"Нет, не увидеть мне воздушного создания над крышей дома, никогда не увидеть, если не помогу я ему появиться на свет", - решил Агнис. Придумать просто, трудно сделать. Только сама природа не раз создавала подобные шедевры (перепончатые летуны, гости из других миров, населяли в обилии заповедник, но не об этом ему мечталось). Кринглей, сосед Агниса, услышав о затее, только рукой махнул: не полезней ли заняться другим делом? Но ответ рождался в сердце. Думал Агнис о том, как полетит птаха в поднебесье и заглядится, задивуется на нее и стар и млад. Имя ей придумал: ласточка. Имя негромкое, но все казалось ему, что вот так и должно назвать птаху, не иначе, и что где-нибудь уже летает такая птица да еще с тем же, быть может, именем. (Велики ведь и жизнеобильны подзвездные миры Вселенной - а ей ни конца ни края!)
Рыжебородый, но похожий на ребенка, Агнис нарисовал свою ласточку на двери дома, и ни на что не была она похожа, так что Флиинна, строгая, неразговорчивая - темный плат до бровей, зеленые глаза под долгими ресницами, платье до пят, медлительная походка, степенная речь, - так что Флиинна, выйдя как-то по воду и увидев рисунок, покачала головой да звонко рассмеялась…
…А потом, как водится, дни работы сменялись днями беспокойного отдыха, и надежда чередовалась с отчаянием. Однажды Агнис был близок к тому, чтобы проклясть день и час рождения замысла. Вышла из строя термокамера, и погибли первые миллионы живых клеток - сердце ласточки, ее миофибриллы, тончайшая паутина которых наметила контуры крыльев. В мгновение ока живые нитки, что так заботливо были сшиты Агнисом под синими стеклами микроскопов, скатались в пульсирующий комок. С последним импульсом жизнь покинула непрочное пристанище.
Не на день и не на два забыл он о своем детище, листал старые фолианты с жизнеописаниями великих мастеров и ученых, развлекая себя курьезами, которых больше чем предостаточно на долгом и многотрудном пути человечества любой, пожалуй, планеты. Мало ли случайностей и до обидного нелепых происшествий становилось помехой? И трудно порой угадать, где подстерегает неудача. Книги лишь маленький остров знаний, доступный для путешествия одиночки. Электронные машины памяти хранят в себе так много, что обращаться к ним нужно с умом и сноровкой, да и то не всегда. Нелишне вначале знать, о чем спрашивать, а это, в свой черед, приходит после многих проб и ошибок.
- Чего проще - начать сначала! - воскликнул Агнис однажды поутру, купаясь в светлом облаке, спустившемся так низко, что космы его обволакивали край платья Флиинны, стоявшей рядом. - Пробовать, и нет другой мудрости! Только тогда можно рассчитывать на мудрость других. - При этих словах его, сказанных так громко, что туман заколебался, Флиинна вдруг подумала, что скоро придет и ее время - понять и помочь, но, как и чем, пока не знала.
Агнис чувствовал себя отдохнувшим, готовым все начать сначала. Вечером выковал он три медных цветка с жаркими золотыми лепестками и серебряную ветку вербы. Горн гудел, и молот ковал веселье на празднике света и огня. За окном сизые ветры гнали тучи - уже наступал благодатный сезон дождей.
Агнис подарил Флииине цветы - колокольцы и украшения, легкие, как плавники сказочной рыбы, в год раз поднимавшейся, по преданию, из пучин инопланетного моря, чтобы вознестись к звездам. Из-за туч ненадолго вышло светило, и все вокруг забагрянело, словно проступил первородный румянец. Зеленые глаза Флиинны были молоды как никогда.
В заповеднике
Заря в полнеба. Длинные подвижные тени. Клочья тумана тают. Облака покидают скалы, исчезая, как тополиный пух в потоках воздуха.
Агнис снял со стены меч, и мгновенное воспоминание оживило его лицо. На нем светлая туника, в руке лук, за спиной колчан со стрелами. Каждое острие отточено. Волос, упавший на меч, будет рассечен надвое. Прикасаться к лезвию нельзя, тончайший молекулярный слой тотчас вонзится в ладонь. Другое оружие брать в заповедник запрещено. С улицы слышен голос Кринглея:
- Агнис! Ты готов?
Минуту спустя они быстро шагают по тропинке. Стремительнейший экипаж ранд - поджидает их у дороги. Мгновение - и они плывут в ранде над дорогой, еще мгновение - взметнувшаяся пыль обозначила путь, который приведет их в заповедник.
В пути короткая остановка. Отдых. Стакан холодной родниковой воды.
- Мой. - В руке у Агниса цветок, он передает его Кринглею. - Разгадай принцип!
- Все как надо, - говорит Кринглей.
Пауза.
- Цветок как цветок, - говорит Кринглей.
- Фокусировка. - Агнис указывает на лепестки: - Они собирают свет на завязях в центре цветка.
- А сами… сами цветы находят такую возможность?
- Наверное, как всегда. Через сотню-другую миллионов лет.
