Разумеется, это он! На мужчине с золотисто-пепельными волосами была тога и греческие наголенники. Был он молод, широкоплеч, а на устах его играла ласковая счастливая улыбка. В руках он держал, прижимая к груди, увесистую огромную книгу с застежками. Если бы не характерные античные наголенники, его можно было принять за древнего саксонца - особенно благодаря небрежно постриженным волосам.
"Иисус Христос!" - ахнул про себя Пит.
Белобрысый мускулистый молодой человек - батюшки, да он сложен как кузнец! - отстегнул застежки на книге и раскрыл ее. На двух широких листах протянутой ему книги Пит увидел рукописный текст на каком-то незнакомом языке. Он стал читать: "KAI THEOS EIN HO LOGOS".
Для Пита это была китайская грамота. Слова медленно проплывали перед ним в его видении - написанные вроде бы очень четко, но совершенно непонятные. Какие-то загадочные koimeitheisometha… keoiesis… titheime… Он даже не мог толком понять, что это - какой-то язык? Или просто набор буквенных символов? Или бессмысленная чепуха, характерная для сна?
Белобрысый молодой человек захлопнул книгу - и внезапно исчез. Исчез так, как исчезало изображение с экрана, когда телевизоры еще существовали, - мгновенно и бесшумно.
- Тебе не следует слушать всю эту дребедень! - произнес голос внутри Питовой головы, словно его собственные мысли вышли из-под контроля и начали самостоятельную жизнь, заговорили вслух. - Все эти таинственные письмена - только для того, чтобы задурить тебе мозги. Он ведь даже не назвался, этот тип! Да-да, он не счел нужным назвать свое имя!
Но голос шел все же не из головы. Пит обернулся и увидел в воздухе за своей спиной расплывчатые очертания небольшого глиняного горшка, который качался вверх-вниз, как поплавок на воде. Это был непритязательный предмет - обожженный, но некрашеный горшок. Сделанный, считай, из грязи, предельно утилитарный, этот предмет поучал его: не благоговей! не разевай рот в почтительном восторге перед непонятным! Питу, который действительно возблагоговел, эти слова пришлись по вкусу.
- А вот я назовусь, - сказал горшок. - Меня зовут О Хо.
Пит подумал про себя: "Видать, китаец".
- Я сделан из глины и потому нисколько не выше обычных смертных, - продолжал горшок по имени О Хо в манере приятельского разговора. - И я не считаю, как некоторые, что назвать себя - значит унизить себя. Ты - Питер Сэндз, я - О Хо. Тот, кого ты видел, тот парень со здоровенным древним манускриптом - это обитающий на берегу Океана Знаний дух ноосферы, прибывший сюда из шумерских времен. Эти духи под именем Терапевтов - "ухаживающих" - помогали греческому богу врачевания Асклепию, коего в Древнем Риме называли Эскулапом. Древним египтянам они были известны под именем Тотов - духов или плазменных сгустков мудрости. Когда же эти духи занимались строительством - а они славились блестящими зиждительными способностями, покровительствовали ремеслам, - они представлялись египтянам в качестве бога Птаха, а грекам - в качестве бога Гефеста. На самом деле у них вообще нет имени, ибо они просто составные вселенского разума. А вот у меня есть имя, как и у тебя. Меня зовут О Хо. Запомнил? Очень простое имя.
- Конечно, запомнил, - сказал Пит. - О Хо. Это китайское имя.
Горшок запрыгал пуще прежнего, его очертания стали расплываться все больше и больше, пока он не исчез совсем. При этом он быстро говорил:
- О Хо. Хо О. О-о-о! Эй! Вперед! Ого! О Хо Он! Вспомни о Хо Он, Питер Сэндз, когда тебе случится беседовать с доктором богословия Абернати. Вспомни о сосуде скудельном, о маленьком глиняном горшке, который сделан из праха земного и может быть, подобно тебе, разбит и обращен в прах в любой момент, бессильный пережить род человеческий.
- Хо Он! Вперед, Хо Он! - покорно отозвался Пит.
- Все доброе, не обинуясь, называет себя по имени, - произнес уже невидимый О Хо Он - теперь лишь голос, мысль, ментальная составляющая разума Пита Сэндза. - А те, на ком нет благословения Божия, те утаивают свое имя. Мы с тобой похожи, ты и я, мы в некоторых отношениях одно и то же, ибо сотворены из той же глины, Питер Сэндз! Я сказал тебе, кто я; и я знаю тебя от начала века.
"Какое глупое имя - О Хо!" - подумал Пит.
Дурацкое имя для бренного, непрочного горшка. А впрочем, эта штуковина со странным именем ему понравилась - она не смотрела на него свысока, говорила как с равным. И, как ни странно, демократизм горшка был для Пита притягательнее трансцендентальной зауми, темной вязи иноземных слов в той тяжеленной книге на застежках. Что проку в непонятных словах? Их смысл был темен, недоступен. Что Питу, что скудельному сосуду О Хо не дано было понять глубины премудрости.
Но тут Пит как-то особенно ясно осознал, кого он видел до встречи с горшком. То был Иисус Христос. "Я сразу догадался, кто этот белобрысый. Он выглядел именно так, как должен выглядеть Христос!"
