8
Второй раз Раен лежала неподвижно и ждала, пока решится, жить ей или умереть. Однако на этот раз ее окружали ярко-белые стены и хромированные инструменты, а рядом сидела какая-то испуганная ази, постоянно смотревшая в пол и не говорившая ни слова.
Это не мешало Раен. Не была ничего такого, что она хотела бы услышать. Она находилась не в Кетиуй, и факт этот говорил о многом. Наркотики приглушали все ее чувства, и она ничего не желала достаточно сильно.
Так продолжалось, как ей казалось, много дней. Ее кормили, потому что она не могла есть сама, передвигали, чтобы обеспечить отправление физиологических потребностей. Все это время она молчала, а от ази не услышала ни одного слова.
Однако в конце концов лекарства перестали действовать, и она проснулась. В комнате находился охранник-маджат.
Красный курган. Она узнала эмблемы, знаки, которые они носили для людей, неспособных различать их цвета.
Воин красного кургана.
Вот теперь тут-то она и поняла, что проиграла – и при этом нечто большее, чем просто Кетиуй.
Маджат подал ей одежду, серую, без цвета Клана, и она надела ее, чувствуя совершенно чужое прикосновение материала. Потом села, держа руки на коленях, на край кровати, равнодушно глядя на стену. Охранник-маджат не двигался, и Раен знала, что он не сменит позы, пока она не шевельнется.
Возвращение в мир людей было для нее шоком, как понимание того, что она потеряла и чем стала. Раен сильно исхудала, у нее по-прежнему болели ноги, но шрамы остались только на боку. Она стискивала правую руку левой, водя пальцами по бисеринкам хитина, что были ее опознавательным знаком: Раен, септ Сул, Мет-марен, Контрин. Ее заставили одеться в серое, а не в свои цвета, однако знак на ладони нельзя было убрать без серьезной операции – удаленный хитин отрастал снова.
Она слышала о Контрин, лишенных личности, искалеченных убийцами или по приказу Совета. Эта угроза пугала ее больше, чем она решилась бы в этом признаться. Ведь это было все, что у нее осталось. Скоро ей должно было исполниться шестнадцать лет, и она была смертельно испугана.
Минуло много времени, прежде чем пришел вызов, которого она ждала. Не сопротивляясь, Раен пошла за охранниками-ази.
9
Они олицетворяли власть Семьи, главы двадцати семи имений и пятидесяти с чем-то меньших владений вместе с внепланетными наделами. Носили цвета Кланов и септов и поблескивали хитиновыми панцирями… скорее украшением, ибо закрывали они в основном только правую руку; оружие в зале Совета было запрещено.
Здесь сидели старые мужчины и женщины, хотя это было бы трудно определить, глядя на их лица. Раен разглядывала полукруглый амфитеатр, в центре которого ее поставили. Со смешанными чувствами заметила она, что никто из присутствующих не носил голубизны Кетиуй.
Потом увидела Кана, некогда самого молодого в Совете, в свои семьдесят два года он был Старейшим почти уничтоженного убийцами септа Белн Клана Иллит и выглядел тридцатилетним. Дальше сидела Мот, преклонный возраст которой был виден очень хорошо, морщинистая и словно бы хрупкая; в Семье предполагали, что вскоре она покинет их. Женщине перевалило уже за шестьсот лет, ее волосы полностью поседели и становились все реже. И Лиан, Старейший Семьи… Раен взглянула на него с новой надеждой – Лиан все еще жив, дядюшка Лиан, который при возрасте в семьсот лет продолжал противостоять убийцам, возможно, потому, что Семья хотела проверить, сколько может прожить Контрин и не сойти с ума. Он был одним из первых, старый, как поселения людей на Цердине, самый главный в Совете.
И к тому же он дружил с дедушкой: Раен с раннего детства помнила его, как гостя в доме, однажды он даже заметил ее у ног дедушки. Сейчас она отчаянно старалась перехватить его взгляд, надеясь, что он еще сможет ей помочь. Напрасно. Он сидел, погруженный в свои мысли, спокойный, рассеянный и старый, просто старый, как бета. Раен смотрела дальше.
Там сидели Эрон Тел и Илс Рен-барант, союзники, друзья Руилов. Суллы презирали их. Имелись и другие, подобные им. Раен гипноизучила весь Совет и все кланы, важные для Сул Мет-маренов, так что теперь знала имена и лица, характеры и истории. Однако в зале не было тех, кого она ожидала увидеть, и другие носили их цвета. Какие-то молодые представляли Тонов и Ялтов, и Раен содрогнулась, понимая, что происходило в Семье: то же, что в Кетиуй, но в гораздо больших масштабах.
Новые люди пришли к власти на Цердине и в других местах, новая группа обрела влияние. И в группе этой не хватало только Руил Мет-маренов.
Встал Эрон Тел, включил микрофон и обвел взглядам ряды сидений.