- Готов допустить, что это происходит быстрее.
- Наведайся в заповедник, когда половина этого срока пройдет, увидишь, так это или нет.
- Стоп.
Они прошли сотню метров, приложили ладони к невидимой стене, стена тотчас раздвинулась, повинуясь биосигналам, пропустила их в заповедник и неслышно сомкнулась.
Заповедники - средоточие найденного на других планетах - раскинулись вдоль меридианов, охватывая разные климатические зоны. В каждом из них была представлена флора и фауна на одной из стадий их развития. Ранд доставил их туда, где, следуя универсальным закономерностям, общим для многих миров, неисчислимые создания природы впервые пытались подняться в воздух. Бабочки и кузнечики в счет не шли. Рубеж левитации пересекали ящеры, затмевавшие небо перепончатыми крыльями.
Впереди простиралась зеленая гладь озера. Оно занимало большую впадину, обрамленную наклонными скалистыми стенами, снижаясь, стены вели к песчаным пляжам и отмелям.
Сбросив одежду, Агнис вошел в воду и поплыл. Он плыл быстро и легко, бронзовые руки крыльями взлетали над зеленой прозрачной водой. Кринглей с мечом и луком шел следом. Вот под водой родилось движение, потом точно кто-то ножом полоснул: две пенистые гряды разошлись в стороны, и на этом месте возникли темные полированные зубцы. Дракон показал спину и устремился на мелководье наперерез Агнису. Кринглей натянул тетиву лука.
- Вижу! - крикнул Агнис.
Он поплыл еще быстрее, волосы его струей бились за плечами. Дракон почти с такой же скоростью устремился к берегу, постепенно меняя угол атаки, как бы рассчитав уже точку встречи, где он настигнет странное и, по-видимому, беззащитное существо.
- Выходи на берег! - Кринглею скоро трудно было бы стрелять.
- Вижу! - воскликнул Агнис.
Кринглей отсчитывал последние секунды: вот-вот его лук должен был послать смертоносную стрелу. А если промах?…
Агнис нырнул. Мгновение - и он плывет назад. Из воды поднялся семиметровый хвост, усаженный зубцами, и ударил по воде с такой силой, что минутой позже зеленый вал накрыл берег. Тщетно.
Потревоженная рыба поднялась со дна. Кринглвй отчетливо видел, как двигались жабры и плавники остроносой рыбины, как бы преломляясь в водных призмах. На рыбу спланировал крылатый ящер. Его пасть погрузилась в воду, но крылья тяжело и тщетно бились о воду - добыча была слишком большой. Рядом возникла голова дракона. Его зубы сомкнулись, смяв крыло ящера-рыболова. Слышно было, как лопнула перепонка - сухой щелкающий звук. Другое крыло еще билось, хлопая по воде. Вот и оно исчезло…
Рамфоринх, ящер с полыми костями, с хвостом-рулем, с острыми длинными крыльями мог послужить образцом общего устройства летающего существа, несмотря на известные несовершенства. Придирчивый и внимательный Кринглей отметил стремительность полета рамфоринхов, но далеко не достаточную маневренность: нелегко управлять полетом, когда хвост болтается как плеть!
Совсем иной облик у птеродактилей, которые, конечно, в других местах могли называться иначе: широкие крылья несли их так уверенно, что хвост был не нужен вовсе, концами крыльев они касались воды, когда ловили рыбу, и снова взмывали вверх, где-то там, в выси подоблачной, собираясь в большие стаи. Полет их был красив и легок, и вряд ли можно считать случайностью, что самый большой и самый маленький птеродактиль по размерам вполне соответствовали соколу и ласточке. Соколу, позже созданному Кринглеем, и ласточке Агниса…
Кринглей выпустил стрелу, целясь в круглый валун, наполовину засыпанный песком. Камень раскололся на три части, стрела ушла в землю. Агнис растянулся у берега и, набирая полные пригоршни песку, сыпал его на грудь, на шею, и казалось, эти теплые струм, составленные из мириад песчинок, нашептывали ему о далеком и давнем…
Давным-давно, рассказывали книги предков, от полюса до полюса произрастали на суше диковинные растения, а в морях так много водилось рыбы, что лагуны сверкали под солнцем, как расплавленный металл. Под сводом небесным, передают легенды, под облаками и выше их рассекали воздух крылья разных тварей, поднявшихся в выси просторные потому, что тесно стало от зверья в рощах и низинах. Такова была планета предков, породившая тысячи правдивых сказаний об океанских гигантах, что гнались за кораблями и поспевали, о лютости зверей лесных, о стаях их несметных, рыскавших денно и нощно в поисках корма, о трелях певчих птиц, чьи райские голоса завораживали и странника, и чудище лесное. Много воды утекло с тех пор, много раз менялся лик планеты, подвергавшейся переустройству, но легенды не умерли. Да и как умереть, когда в глыбы песчаника вмурованы древние кости, порой вместе с наконечниками копий или тяжелыми стволами ружей, когда на откосе открывается вдруг скелет гиганта, пойманного в свое время в глубокую и хитроумную ловушку.