Василь Денисыч ничего на это не возразил, только промолвил дипломатично:
- Не пойму, о чем вы… Ну да ладно, не будем зря телефон насиловать. Дайте-ка Ларисе трубочку. Она с вами?
- Куда денется, - проворчал Умнов, передавая трубку Ларисе.
Та к ней припала, как к целебному источнику. Не воды - указаний… И ведь хорошая баба, красивая, крепкая, молодая, неглупая, а как до дела, так будто и нет ее, одно слово - Дочь. Наипослушнейшая. Наипочтительная. Наивсеостальное…
- Слушаю вас, Василь Денисыч… Да… Да… Да… Нет… Да… Нет… Понятно… Сделаем… Да… будем, - отдала трубку шоферу, который как сидел неподвижно и каменно, так и не сдвинулся с места ни на микрон.
Монументная болезнь - это, по-видимому, заразно весело подумал Умнов. Как бы не схватить пару бацилл, как бы не замонументиться.
- Есть новые указания? - ехидно спросил он.
- Изменения в программе, - озабоченно и почему-то сердито сказала Лариса. - Больница пока отменяется, там карантин по случаю годовщины взятия Бастилии. После обеда нас будет ждать Василь Денисыч. У него есть планы…
- Планы - это грандиозно, люблю их громадье, - согласился Умнов, радуясь, что не придется самому отказываться от программы - А из-за чего карантин, подруга? Никак у вас все больные - потомки парижских коммунаров? Поголовно…
Лариса не ответила, сделала вид, что ужасно занята собственными государственными мыслями, помолчала, мимоходом бросила шоферу:
- В кафе "Дружба". - Опять молчала, что-то явно прикидывая, соображая. Что-то ее расстроило, что-то явно выбило из привычной ура-патриотической колеи.
Умнов некоторое время с легким умилением наблюдал за ней, потом сжалился над девушкой, нарушил тяжкое молчание:
- Окрошка-то не отменяется?
И надо же: дурацкого вопроса хватило, чтобы Лариса расцвела - заулыбалась в сто своих белейших зубов.
- Окрошка будет. Это кооперативное кафе. - Добавила дежурно: - Пользуется большой популярностью в нашем городе.
- Твои ребята его обустраивают?
- Нет, что ты! Мои - другое. А это… Ну, сам увидишь.
Она замолчала, явно успокоенная внешним миролюбием Умнова, а он праздно глянул в окно и вдруг заметил на углу вывеску: "Почта. Телеграф. Телефон". Заорал:
- Стоп! Остановите машину.
Шофер как не слышал - даже скорости не сбросил.
Зато Лариса быстро сказала:
- Притормозите, притормозите. Можно. - И к Умнову: - Что случилось, Андрюша?
- Ноги затекли, - грубо ответил он. - Я что, даже выйти не могу по собственному желанию? Это чучело за рулем - человек или робот?
Чучело на оскорбление не среагировало. Подкатило к тротуару, вырубило зажигание.
Умнов выскочил из машины, хлопнул дверью так, что она загремела, побежал назад, поскольку почту они солидно проскочили. Оглянулся: Лариса стояла у "Волги" и за ним гнаться не собиралась. Показывала, значит, что кое-какая самостоятельность у него есть.
Умнов вошел на почту, заметил стеклянную дверь с надписью по стеклу "Междугородный телефон", толкнул ее и сразу - к девушке за стойкой:
- В Москву позвонить можно?
Девушка подняла глаза от какого-то длинного отчета, который она прилежно составляла или проверяла, и сказала сердито:
- Линия прервана.
- А в Ленинград?
- И в Ленинград прервана.
Не вышел фокус, понял Умнов, и здесь обложили. Прямо как волка…
Его охватил азарт.
- А в Тбилиси? Новосибирск? Архангельск? Барнаул?..
- Я же сказала вам русским языком, гражданин: линия прервана. Понимаете: пре-рва-на. Связи нет даже с областью.
- А что случилось? - Умнов был нахально настойчив, работал под дурачка. - Бульдозерист кабель порвал? Внезапный смерч повалил столбы? Вражеская летающая тарелка навела помехи на линию?
- Все сразу, - сказала телефонистка, не отрываясь от отчета и всем своим видом показывая, что Умнов ей надоел до зла горя, что ничего больше она объяснять не желает, не будет и пусть Умнов, если хочет, пишет жалобу - жалобная книга у завотделением.
Вслух ничего такого она не произнесла, но Умнов достаточно много общался с подобными девицами на почтах, в магазинах, химчистках или ремонтных мастерских, чтобы понимать их без слов. Даже без взглядов. По конфигурации затылка.
- Печально, - подвел он итог. - И когда починят, конечно, неведомо?
- Когда починят, тогда и заработает, - соизволила ответить девица, вдруг вспомнила что-то важное, что-то неотложное, вскочила, вспорхнула - заспешила в подсобную дверцу. Спаслась, так сказать, бегством.
Город дураков, злобно подумал Умнов. Все они напуганы до колик, до дрожи, до горячей тяжести в штанах. Четвертуют здесь, что ли, за разглашение местных тайн? Головы отрубают? В лагеря ссылают?.. Ага, вот и идея: хочу побывать в местном исправительно-трудовом учреждении. Хочу пообщаться с теми, кто открыто пошел против власти. С местными диссидентами. Может, они чего путного расскажут…
Когда вернулся, Лариса по-прежнему ждала около машины.
