"Я Вояьд. Я же отлично помню, как все было, - попробовал он в который уже раз мысленно спорить с профессором. - Я уснул и потом проснулся. Все было в порядке. Я отлично себя чувствовал. Я помню все, потому что я Вольд Сухарев, и никто другой.
Ведь это я в школе убежал с урока биологии в кино вместе с Колькой Утриловым. И часы с компасом мне подарили в день рождения, я их еще показывал девчонкам. Одна попросила примерить и разбила часы, а компас так и остался цел. Она очень испугалась тогда. Мне ее стало жалко. "Хватит плакать, - сказал я ей, - мне все равно- часы не нравились, хорошо, что ты их разбила". Мы с ней потом подружились…"
Реалистический финал
Они шли по аллее, похожей на коридор: справа и слева подстриженные кусты, немного дальше - ряды деревьев с запутавшимися в их кронах яркими звездами. Живые глаза профессора, пристально разглядывающие его поверх массивных коричневых очков, вдруг опять всплыли в его памяти. "Усталость металла", - это из протокола. Диаграммы, таблицы, фото… Его ракета: два черных глаза иллюминатора, своды корпуса неровно отсвечивают остатками защитного слоя, сбоку - приземистая машина техслужбы, трап, придвинутый к запасному люку, дюзы зачехлены - трудно поверить, что такое нелепое сооружение совсем недавно могло летать… Он крепче взял Анну под руку. Казалось, сон продолжается. Прежде чем покончить со всем этим, он сказал:
- Похоже на то, Анн, что слово "гипотеза" нужно заменить словом "реальность". Я думаю, что Гамов…
- Не надо, - мягко перебила она, - я не могу больше слышать этой ужасной фамилии. Все в порядке, поверь мне.
- Но, Анн, это похоже на истину.
Она вдруг остановилась, повернулась к нему, коснулась рукой его лица.
- Глупый, глупый, - быстро заговорила она, - в твоих рассуждениях совсем нет логики. Неужели ты думаешь, что я этому поверю, даже если это были в самом деле? Ну скажи, неужели ты так думаешь?
ВЫСТАВКА ДЕТСКИХ РИСУНКОВ
Это был зеленый одноэтажный дом. На перилах крыльца, на дорожке, ведущей к нему, на пыльной траве и подстриженных кустах был разлит предвечерний свет. Деревянные ступени едва слышно поскрипывали, встречая и провожая гостей.
Сергей прошел в большую комнату с детскими рисунками. И пока он оставался здесь, он чувствовал, что маленькие хозяева выставки старались деликатно не замечать его присутствия.
Чего только здесь не было! Акварельные железные дороги и ракеты, незнакомые планеты и синие моря. Звезды, похожие на серебряных птиц, и солнце, похожее на апельсин.
Кто постарше, обсуждали картины вполголоса, критически ("Вагоны похожи, тепловоз - нет", или: "Таких деревьев не бывает"). Малыши же были скорее фантазеры, чем реалисты. И говорили они смешно. У картинки, изображающей праздничный салют, один из них объяснил: "Какой-нибудь дяденька купил шарики, сделал свечки, подбросил на небо, и получился салют. Красный, желтый, зеленый, фиолетовый".
Сказки не вызывали кривотолков. И зубастый волк, и олень, который "прыгнул на небо и достал звездочку на елку", и коза-мать, и семеро ее козлят-ребятушек были похожи на самих себя.
Где-то между реальностью и чистой фантазией лежала "ничейная земля", область полусказки: вечные льды, неоткрытые страны, таинственные джунгли, звездные дороги и синие улицы, вымытые дождями, в безымянных городах, куда нужно лететь много дней и ночей, а потом ехать на самом быстром автомобиле и идти пешком по холмам и горным тропкам, прежде чем у горизонта поднимутся дома из стекла, прикрытые зелеными полупрозрачными тенями.
Злые и добрые звери мирно уживались в этой комнате с людьми из далекой и близкой мечты. Можно было подумать, что они и в жизни отлично бы себя чувствовали среди зарослей молодого школьного сада или на палубе атомного корабля.
Это была уникальная коллекция.
Сергей задержался у пестрого холста, под которым значилось: "Пионерская оранжерея", Соколова Маша, 5 лет, Марс, Павловск, 5-я школа".
Листья, яркие стебельки, пурпурные лепестки роз были не очень похожи на настоящие, но здесь пахло травами и цветами. Лесные гвоздики, лютики, цикорий, львиный зев - ведь они живые, они раскрывают и закрывают свои цветки каждый в свое время. А тот, кто знает, когда, в какой час ложатся цветы спать и когда просыпаются, тот видит их по-своему.
Тут же висел тетрадный листок: "Лес и река", Никитина Толи из детского сада N 2 станции Луна-3. Карандаш плохо еще слушался Толю и вывел на клетчатой бумаге очень незатейливые линии. Но тона были подобраны верно!
И вдруг - на черном поле желтый огромный круг. Больше ничего. Сергей прочел: "Наше солнце", Замятин Саша, 3 года, Плутон, поселок Дальрейс".
