- А вы, что бы там ни было, человек честный, - признал Абернати. - Теперь я скажу вам вот что: по слухам, мы мертвой хваткой впиваемся в каждого, кто проявит хоть малейший интерес к нашему вероучению. Это вздор. Я с удовольствием приму вас в лоно нашей церкви - но лишь убедившись, что вы поступаете сознательно, взвешенно, не с кондачка. Могу подсказать вам существенный аргумент против перехода: наша церковь неизмеримо беднее церкви Служителей Гнева. Если вы ищете материальной выгоды - забудьте дорогу к нам. Мы не то что настенных росписей не можем себе позволить - даже иллюстрировать святые книги нам не по карману.
- О материальных выгодах, святой отец, я думаю как раз менее всего.
- Ладно, - сказал Абернати, - я просто хотел убедиться, что между нами нет недопонимания.
- Да, я уверен, что поступаю не вслепую.
- Итак, вы служите в церкви Господа Гнева, - произнес Абернати, подчеркивая каждое слово.
- Я взял у них аванс, - сказал Тибор, - и должен выполнить работу.
- А что вы на самом деле думаете о Люфтойфеле? - спросил Абернати.
- Я ведь его никогда не видел. А рисовать предпочитаю того, кого видел своими глазами, фотография, что они мне дали, могла бы помочь лишь в том случае, если бы я увидел Люфтойфеля - хотя бы краем глаза, хотя бы на мгновение-другое.
- А как он вам - в качестве Бога? - спросил Абернати.
- Да как вам сказать… шут его знает.
- А как человек? - не унимался священник.
- А шут его знает…
- Если вы пока толком не разобрались в своих чувствах, стоит ли вам пороть горячку? - усомнился Абернати. - Когда по-настоящему припрет, тогда и примете окончательное решение.
- Штука в том, что ваша религия предлагает больше, - сказал Тибор.
- Например?
- Любовь, веру, надежду.
- Но деньги-то у них вы взяли, - сухо констатировал Абернати.
- Взял, - кивнул Тибор. - И даже успел заключить с ними договор.
- По условиям которого вы не можете отвертеться от Странствия? - спросил Абернати.
- Угу, - со вздохом отозвался Тибор.
- Если вы сегодня перейдете в истинную веру, как быть с этим вашим договором?
- Откажусь.
- Почему? - продолжал допрос святой отец.
- Потому как не желаю пускаться в Странствие.
Оба сделали несколько глотков кофе - в полном молчании.
- Вы считаете себя порядочным человеком, - наконец проговорил Абернати. - Порядочный человек выполняет взятые на себя обязательства. А вы хотите изменить своему слову и переметнуться к нам.
Тщательно избегая взгляда Абернати, Тибор вымолвил:
- Я могу вернуть им аванс.
- Это само собой, - сказал Абернати, - ибо и в Святом Писании сказано: "Не укради!" От выполнения этой заповеди никто не изъят - в том числе и Служители Гнева. Поэтому у вас только два варианта действий: или вернуть взятые деньги, или выполнить заказ и довести работу над фреской до конца. Кстати сказать, как был сформулирован заказ?
- Расписать церковь - и чтоб был изображен сам Господь Гнева.
- Вот оно как… И где же ваш Бог живет?
- Этот вопрос выше моего разумения, - сказал Тибор и отхлебнул кофе.
- Разве Он, будучи жителем Вечности, не вездесущ? Разве Он не присутствует в любом месте и в любое время? - спросил Абернати. - Мне казалось, что Служители Гнева и христиане в этом вопросе сходятся.
- Да вроде бы так, - пожал плечами Тибор. - Но это касается Его как Всемогущего Бога…
- Ну да, Его можно отыскать где угодно!
- Святой отец, что-то я не поспеваю за ходом вашей мысли…
- А что, если вы не сумеете найти Его? - спросил Абернати.
- Тогда я не смогу завершить церковную роспись, - сказал Тибор.
- И как же вы поступите в таком случае?
- Что ж, буду зарабатывать на пропитание тем, чем зарабатывал прежде: малевать вывески, дорожные знаки, красить дома. Деньги за фреску, разумеется, верну…
- Зачем же такие крайности! - воскликнул Абернати. - Поскольку Господь Гнева - ежели он и впрямь Господь - обретается в любой точке им же сотворенного мира, то его трудно не найти, коли заняться поиском всерьез.
Несколько растерянно, но не без скрытого восхищения, Тибор произнес:
- Боюсь, что я все еще не совсем уразумел смысл ваших слов…
- А вдруг Его лик привидится вам на облаке? - сказал Абернати. - Или на соляных глыбах Большого Соленого озера - ночью, при свете звезд? Или в предвечернем мареве летнего дня, когда жара только-только спадает?
- Это будет зыбкое видение, - сказал Тибор. - Догадка, а не истина. Словом, подделка.
- Почему вы так уверены?
- Потому как я всего лишь смертный, а значит, способен ошибаться. Если мне предстоит угадывать, я могу и оплошать.
- Но ежели Он пожелает быть увиденным и изображенным верно - разве Он позволит вам ошибиться! - возликовал Абернати. - Неужто ваш Господь попустит существование своего искаженного портрета!
