8
Луна полностью лишена атмосферы, поэтому планетолеты могут садиться прямо на поверхность. Однако "Том Пейн", казалось, обречен был ни на минуту не покидать Пространство, обслуживаясь только на орбитальных станциях. Посадить его можно было лишь на опоры – "в колыбель", как говорят космачи. Когда Дэк ухитрился проделать это, я спал – проспав такое редкое зрелище! Я слыхал, куда легче поймать яйцо тарелкой, не разбив его; Дэк же был одним из полдюжины пилотов, идущих и не на такой риск.
Но мне не удалось даже поглазеть на "Томми" в его "колыбели". Все, что я смог увидеть – внутренность герметичного перехода, который сразу же подвели к нашему шлюзу, да еще пассажирскую капсулу, понесшую нас в Новую Батавию. Здесь, при слабом лунном притяжении, капсулы развивают такую скорость, что к середине пути мы будто вновь оказались в невесомости.
Нас сразу же провели в аппартаменты, отведенные лидеру официальной оппозиции. То была официальная резиденция Бонфорта, пока – и если – он не изменит своего качества по окончании выборов. Роскошь здешняя меня просто поразила! Интересно, как же тогда выглядит обиталище премьер-министра?! Я думаю, Новая Батавия – вообще самая пышная и эксцентричная из всех столиц мира. К сожалению, осмотреть ее снаружи почти невозможно, зато Новая Батавия – единственный город Солнечной Системы, которому не страшна даже термоядерная бомба. Не то, чтобы совсем не страшна – кое-что, конечно бы, пострадало, я имею в виду постройки, находящиеся на поверхности…
Аппартаменты Бонфорта состояли из верхней гостиной, вырубленной в склоне горы, с выдающимся наружу прозрачным полукругом балкона, с которого можно было любоваться звездами и матушкой-Землей. Отсюда специальный лифт вел вниз – в спальню и кабинеты, надежно укрытые под тысячефутовой толщей каменного массива.
Осмотреть все как следует я не успел – пора было облачаться для аудиенции. Бонфорт и на Земле никогда не держал лакея, но Родж навязался мне помогать (вернее – мешать) наводить окончательный блеск. "Облачение" оказалось древней придворной одеждой: бесформенные, трубоподобные штаны, совершенно уж дурацкий пиджак с фалдами, похожими на гвоздодер, – и то и другое удушливо-черного цвета. Впридачу – сорочка: белый пластрон, от крахмала жесткий, будто кираса, воротничок-"разлетай" и белый галстук-бабочка. Сорочка Бонфорта была собрана воедино заранее, ведь услугами лакея он, как я уже говорил, не пользовался. А вообще-то каждый предмет полагалось надевать порознь и бабочку завязывать так, чтобы видно было: завязывали в последнюю очередь. Но нельзя же, в самом деле, требовать, чтобы человек разбирался в одежде так же хорошо, как в политике!
Да, выглядел костюмчик более, чем нелепо, но на траурном его фоне разноцветная диагональ ленты ордена Вильгельмины смотрелась просто здорово! Надев ее через плечо, я осмотрел себя в большом зеркале и остался доволен. Яркая полоса на мертвенно-тусклом черно-белом – весьма впечатляюще. Несмотря на неуклюжесть, традиционное облачение придавало достоинство и этакую, понимаете, неприступную величественность метродотеля. Я решил, что император тоже останется доволен.
Родж передал мне свиток, якобы с фамилиями тех, кого я рекомендовал в состав нового кабинета министров, а во внутренний карман пиджака сунул мне копию настоящего – обычный лист бумаги. Оригинал же был послан в канцелярию императора сразу после посадки. Теоретически, аудиенция представляла собой лишь формальность – император выражал глубокое удовлетворение тем фактом, что кабинет формирую именно я, мне же надлежало смиренно представить свои выкладки. Считалось, что до милостивого монаршего одобрения их следует держать в секрете.
На деле – все было уже решено. Родж с Биллом почти всю дорогу не вылезали из-за стола, обдумывая состав правительства и получая согласие каждого кандидата по спецсвязи. Я изучал досье всех рекомендованных, а также – альтернативных кандидатур. Так что список держали в секрете лишь от газетчиков; им он будет дан только после аудиенции.
Взяв свиток, я прихватил и Жезл. Родж в ужасе застонал:
– Да вы что, с ума сошли?! Нельзя же с этим к императору!
