* * *
Работали до сумерек, забыв о времени и не обращая внимания на голод. Все были охвачены азартом, хотелось делать все как можно быстрее и сделать как можно больше. Однако Алекс Батлер время от времени поглядывал на темную громаду Сфинкса, предвкушая тот момент, когда они доберутся до золота и он возьмет ровер и отправится к древнему сооружению, очень похожему сверху на маску со слепыми глазами - маску с праздника Хэллоуин в земном городе Бостоне.
И лишь когда командир Эдвард Маклайн с орбиты самым категоричным образом приказал прекратить работы и устраиваться на отдых, участники Первой марсианской разогнули натруженные спины. Небо было уже не розово-желтым, а темно-лиловым, в нем сверкали Фобос и Деймос и скромная точка "Арго", а еще - мириады звезд, до которых никогда не суждено дотянуться человечеству. Да и зачем?.. Звезды были далеко, и с их, звездной, точки зрения, перелет с Земли на Марс - миллионы и миллионы километров! - был даже не шагом, не шажком, а так - чуть ли не ходьбой на месте в собственном доме...
В "консервную банку" возвращались, еле волоча ноги от усталости, - не помогала и пониженная сила тяжести, а с пустотой в желудках не смогли справиться даже хваленые энергетические батончики "Хуа!"" разработанные учеными из институтов и лабораторий Пентагона. Такой батончик был создан еще в девяностых годах как часть так называемого "рациона первого удара", призванного обеспечить высокую физическую и умственную работоспособность солдат и их хорошее самочувствие во время напряженных боевых операций. "Хуа!" - это отклик солдат, сокращение от "слышу, понял, признал"... Позади остались выемка, Уже полностью скрывшая оставленный в ней Леопольдом Каталински экскаватор, и высокий конус перемещенного с помощью транспортера грунта. В это время суток тут должен был царить как минимум семидесятиградусный холод, однако датчик показывал устойчивый плюс... И это продолжало оставаться необъяснимым. Впору было задуматься о вмешательстве каких-то сверхъестественных сил, но Алекс Батлер не верил в сверхъестественное, твердо усвоив древний тезис о том, что чудо - это явление, происходящее в соответствии с пока неизвестными нам законами природы. А где-то на уровне подсознания затаилась у него мысль о том, что эта невероятная аномалия, которая не лезла ни в какие ворота, каким-то образом связана с объектами Сидонии. Точнее, с одним из них - с Марсианским Сфинксом...
Когда до модуля оставалось десятка три шагов, Флоренс, шедшая первой и освещавшая путь фонарем на шлеме, вдруг остановилась и, подняв лицо к чужому небу, медленно, вполголоса, продекламировала:
Ни ненависти, ни любви
В пустых глазницах ночи,
Минервы мраморной укор:
Невидящие очи...
- Ну и дела, - пробурчал, чуть не наткнувшись ва нее, Леопольд Каталински. - Нанотехнологи, оказывается, временами сочиняют стихи.
- Да нет, это что-то знакомое, - возразил Алекс Батлер - Кто-то из старых, да, Фло?
Флоренс повернулась к нему:
- Не таких уж и старых. Это Роберт Фрост.
- Нанотехнологи, оказывается, временами читают Фроста, - вновь вставил Каталински. - Или ты из литературоведов в нанотехнологи подалась?
- Я, Лео, не на одних триллерах выросла и не только в телевизор пялилась, а еще и книжки читала. За старшей сестрой тянулась, она у меня умничка. Стараюсь, понимаешь ли, не быть узким специалистом.
- Ну-ну, - сказал Каталински. - Я тоже в школе что-то читал. Но никакого Фроста не знаю. Или не помню. Вот Шекспира знаю: Гамлет, Ромео, король Артур... Кто он, этот Фрост, - американец? Англичанин?
- Родился, по-моему, в Сан-Франциско, - ответила Флоренс. - Один из крупнейших поэтов двадцатого века, между прочим. А король у Шекспира не Артур, а Лир.
- Стихи не воспринимаю, - безапелляционно заявил Свен Торнссон. - Вот песни - другое дело.
Алекс Батлер оторвал взгляд от незнакомых звездных узоров:
- А я Фроста знаю. Насчет звездопада мне еще лет в двадцать понравилось. Что-то такое, точно уже не помню... Я шел под звездопадом, и на голову вполне могла свалиться звезда... Не помнишь, Фло?
- Помню, - ответила Флоренс и скромно добавила: - Не хотелось бы хвастаться, но у меня очень хорошая память. И не просто хорошая, а где-то даже ну очень хорошая. Во всяком случае, многие тексты могу пересказать почти дословно, а уж стихи...
- А ну-ка, ну-ка. - В голосе инженера-универсала прозвучала ирония. - Кому там на голову звезда упала?
- Сейчас, - сказала Флоренс. - Представлю себе вузкную страницу...
Она немного помолчала, и, когда Каталински, усмехнувшись, уже собрался разразиться чем-то ехидным, вновь начала декламировать:
Когда я, глядя под ноги, сутул,
Под звездопадом брел во тьме ночной,
Не мог я разве быть убит звездой?
Тут был известный риск - и я рискнул.