Нетрудно начертать линии, окружности, эллипсы, и в ажурном переплетении их можно узнать термостанцию Меркурия или драги на Венере. Но вот лица… тут были исключительно добрые лица. Добрых чаще рисуют. Особенно дети.
И опять веселое зверье, деревья, марсианские кактусы. Коричневые шарики с виду довольно безобидны. Смертельный, обжигающий яд - внутри. Двадцать лет назад Сергей зацепил такой шарик, и - повезло! - рука - ничего, работает. Боялся - от полетов отстранят. Нет же, обошлось. Мало ведь посмотреть на Марс, на Венеру, хотелось понять, привыкнуть, освоиться. Туда, в небо, ведут серые дымящиеся дороги с пыльными перекрестками, весенняя распутица, долгие месяцы пути, годы надежд и тревог. Но оттуда виднее Земля, ее горы и поля, леса и озера.
К человеку в конце концов приходит время, когда сердце становится большим и добрым, как старая книга, а руки не смогут, если понадобится, смять металл. Это не только от возраста. У каждого свой календарь. И каждый знает сам, когда приходит его день. Тогда прощайте дальние пути.
Сергей задержался у большого полотна. По солнечной дороге шел домой человек в пилотской форме, с чемоданом в руке. Перед ним разбежались косогоры, перелески, лощины. И до самого края земли дрожал и звенел ясный весенний воздух. Сергей прочитал: "Дороги весны", Константин Камальдинов, 8 лет, Москва, 466-я школа".
А рядом трава. Чистые, яркие тона. И черная собака. "Черная собака в траве". Вспомнил: вот такая собака встречала его, когда он возвращался из школы. Но как ее звали?.. Он попробовал вспомнить, как звали собаку, и поймал себя на том, что обходит выставку во второй раз.
Отсюда не хотелось уходить. Сергею нравилось здесь, безусловно, все. Если бы можно было остаться среди нарисованных изумрудной зеленью лесов и полей, где качался от ветра донник и травы ложились под ноги до самых горизонтов! Если бы можно было видеть и слышать так же близко черных бархатистых ласточек и золотистую иволгу, спрятавшись за смолистым деревом!
Странное чувство, подумал Сергей. Он все-таки обошел комнату дважды, ища разгадку. В самом деле, почему так не хотелось уходить отсюда? Какая сила тянула к этим игрушечным синим рекам и серебристым лугам?
Только на пороге дома Сергей смог ответить на этот вопрос. Задержавшись на скрипучих ступеньках, он смотрел на длинную тень от крыши. На пыльную траву, вбирающую последние лучи. Он увидел какого-то жучка. Матовую паутинку. Запоздавшую бабочку. Они были непохожи на нарисованных. Очень просто, подумал он, наверное, я уже стар.
ЗВЕЗДНЫЕ ДАЛИ
- Вы не спите? Посмотрите-ка на ночные огни, - вполголоса сказал Черешнин. Сергей открыл глаза. Уже стемнело. Машина неслась вперед. Скоро будем на месте, подумал Сергей, вздремнул на минутку, а прошел целый час. Собственно, он не хотел спать, просто думал так сосредоточенно, что перестал замечать ход времени. Думал о полете. О прошлом. О будущем. Вспоминал. Слушал кого-то. Сам говорил. Встретил старого товарища. Спорил. Смеялся. Конечно, уже во сне.
Синяя темнота за стеклом машины смешалась с зарницами на дальних дорогах. Огни, казалось, разбежались в беспорядке по небу и парили слева и справа, впереди и за спиною, внизу и вверху.
- Господи, вот уж сколько езжу, а такого не видел, - скороговоркой сказал Черешнин, - посмотрите: словно вся земля сдвинулась с места.
Белые огни стремительно летели над широкой лентой автострады. За машинами едва поспевали красные пятна - отсветы предупредительных сигналов. Это непрерывное движение могло бы вызвать мысль о стотонных чудовищах, спешащих на ракетодром по тревожному, понятному лишь им сигналу.
Но машины шли беззвучно, по кражей мере, из кабины не было слышно вовсе рокота мотора. Поэтому они напоминали скорее сказочных медоносных птиц с желтыми глазами и красными хвостами. Или тени птиц.
Где-то в звездных далях, подхваченный гравитационным ураганом, мчался навстречу неведомому исследовательский корабль "Уран". Сверхновая вспыхнула рядом с ним, и ее могучее дыхание едва всколыхнуло Галактику, но десять человек - экипаж и сердце атомной ракеты - боролись с чудовищной силой, сжавшей стальной корпус, несшей их в бездну, как буря птицу со сломанным крылом. Лучший исследовательский корабль, предназначенный для изучения околозвездного пространства, оказался беспомощным перед лицом стихии, взрывающей раскаленные недра солнц.
Вот почему в ночной мгле вспыхнули тревожно огни. Уже на рассвете спасательный корабль должен был ворваться в галактические просторы, не теряя ни минуты. Это был совсем необычный корабль.