* * *
Хилая полоска света с автостоянки осталась позади. Впереди были только густая холодная ночь и забор из шершавых бетонных плит, казавшийся почти бесконечным. Шестаков остановился, перевел дух, и прислушался к тишине Юго-Восточного округа, утонувшего в хаотичном нагромождении старых фабричных зданий. Старательно следуя короткой инструкции, которую получил от Лю Тана, Шестаков добрался до теплотрассы, миновал изгиб компенсатора, вслепую перебрался через двухметровую канаву по шаткой и ржавой металлической конструкции. До цели, по его прикидкам, оставалось совсем немного…
– Руку!
Шестаков, едва не свалился от неожиданности в канаву.
– Кто здесь?
– Не пугайтесь. Тан зовет меня Ву. Он говорит, что по-китайски у этого имени два значения – Ворон и Колдун… Уберите свет. Идите на звук. Здесь дыра в заборе. Хватайтесь за мою руку.
Трава на другой стороне забора была мокрой, и в дорогих мокасинах Шесткова мгновенно захлюпало.
– Далеко еще? – огорченно поинтересовался он.
– Видите тот ангар, который за бывшим пятьдесят седьмым корпусом? Там и передохнем. Особого комфорта, правда, не обещаю…
Пока они по очереди протискивались в узкую щель между остатками кирпичной стены и ржавым железом ангара, Шестаков успел заметить шевеление в углу.
– Здесь еще кто-то есть?
– Это крысы. Не обращайте внимания. И осторожнее, пожалуйста, на ступеньках. Поднимайтесь за мной на второй ярус. Там я отраву рассыпал. А иначе бы эти черные друзья давно все сгрызли. Проходите вперед, не стесняйтесь, дверь я оставил открытой. Сейчас свечу зажгу. Здесь уже можно. Окон-то нет…
В узкой комнатке когда-то, видимо, была щитовая. Теперь место электрощита занимал низкий топчан. В одном углу поблескивал старый умывальник с эмалированной раковиной, криво привинченной к стене, в другом – железный ящик, который лет сто назад смог бы претендовать на высокой звание сейфа, но после длительной эксплуатации и множественных перекрасок стал вызывать только жалость…
– Уютно тут у вас. – Шестаков опустился на скрипучий топчан и поморщился от сложного букета запахов, в котором доминировали ноты кислого молока и прелых тряпок. – Начнем с главного. Автомобиль, как договаривались, я оставил на охраняемой стоянке у торгового комплекса "Три кита". Доверенность с правом продажи – в багажнике. Тан просил, чтобы чип-ключ я отдал человеку, который меня переправит через Канал. Я хотел бы иметь полную уверенность, что вы – это именно тот человек.
Контрабандист поднял жестянку с оплывшим огарком повыше и Шестаков разглядел шишковатую и почти черную от загара лысину, необычно светлые брови, отсутствующий передний зуб и нос, сдвинутый влево. Все приметы совпадали. Именно так и должен выглядеть Паровоз – последний русский, которому каким-то чудом удалось удержаться в бизнесе, давно контролируемом китайцами из ближних к Каналу поселений.
– Извините за недоверчивость, – Шестаков отчего-то смутился.
Паровоз с осторожностью взял в руки кремниевую пластину в платиновой окантовке, приоткрыл скрипучую дверцу сейфа и с явным облегчением забросил чип-ключ куда-то в самую его глубину.
– Пусть Тан сам разбирается, – пояснил он Шестакову. – Мое дело – переправить через Канал… Новичок?
– Не совсем, – зачем-то соврал Шестаков, старательно отгоняя от себя липкий страх.
Контрабандист с кряхтеньем опустился на колени, сунул голову под топчан и выудил большой черный мешок из толстого пластика.
– Здесь все, что может понадобиться – куртка, брюки, ботинки, термобелье. Обмундирование новое, добыто в прошлом году на складе Тринадцатой ракетной армии. Размер приблизительно ваш. Разве что ботинки могут быть великоваты…
Шестаков послушно переоделся. Ботинки тоже оказались впору. Через несколько минут, когда запах антисептика стал не таким острым, он уже чувствовал себя новым человеком.
– Вам раньше приходилось переправлять людей? – не удержался Шестаков от вопроса.
Контрабандист ухмыльнулся черной дыркой отсутствующего зуба.