- Браво! - с восторгом воскликнул Алекс Батлер. - Флосси, ты просто молодец! Уникум! Во все экспедиции - только с тобой.
- А ты командира стихами не достала, пока мы в усыпальнице торчали? - поинтересовался присевший на корточки Свен Торнссон.
Флоренс сделала какое-то движение, но промолчала. Выражение ее лица за стеклом шлема нельзя было рассмотреть в быстро сгущавшейся темноте. Торнссон даже не подозревал о той зоне взаимного притяжения, в которой находились командир и на-нотехнолог, - голова его была забита схемами посадочного модуля.
- Какие стихи! - поспешно отреагировал на вопрос пилота Алекс Батлер. - Думаешь, было там время для стихов? Это же не в усыпальнице бока пролеживать.
Свен Торнссон медленно выпрямился во весь свой впушительный рост и, вероятно, был готов затеять Дискуссию, но его опередил Леопольд Каталински.
- Мы сегодня ужинать будем или нет? - ворчливо вопросил он. - И как насчет того, чтобы хорошо поспать перед работой? Не знаю, кто как, а я и есть хочу, и спать хочу. Экскаватор сам ковыряться в земле Не будет. А мы вместо ужина о звездах рассуждаем.
И вместо обеда, между прочим, тоже. Ночи - очи... Звездопад - камнепад... Лирика это все. Ах, звезды! Ах, светят! Фонари влюбленных! Ах, как хорошо взявшись за руки, гулять под звездами, как романтично... Ерунда! - Он рубанул рукой воздух, словно одним ударом невидимого меча хотел разделаться со всякой лирикой. - Что такое звезды? Раскаленные шары, обычные небесные лампочки - и нет в них никакой лирики-романтики. Спектральный класс такой-то, масса такая-то, температура такая-то. Точка. Ужин заменить никак не могут.
- Ого, - сказал Свен Торнссон. - Лео, да ты Цицерона за пояс запросто заткнешь.
А Флоренс вдруг звонко рассмеялась и, шагнув к инженеру, взяла его за руку:
- Буквально полминуты, Лео! Еще одно стихотворение - и ужин, а потом спать, и я, если захочешь, спою тебе колыбельную. Старую индейскую. Послушай несколько строк Уолта Уитмена, Лео, - уж больно подходит. Всего полминуты, послушай!
- Давай, - буркнул Каталински немного смягчившимся голосом. - Женщине отказывать грех... хотя лучше, когда женщина тебе не отказывает. Уитмен - знаю такого. Но учти, - он погрозил пальцем Флоренс, - только действительно полминуты, не больше. И ужин мне подашь в постель.
- Ого, - вновь встрял Свен Торнссон. - Я тоже хочу ужин в постель!
- Всем разнесу по постелям, - пообещала Флоренс. - И ночные горшки всем подставлю, если мы их дома не забыли. Слушайте, герои-аргонавты.
И вновь зазвучали под темным марсианским небом стихи земного поэта, еще одного земного поэта - великого соотечественника новых аргонавтов, который наверное, даже и предположить не мог, что рожденные им строки когда-то будут произнесены посреди бурой равнины, раскинувшейся в миллионах километров от Америки, от Земли...
Когда я слушал ученого астронома,
И он выводил предо мною целые столбцы мудрых цифр,
И показывал небесные карты, диаграммы для измерения звезд,
Я сидел в аудитории и слушал его, и все рукоплескали ему,
Но скоро - я и сам не пойму отчего - мне стало так нудно и скучно,
И как я был счастлив, когда выскользнул прочь
и в полном молчании зашагал одинокий
Среди влажной таинственной ночи
И взглядывал порою на звезды.
- Вот так, Лео, - сказал в наступившей тишине Алекс Батлер. - А ты говоришь - лампочки. Думай о возвышенном.
На этот раз Каталински ворчать не стал.
- Что ж, неплохо, - произнес он вполне нормальным голосом. - Пожалуй, против Уитмена ничего не имею. Надеюсь, наш поэтический вечер закончился, и теперь бы - поужинать. - Каталински оставался верен себе.
Флоренс уже начала подниматься по трапу к люку модуля, когда шедший следом за Алексом Батлером Торнссон с легким вздохом сказал:
- Золото добывать - это, конечно, хорошо. Но хотелось бы и вон там хоть чуть-чуть побродить. - Он кивнул в сторону почти черной в сумерках громады сфинкса. - Посмотреть, потрогать своими руками.
- Фома неверующий! - фыркнул замыкающий Маленький отряд Каталински. - Потрогать, видите Ла1 ему надо, кусочек на память отколупнуть...
- Потрогаешь, Свен, непременно потрогаешь, заверил пилота ареолог. - Закончится погрузка и будет тебе экскурсия. И уважаемому Леопольду тоже.
Алекс Батлер повернул голову к Сфинксу - и в этот момент сумрак над этим исполином расцветила багровые сполохи. Непонятные беззвучные вспышки, подобные зарницам, следовали одна за другой, с разными интервалами, словно где-то наверху, на поверхности каменного лика, беспорядочно мигал гигантский фонарь.
- Что это? Маяк? - сдавленно произнес застывший у трапа Леопольд Каталински.