– А, собственно, почему?
– Но… Это же – оружие!
– Верно, церемониальное оружие. Родж, да любой герцог и даже самый паршивый баронет нацепят для такого случая свои шпаги! Ну, а я возьму Жезл!
Он замотал головой:
– Тут – дело другое. Вы разве не знакомы с этикетом? Их шпаги символизируют обязанность поддерживать и защищать монарха лично и собственным оружием. А вам, как простолюдину, оружие при дворе не положено!
– Нет, Родж. То есть, как вы скажете, так и будет, но – к чему упускать такой отличный шанс? Спектакль пройдет замечательно, точно вам говорю.
– Э-э… Боюсь, что не вижу…
– Так смотрите! На Марсе ведь узнают, что Жезл был со мной? Обитатели Гнезд, я имею в виду?
– Д-да, без сомнения.
– Именно! У любого Гнезда есть стереовизор – в Гнезде Кккаха, по крайней мере, их было навалом. Ведь марсиане не меньше нашего интересуются имперскими новостями, так?
– Так. Во всяком случае, старшие.
– И если я возьму с собой Жезл, они узнают об этом. Если нет – тоже. А для них это важно, это касается приличий! Ни один марсианин не покажется вне стен Гнезда или на какой-нибудь церемонии без Жезла! Да ведь они и раньше встречались с императором! И могу на что угодно спорить – свои Жезлы на аудиенцию брали!
– Но вы же не…
– Родж, забываете – теперь я именно марсианин!
Лицо Роджа разом прояснилось. Я продолжал:
– Я теперь не только Джон Джозеф Бонфорт, я Кккахжжжер из Рода Кккаха! И не взяв с собой Жезл Жизни, поступлю настолько неприлично… Даже не представляю, что может случиться после; я еще недостаточно знаком с марсианскими обычаями. А если я беру Жезл, тогда я – марсианский гражданин, который вот-вот станет премьер-министром Его Величества! Что, по-вашему, скажут на сей счет в Гнездах?!
– По-моему, я не продумал как следует этого вопроса, – задумчиво протянул Родж.
– Я тоже лишь сейчас додумался, как только пришлось решать: брать ли с собой Жезл. Но неужели мистер Бонфорт не обдумал этого еще до усыновления?! Родж, мы уже поймали тигра за хвост – отступать некуда, только оседлать его и – вперед!
Тут пришел Дэк и тоже взял мою сторону; похоже, даже удивился, что Роджу могло прийти в голову нечто другое:
– Будь уверен, Родж, мы создадим прецедент, и, сдается мне, далеко не последний в нашей карьере!
Взгляд его упал на Жезл:
– Эй, парень! Ты имеешь виды на кого-то из нас?! Или просто хочешь стену продырявить?!
– Да я же не жму ни на что!
– И слава всевышнему – балует нас, грешных, иногда! Он у тебя даже не на предохранителе!
Он аккуратно отнял у меня Жезл:
– Повернуть кольцо, а эту штуку опустить… Уффффф! Все. Теперь он – просто стэк.
– Извините, бога ради…
Из гостиной меня препроводили в гардеробную и сдали с рук на руки конюшнему короля Виллема – полковнику Патилу. То был индус в мундире имперской звездной пехоты, с прекрасной выправкой и мягким выражением лица. Поклон, коим он меня встретил, был рассчитан с точностью до градуса: отображал он и то, что я скоро стану премьер-министром, и то, что таковым я пока еще не стал, и что мой ранг хоть и выше, но все же человек я штатский, и следует вычесть пять градусов за императорский аксельбант на его правом плече.
Заметив Жезл, он мягко сказал:
– Марсианский Жезл Жизни, не так ли, сэр? Весьма любопытно. Вы сможете оставить его здесь; уверяю вас – с ним ничего не случится.
– Жезл я возьму с собой, – ответил я.
– Сэр?..
Он так и пронзил меня взглядом, ожидая, что я тут же исправлю ошибку. Я перебрал в памяти излюбленные фразы Бонфорта и выбрал одну: ясный намек на излишнюю самоуверенность собеседника:
– Вы, юноша, свое плетите, как хотите, а моего не путайте.
С лица его исчезло всякое осмысленное выражение:
– Прекрасно, сэр. Сюда, будьте любезны.