- Как ноги? - в голосе ее была здоровая доза ехидства.
- Спасибо, хорошо, - мрачно ответил Умнов и полез в "Волгу". - Скажи этому истукану, что можно ехать.
В кафе их ждали. Два черноволосых и черноусых красавца южнокавказской наружности стояли у дверей кооператива "Дружба" и всем своим видом выражали суть упомянутого названия. Было в них что-то неуловимо бутафорское. Как в Ларисиных неформашках.
- Здравствуйте, мальчики, - сказала им Лариса. - Надеюсь, покормите? Местечко найдете?
- Ради вас, Ларисочка, всех других прогоним, - галантно заявил один усач с картинным акцентом. - Для вас все самое-самое отдадим, свое отдадим, голодными останемся - только чтоб вы красиво улыбались…
- Никого выгонять не надо, - строго сказала Лариса. - Ишь, раскокетничались… Знакомьтесь лучше. Это Андрей Николаевич, он из Москвы.
- Гиви, - представился первый усач.
- Гоги, - представился второй.
- Прошу вас, гости дорогие, - Гиви торжественно повел рукой. Гоги торжественно распахнул дверь. Умнов с Ларисой торжественно вошли в кафе.
Не хватает только свадебного марша, подумал Умнов.
И в ту же секунду невидимые стереоколонки исторгли легкое сипение, кратковременный хрип, стук, щелк - игла звукоснимателя рано встала на пластинку - и голос известного своим оптимизмом шоумена обрадовал публику сообщением об отъезде в Комарово, где - вспомнил Умнов - торгуют с полвторого.
Публика - а кафе было заполнено до отказа, свободных столиков Умнов не заметил - сообщение об отъезде шоумена приняла благосклонно, но равнодушно: никто от обеда не оторвался. Как никто не обратил особого внимания на появление Умнова и Ларисы в сопровождении кооперативных владельцев кафе.
Их посадили за маленький столик в дальнем углу, предварительно сняв с него табличку "Заказан". Столик был покрыт грязноватой клетчатой скатертью, а в центре ее под перечно-солоночным комплектом и вовсе растеклось жирное пятно.
- Что будем кушать? - спросил Гиви. Гоги исчез - скрылся в кухне.
Умнов решил опять немного похамить. Хотя почему похамить? Что за привычные стереотипы? Не похамить, а покачать права, которые, как известно далеко не всем, у нас есть.
- Почему скатерть грязная? - мерзким тоном поинтересовался Умнов.
- Извини, дорогой, - сказал Гиви, - не успеваем. Нас мало, а люди, понимаешь, кушают некрасиво, культур-мультур не хватает, а прачечная долго стирает… Что кушать будем, скажи лучше?
"Культур-мультур" Умнова сильно насторожило: уж больно избитое выражение, тиражированное анекдотами, а тут - как из первых уст. Гиви вызывал смутное подозрение. В чем?.. Умнов пока не знал точного ответа.
- Смените скатерть, - ласково сказал Умнов. - У вас, мальчики, кафушка-то кооперативная, наши денежки - ваша прибыль. При такой системе клиент всегда прав. А если ему скажут, что он не прав, он уйдет. И унесет денежки. То есть прибыль. Разве не так?
- Ты прав, дорогой! - почему-то возликовал Гиви. - Ты клиент - значит, ты прав!..
Сметнул скатерть со стола, обнажив треснувший голубой пластик, упорхнул куда-то в подсобку, выпорхнул оттуда с чистой - расстелил, складки расправил, помимо солонки с перечницей, еще и вазочку с розой установил.
- Теперь красиво?
- Теперь красиво, - подтвердил Умнов. - Главное, чисто. Так что кушать будем, а, Лариса?
Во время мимолетного конфликта Лариса хранила выжидательное молчание. Умнов заметил: переводила глаза с него на Гиви и - не померещилось ли часом? - чуть усмехалась уголком рта. А может, и забавляла ее ситуация: клиент частника дрючит. Это вам не НЭП забытый! Это вам развитой социализм! Решились доить советских граждан с попущения Советской же власти - давай качество! У-у, жу-у-лье усатое!..
Но скорей всего ничего такого Лариса не думала. Это Умнов сочинил ей, комсомольской Дочери, классовую ненависть к частникам. А ей, похоже, и впрямь забавно было: кто кого? И какая ненависть могла возникнуть, если окрошка была холодной, острой и густой?
- Вкусно, - сказал Умнов.
- Окрошку трудно испортить, - тон у Ларисы был намеренно безразличным.
А ведь ответила так, чтобы поддеть кооперативных кулинаров, шпильку им в одно место…
- Слушай, Лариса, - Умнов оторвался от первого, - тебе что, эти парни не нравятся, да? Почему, подруга?
- Еще чего!.. - совсем по-бабски фыркнула Лариса, но спохватилась, перешла на официальные рельсы: - Нравится, не нравится - это, Андрюша, не принцип оценки человека в деле. Как он делает свое дело - вот принцип…
- А как они его делают?
- Гиви и Гоги?.. - помолчала. Потом сказала странно: - Свое дело они делают…