таком виде? – хмуро спросил Хальдор.
– Сам понимаешь, – ответил Гисли, пытаясь улыбнуться. – Они тебя искали. Хотели узнать, где ты живешь.
– А ты не сказал?
– Вот именно. – Гисли осторожно вздохнул. – Здорово бьют, гады…
Хальдор недоверчиво покачал головой.
– Слушай, Гисли, с чего вдруг такая самоотверженность?
– Тебя посадят в мрачное-мрачное подземелье, – пояснил Гисли, – а работать кто будет? Мы же без тебя тут с голоду подохнем, Хальдор… Если бы у меня руки не тряслись, я первый бы сдал тебя властям, вонючка ты малолетняя…
Хальдора вдруг осенило.
– Раз ты им ничего не сказал, то почему же они отпустили тебя?
– Они меня не отпускали, – фыркнул Гисли. – Я сбежал.
– Та-ак, – сказал Хальдор и сел.
В дверь забарабанили. Гисли побледнел пятнами – там, где на лице не было кровоподтеков, синяков или небритой щетины. Хальдор выпрямился, лихорадочно соображая, что ему делать – бежать, драться или прятаться.
– Мастер Гисли! – крикнули за дверью.
Хальдор вскочил, ударом ноги опрокинул табуретку и с треском выломал деревянную ножку – довольно увесистую, если использовать ее в качестве дубины. Гисли завозился, как мышь, пытаясь последовать его примеру и отломить вторую ножку. Оба они понимали,что сопротивление бесполезно, но сдаваться без боя почему-то не хотелось. В душе Хальдор приписывал эту внезапную вспышку воинственности ожившему в нем кельтскому духу.
Судя по грохоту, входная дверь рухнула. Сапоги затопали по лестнице наверх.