- А шут знает… Наверное, не попустит… Однако же…
- Ну так чего ради тратить столько времени, сил и нервов, - воскликнул Абернати, - ежели можно выполнить эту работу таким вот образом - и не рвать себе душу в клочья!
Тибор какое-то время остолбенело молчал. Затем буркнул:
- А по мне, это не дело. Не по правде.
- Да бросьте вы! - сказал Абернати. - Какие тут сомнения? Вы же сами понимаете - Он может быть кем угодно. Он может быть каким угодно! Скорее всего вам никогда не отыскать настоящего Карла Люфтойфеля!
- Какие сомнения? А вот такие - не по правде это, и все тут. Мы договорились, что в центре фрески я изображу Господа Гнева - совершенно реалистично, подобающими красками, точно. И стало быть, мне позарез надобно хоть разок глянуть на него.
- Да неужто это действительно важно? - стоял на своем Абернати. - Вы подумайте: много ли людей до войны знали, как он выглядит? И выжил ли хоть один из тех, кто помнит его в лицо? Предположим, Люфтойфель действительно еще жив. Но узнали бы его сегодня - спустя многие годы - те, кто его знал прежде?
- Да я не про то, - сказал Тибор. - Я понимаю, что могу изобразить какое угодно лицо - никто меня за руку не схватит. Мне ничего не стоит перенести лицо с фотографии на стену. Штука в том, что это будет вранье. Это не будет правдой.
- Правдой? - запричитал Абернати. - "Это не будет правдой"! Не смешите меня!.. Что такое правда в этом случае? Неужели хоть один истинный верующий в Господа Гнева перестанет верить или станет верить меньше от того, что лицо на церковной фреске не будет подлинным? Да, конечно же, нет! Сто раз нет! Поверьте, я не пытаюсь унизить этими словами "конкурирующую" религию. У меня этого и в мыслях нет. Я просто очень и очень высоко ценю вас. А Странствие - дело архирискованное. Чтобы не сказать гибельное. Ну, угробите вы себя во время этого путешествия - кто от этого выиграет? Никто. А ежели вы погибнете - это будет потеря? И душу живу задарма погубят, и хорошего художника. Мне больно думать, что мы потеряем вас вот так - ни за что ни про что.
- Я бы не стал называть это "задарма", - энергично возразил Тибор. - Тут речь идет о чести. Мне заплатили за определенную работу, я дал слово. И - видит Бог, ваш или ихний! - я намерен выполнить свою работу добросовестно. Потому как я завсегда работаю по совести.
- Ну-ну, не кипятитесь, - сказал Абернати, шутливо поднимая руки, как будто сдаваясь. Он неспешно отхлебнул кофе и продолжил: - Гордыня, кстати, тоже грех. Из-за своей гордыни Люцифер был низвергнут с Небес. Я бы даже сказал, что из семи смертных грехов непомерная гордость есть наихудший грех. Гнев, скупость, зависть, похоть, леность, обжорство - все это относится к взаимоотношениям человека с себе подобными и с миром в целом. А вот гордыня - это нечто абсолютное по своей мерзости, ибо она есть субъективное отношение человека к самому себе. И потому она - грех самый лютый. Ведь гордыня не нуждается в основаниях гордиться. Это верх нарциссизма, верх самолюбования. У меня такое ощущение, что вы - жертва именно такой греховной гордыни. Вы упиваетесь своей честностью, не можете налюбоваться своей идеальной честностью!
Тибор рассмеялся. Потом принялся за кофе. Возня с чашкой давала ему возможность подумать.
- По-моему, вы распекаете меня зазря, - сказал он наконец. - У меня нет ни малейших оснований гордиться.
Поставив на стол чашку, Тибор нарочито вытянул перед собой металлический манипулятор.
- Судите сами, мне ли любоваться собой! Да я же, черт побери, наполовину робот. Любой из перечисленных вами грехов мне ближе, чем гордыня.
- Ну, тут я с вами мог бы спорить до хрипоты, - сказал Абернати.
- Я, в общем-то, пришел не спорить о моем характере, а поговорить касательно религии…
- Да-да, вы правы, правы, - кивнул Абернати. - Но разве мы до этого момента говорили не о религии? Я лишь пытаюсь представить вам в правильном свете вашу предстоящую работу - так сказать, поместить ее в контекст реальности: убрать те искажения, которые она претерпела в вашем сознании. Хотите еще кофейку?
- Да, будьте добры.
Пока Абернати наливал кофе, Тибор смотрел в окно. "Близится одиннадцатый час, - думал он, - момент истины для всего мира. И что-то действительно произошло. А что - пожалуй, я никогда так и не пойму".
Отпив горячего кофе, Тибор вернулся мыслями к предыдущему вечеру.
- Святой отец, - промолвил он после долгого молчания, - я затрудняюсь определить, кто из вас прав - вы или они. А может, мне и не дано этого понять - до самого смертного часа. Но не могу я обмануть, если сказал, что сделаю. Будь заказчиком христианская община - я бы точно так же держал слово перед вами.