– Совету нужно решить один вопрос, – сказал он. Опека над ребенком Раен а Сул Мет-марен.
– Я сама займусь собой! – крикнула она, а Эрон медленно повернулся и внимательно посмотрел на нее, чувствуя за собой поддержку большинства. Она вдруг поняла, под чью опеку ее хотят отдать и в чем она может заключаться. Страх сжал ее горло, не давая больше протестовать.
– Ты уже пыталась, – голос Эрона из динамиков эхом прокатился по залу Совета. – Тебе удалось стереть с лица этого мира септ Руил – до последнего ребенка. Кое-кто пытался убедить меня, что "ребенок" – неподходящее определение в данном случае. Если бы ты представляла Клан Мет-маренов, тебе пришлось бы отвечать за свои поступки, а тебе этого вряд ли захочется, правда? Совет склонен принять во внимание твой возраст.
– Я – Клан Мет-марен, – крикнула она.
Эрон отвернулся и сделал знак рукой. Огни потускнели, засветились центральные экраны и появилось Кетиуй. Сердце Раен учащенно забилось, она знала, что в этом показе будет такое, что должно причинить ей боль.
Вам не удастся, – подумала она, – я не доставлю вам этого удовольствия.
На экранах виден был сад возле лабораторий, а на траве, через равные промежутки лежали тела. Изображение приблизилось, и она узнала – ази из Кетиуй, в основном обычных работников, спокойных и не опасных ни для кого, убитых и уложенных перед камерой. Ряд трупов тянулся бесконечно, в своей массе незнакомые, с чужими лицами, ибо она не знала всех, работавших на полях. Однако там была Лия и другие. Раен почувствовала внезапный укол в сердце, испугалась что покажут трупы родственников, хотя те давно уже должны были сгореть. Она надеялась, что именно так и произошло.
На экране появились холмы, где кишели маджат: красные, зеленые, золотистые. Она заметила мертвых голубых, потом камера приблизилась к самому вестибюлю голубого кургана. Около входа лежали белые предметы, яйца с разорванными коконами, наполовину сформированных маджат подвергли воздействию воздуха. Тела голубых свалены в кучу, из которой местами торчали нагие конечности ази.
И снова Кетиуй – в огне. Стены рушились от жара, свечедеревья гибли во вспышках пламени.
Экраны погасли, снова вспыхнул свет. Раен стояла неподвижно, лицо ее было сухо, ни следа слез. Она испытывала странный холод в области сердца.
– Ты видела сама, – заговорил Эрон. – Поместье Мет-маренов полностью уничтожено. Не осталось в живых никого из взрослых, имеющих право голосовать.
Не доверяя собственному голосу, Раен только пожала плечами и стиснула зубы. Она была Контрин, знала технику убийства из-за угла и требования политики, предвидела, каким будет ее будущее в руках враждебного Клана. Изучив историю Семьи, она знала, какие решения принимаются после чистки. Даже старшие, имевшие чувствительную совесть, не будут протестовать, не захотят рисковать ради такой ничтожной причины, как она. Особенно, учитывая то, что она не может отблагодарить.
Девушка вглядывалась в пустой экран, мечтая об оружии. Она поняла, что ее врагами были не только Руилы.
Кто-то шевельнулся в углу зала, где она никак не ожидала движения. Это была старая Мот, уже много лет лишь украшение заседаний Совета, представляющая небольшой септ Элф с Терна, всегда молчаливая и голосующая так же, как большинство. Она часто засыпала во время сессий.
– Голосования не было, – сказала она.
– Нет, было, – заверил ее Эрон. – Ты, наверное, задремала, Мот.
Его сторонники услужливо рассмеялись – их было так много…
И тогда встал Старейший, Лиан, и прислонился к балюстраде. Над ним никто не смел подшучивать, как над Мот. Воцарилась тишина.
– Голосования не было, – повторил он, и никто не рассмеялся. – Я вижу, Тел, ты посчитал, сколько вас тут, и счел голосование Совета лишним.
Слезящимися глазами он посмотрел на Раен:
– Позволь, Раен а Сул кант Мет-марен, от имени Семьи извиниться перед тобой и выразить искренние соболезнования.
– Сядь, Старейший, – сказал Эрон, Старик коротко пожал руку Мот, которая покинула свое место и спустилась по лестнице вниз, в центр, где стояла Раен. Ступени и собственная тога доставляли ей немало хлопот. Кто-то недовольно крикнул, но никто не шевельнулся, чтобы помочь или остановить.
– Протокол, – заявила она, ступив на пол зала и оглядывая собравшихся. – Есть кое-какие процедуры, которые вы опустили.
– Я хочу вам кое-что сказать, – заговорил со своего места Старейший, включив микрофон. – Это опасный прецедент: уничтожение Клана и… предположение, что вы получите поддержку. Я здесь с тех пор, как первый корабль прибыл в Район, и говорю вам: я давно заметил, что люди, живущие здесь, портятся.
– Садись! – крикнул кто-то.