– Главное, не запаниковать. Бояться можно, страх выжить помогает. А вот если паника накроет – это конец. На моем участке полоса отчуждения узкая – около пятидесяти метров. Ориентиром для вас будет красный свет. Пока красная точка впереди светится – направление верное. Накроет акустической волной – падайте на землю. Отраженная волна не так опасна, как прямая. Правда, у некоторых голова вертолетом с+ непривычки идет, но это если мозжечок слабый. Примите заранее "Релеватин". Полезная штука. И как успокоительное, и как средство для ослабления последствий от излучателей. В смысле, если вдруг прямо под него…
Внимательно осмотрев красные желатиновые капсулы, Шестаков разжевал сразу обе, сглотнул тягучую солено-горькую слюну и почему-то ощутил усталость. Спустя минут пять он уже с трудом понимал, зачем Паровоз пытается ему объяснить принципы форсирования Канала, растолковывает основы выживания при пересечении полосы отчуждения, а в промежутках между поучительными историями демонстрирует армированную титановыми нитями водонепроницаемую ткань, из которой континентальные китайцы приспособились отшивать контейнеры. Эти тканевые контейнеры и полимерные канаты, которые первыми стали применять китайцы, почти сразу изменили рынок незаконной переброски грузов. Сначала "байдарочникам" и "дайверам" пришлось сильно потесниться, а спустя год китайские мобильные переправы, которые в ночное время не обнаруживались даже камерами высокого разрешения, доказали свое абсолютное превосходство…
Под непрекращающуюся болтовню контрабандиста Шестаков оказался вдруг внутри прозрачного китайского мешка. Вокруг него глухо забурлила темно-зеленая вода Канала. Паровоз остался стоять на крутом берегу и как-то грустно махал ему вслед белой тряпочкой, которая при внимательном рассмотрении оказалась шелковой рубашкой "Армани", приобретенной Шестаковым в прошлом году по случаю рождественской распродажи в Милане. Впереди, на другом берегу, расположился с вином и барбекю полувзвод Третьего восточного дивизиона сто двадцать восьмого стрелкового полка, в небе над Каналом парила эскадрилья беспилотников, а внизу, в черной глубине, клацали зубами три мерзких реликтовых рыбины, в которых Шестаков разглядел одновременно черты полосатых акул и кайманов. Их ему довелось много лет назад увидеть в Национальном парке Эверглейдс во Флориде.
По счастью, Шестаков быстро понял, что это лишь сон, и проснулся…
– Бывает, – успокоил его Паровоз. – Я от "Релеватина" и поярче картинки видел. Потом контрабандист стал зачем-то убеждать Шестакова в необходимости направить все силы на борьбу с мемокомплексами, которые распространяются в информационном пространстве даже стремительнее, чем биологические вирусы в воздухе. Удивленный Шестаков хотел было высказать свое компетентное мнение на этот счет, но не успевал вставить ни единого слова. А вскоре разговор вообще отдрейфовал к темам специфическим и сугубо профессиональным.
Паровоз стал убеждать Шестакова отправить на свалку научных курьезов всю базовую теорию мемных элементов, и с частью аргументов Шестаков даже готов был согласиться. Оболочкой мема действительно может быть что угодно: событие, изобретение, технология, идеология, научная теория или модный тренд, привлекающий внимание потенциальной жертвы, но все же главная задача оболочки состоит не в привлечении внимания жертвы, а совсем даже наоборот – в отвлечении. И пока мозг жертвы, завороженный парадоксальностью увиденного или услышанного, суетливо перебирает свои архивы в поисках смежных смысловых полей, мемплексы успешно внедряют в сознание жертвы вредоносные коды.
В итоге Шестаков так увлекся дискуссией, что и не заметил, как стал с жаром обсуждать с контрабандистом весьма специфические вопросы формирования мемных библиотек.
– Это наш интерес сигнализирует оболочке мемплекса, что потенциальный носитель не обладает к ней культурным иммунитетом. Успешность продвижения любых мемных структур зависит, в конечном итоге, от качества социума, от того, насколько социум юридически, морально и социально податлив, – с жаром убеждал Шестаков своего собеседника. – Если наша позиция по отношению к свободе слова, национализму, праву полиции на применение силы или праву потребителей выбирать нужный ему продукт не является однозначной, если наш общественный культурный код поврежден, тогда у мемов-захватчиков нет никаких проблем, они без труда проникнут в любой командный код социума…
Голова Шестакова неожиданно потяжелела. А потом кто-то очень большой медленно приподнял весь мир, несколько раз его встряхнул, а перед тем, как поставить обратно, зачем-то еще перевернул вверх ногами.
– Ничего не понимаю, – пробормотал Шестаков. Опустив голову к коленям, он зажал уши ладонями, в тщетной попытке сконцентрироваться, но виски заполнились чем-то, что выжигало мозг с эффективностью расплавленного свинца. Вскочив с топчана, Шестаков попытался покинуть комнату через дверь, но не успел. Мир еще раз перевернулся. Рухнув на пол, Шестаков истек рвотными массами, потом желчью, а когда кончилась желчь, тихо заскулил от страха перед проникавшей в него черной пустотой…
Очнулся Шестаков от рывка за воротник куртки. Глубоко вдохнув, он почувствовал вкус воздуха, насыщенного йодистой влагой, и с удивлением обнаружил, что лежит вовсе не на бетонном полу старого цеха, а в зарослях кустарника. Над головой Шестакова перемигивались звезды, а кто-то, натужно сопя, пытался тащить его за воротник куртки прямо по песку.
– Встаем, встаем, господин турист, – произнес этот кто-то, поправив на голове черную маску-балаклаву. – Не лучшее сейчас время для отдыха.
– Вы кто? – вяло поинтересовался Шестаков.