- Хочешь еще что-нибудь узнать до того, как я покину тебя? - спросил Пита невидимый горшок - как бы изнутри его головы.
- Скажи мне самую-самую важную вещь - такую, какая важна при любых обстоятельствах. Но только не солги!
О Хо на некоторое время задумался. Потом произнес:
- Святая София возродится. Прежде мир ее не принимал.
Пит непонимающе мигнул. Кто такая эта святая София? С тем же успехом горшок мог сообщить, что святой Витт намеревается снова поплясать… Видать, это глупая шутка…
Горькое разочарование наполнило душу Пита Сэндза. Ну вот все и кончилось - такой же глупостью, как имя этого скудельного шутника. Пит ощутил, что новый знакомый покинул его, - на жалкой бессмысленной ноте.
И сразу же после этого действие наркотиков закончилось. Он больше ничего не слышал и не видел, кроме обычного, бытового. Он обвел глазами свою комнатку: знакомые микрокассеты, проектор, заваленный всякой дрянью пластиковый стол… Потом Пит увидел Лурин, которая курила трубку, ощутил запах прессованного табака… Голова трещала.
Пошатываясь, Пит поднялся. Он знал, что в реальном времени прошло только мгновение - и Лурин со стороны казалось, что ровным счетом ничего не произошло.
А в сущности ничего и не произошло. Она права.
Можно ли назвать событием то, что случилось? Ведь Христос не объявил о себе, не открылся. Впрочем, нечто важное все же случилось - и очень желанное. Познавательные, "проникательные" способности Пита явно увеличились.
Иисус! - произнес он громко.
- В чем дело? - спросила Лурин.
- Я видел Его, - сообщил Пит. - Он существует. Он всегда присутствует в мире - был и будет.
Пит нетвердыми шагами прошел в кухню, налил себе крохотную порцию виски - от силы граммов двадцать - из драгоценной довоенной бутылки.
Когда он вернулся в комнату, Лурин читала аляповатый журнальчик, отпечатанный на мимеографе, - эти листки жители их горного района бережно передавали из города в город.
- Ну ты даешь! - сказал Питер. - Сидишь себе как ни в чем не бывало!
- А что мне, по-твоему, делать? Разразиться аплодисментами? Визжать от восторга?
- Но ведь это архиважно!
- Ты его видел. Я - нет.
И она снова уткнулась в журнальчик, напечатанный в Прово, штат Юта.
- Но он же присутствует в мире и тебя ради! - сказал Пит.
- Ну и замечательно, - кивнула Лурин с отсутствующим видом:
Питер сел. Его мутило, он ощущал убийственную слабость - чертовы побочные эффекты от приема таблеток.
После продолжительного молчания девушка заговорила снова, но с прежним отсутствующим видом.
- Служгнева отсылают иконописца Тибора Макмастерса в Странствие. Дабы он отыскал Господа Гнева, запечатлел его образ в своей памяти и нарисовал на храмсте.
- Черт возьми, что такое "храмсте"? Я не понимаю этот ваш нелепый "служгневский" жаргон!
- Храмсте - это настенная храмовая фреска, - кротко пояснила Лурин. - По их мнению, ему предстоит пройти по меньшей мере тысячу миль. Мне кажется, они хотят, чтоб он дошел до самого Лос-Анджелеса.
- А мне-то что! Плевал я на это, - с яростью в голосе сказал Пит.
- Я думаю, - продолжила она, откладывая журнальчик и задумчиво сдвигая брови, - тебе тоже следует отправиться в Странствие. Милях в пятидесяти отсюда ты подрежешь ногу корове, которая тащит тиборовскую тележку. Или закоротишь его метабатарею.
Она говорила совершенно серьезным тоном, взвешивая каждое слово.
- Но чего ради ?
- Чтобы он не смог добыть материал для этой фрески.
- Опять-таки меня это никак не колышет!..
Сэндз осекся. Кто-то подошел к двери его жалкого жилища. Сперва послышались шаги, потом залаял Том-Шустрик. Раздался звонок, и Пит поднялся открыть.
За дверью стоял его начальник, доктор богословия Абернати, священник Шарлоттсвилльской Всеобъемлющей Христианской церкви. На нем была черная сутана.
Извиняюсь. Я не слишком поздно? - Его круглое, похожее на сдобную булку личико выглядело архиблагообразным, когда он осведомлялся, не помешал ли своим приходом.
- Заходите, пожалуйста, - сказал Пит, широко открывая дверь перед священником. - Ведь вы, святой отец, уже знакомы с мисс Рей.
- Благослови вас Господь, - лучезарно улыбнулся Абернати, кивнув девушке.
Она поспешно встала.
- Слышал я, - сказал Абернати, - что вы намерены присоединиться к нашей вере, пройти конфирмацию и принять причастие.
- Э-э… - неуверенно начала Лурин. - Я действительно была… да вы ведь знаете… Словом, я не была удовлетворена - да и кому охота молиться бывшему председателю правительственной комиссии по разработке новых источников энергии!
Абернати прошел на кухню, чтобы вскипятить воду для кофе. Вернувшись, он сказал: