- Хэлло. - Тевернер снова опустил голову на подушку. - Ты, наверное, Бетия.
Лисса редко упоминала о ней, но Тевернер знал, что ее кузина Бетия живет у Говарда Гренобля, потому что ее родители погибли от несчастного случая.
- Откуда ты знаешь? - разочарованно спросила Бетия.
- Слезь с моих ног, и я скажу тебе.
Он ждал, пока она сползет в сторону и стоически переносил боль в избитых ногах.
- Ну?
- Мне сказала Лисса. Я все про тебя знаю. Ты кузина Лиссы, ты живешь здесь и тебе три года.
- Три с половиной, - торжествующе сказала Бетия. - Не очень-то много ты знаешь!
- Значит, три с половиной? Как же это Лисса так ошиблась?
- Лисса делает кучу ошибок. Я боюсь за нее.
Манера говорить и смысл ее слов поразили Тевернера.
Даже тембр голоса отличался от того, какой можно было ждать от трехлетнего ребенка; отличие слабое, но безошибочное, как эхо в театре отличается от эха в соборе. Тевернер решил посмотреть на Бетию и постарался сесть, с ворчанием пуская в ход мышцы.
- Ты чувствуешь боль.
- Чувствую, - согласился Тевернер, с любопытством разглядывая ребенка. Худенькая, но крепкая, с перламутровой кожей. Большие серые, как у Лиссы, глаза смотрели на него с круглого личика, которое уже намекало на будущее совершенство. Волосы цвета полированного дуба падали на вырез зеленой туники.
- Дай мне почувствовать эту боль.
Бетия скользнула на край кровати и положила маленькие пальчики на его левую руку. Глаза ее расширились как у совы.
- С болью это не выйдет, - улыбнулся Тевернер. - Я могу ее чувствовать, а ты нет.
- Так говорит Лисса, но она ошибается. Тебе больно здесь, здесь и здесь… - легкие пальцы Бетии двигались по его телу под простыней по направлению к избитому паху.
- Эй! - схватил он ее за руку. - Хорошие девочки не ведут себя так с незнакомыми мужчинами!
Часть его мозга отметила любопытный факт, что, хотя его синяки были скрыты под пижамой, каждое прикосновение пальцев приходилось на главный болевой центр.
- Ну, тогда сам и выпутывайся! - сердито сказала Бетия и сползла с постели.
- Вернись, Бетия.
Она повернулась лицом к нему, но смотрела в другой конец комнаты. Глядя на крошечную частицу человечества, хрупкий, но упрямый кораблик, которого не поколеблют просторы космического океана, хотя он только что вышел в плавание, Тевернер чувствовал редкое для него желание иметь собственного ребенка. "Уже поздно, - подумал он, - тем более теперь, когда ясно, что идут сиккены". Он с надеждой состроил лучшую свою улыбку.
- Лисса не говорила мне, что у тебя такой характер.
- Лисса всегда все делает не так, - Бетия фыркнула так громко, насколько позволял ее игрушечный носик.
- А ей понравится, если она услышит твои слова?
- Она не услышит.
- Я имею ввиду, что ты не должна бы так говорить.
- Даже если это правда?
- Ты не знаешь, правда это или нет. - Тевернер чувствовал, что увязает все глубже. - Лисса женщина, а ты еще ребенок.
Бетия раскрыла рот и обвиняюще взглянула на Тевернера.
- Ты такой же, как и все! - взвизгнула она и исчезла, оставив Тевернера со смятыми несоразмерно случаю чувствами.
"Я спугнул ее", - печально подумал он, вставая с постели.
Осмотр комнаты показал ему, что его одежда висит в шкафу, выстиранная и высушенная. Другая дверь вела в обширную душевую. Он включил горячий душ, снял пижаму и благодарно встал под горячий конус. Он стал намыливаться и только тогда заметил, что его левая рука, особенно пострадавшая накануне, больше не болит. Черные кровоподтеки еще остались, но боль ушла; то же произошло с безобразной черной опухолью с левой стороны груди, куда пришелся удар ружейного приклада. Напряженные рубцы все еще покрывали его тело.
- Здорово, будь я проклят! - сказал он вслух.
- Да. И будешь, - прозвенел ликующий голос Бетии у дверей. Ее круглое лицо сияло, когда она заглядывала в душевую, готовая убежать.
- Не уходи, - сказал Тевернер, решив не делать на этот раз неверного шага. - Это ты сделала? - Он вышел из-под душа, с удовольствием сгибая свою левую руку.
- Конечно, я.
- Это замечательно. Ты целительница, Бетия.
Она благодарно взглянула на него и вошла в душевую.
- Как ты это делаешь?
- Как? - растерянно спросила Бетия. - Никак. Просто делается. Вот так.
Она с важным видом подошла к нему. Он встал на колени и позволил ее рукам пройтись по всему его мокрому телу; он даже не смутился, когда кончики ее пальцев бегло коснулись его половых органов. Когда он снова встал, все следы боли исчезли из его тела, а мозг был полон чувством общения, которого он никогда не испытывал. Бетия улыбнулась, и он вдруг почти испугался ее. Он быстро вытерся, вернулся в спальню и оделся. Бетия вышла за ним, внимательно глядя на него.
- Мак!
- Ты знаешь мое имя?
- Конечно, знаю. Ты солдат?
- Нет.
- Но ты сражался.
- Если ты не против, Бетия, поговорим о чем-нибудь другом.
- Я не против, Мак!
- Да?
- Сиккены обязательно придут сюда?
- Нет. - И подумал: "По крайней мере до тех пор, пока ты не подрастешь".
- Ты уверен?
- Бетия, они даже не знают этого места. Я уверен в этом.
- Я думаю - это объясняет.
- Что объясняет?
Тевернер посмотрел в сияющие серые глаза со странным предчувствием, но Бетия покачала головой и отступила. Ее только что блестевшие глаза теперь потускнели, как свинцовые диски. Она повернулась и медленно выплыла из комнаты, как пушинка чертополоха.
Тевернер окликнул ее, но она, казалось, не слышала. Он решил разузнать о ней побольше за завтраком. Но едва он начал есть, как узнал от Лиссы невероятную причину вторжения армии: Мнемозина, планета поэтов, стала оперативным и планирующим центром войны с сиккенами.
Глава 5
Крошечные буквы прыгали в воздухе в нескольких футах от пола. Пылая рубиново-красным и топазовым светом, они составляли одну фразу:
"Джири Вейвода не умер".
- Теперь увеличить масштаб, - сказал Йорг Бин, один из лучших светоскульпторов в Центре, регулируя свой переносной проектор. Устойчивое изображение внезапно увеличилось и взмыло к потолку, наполняя бар Жаме ярким светом; зеркальные стены множили слова во всех направлениях; буквы изгибались и вытягивались в беспорядочном танце. Помещение пылало непривычным блеском.
- Что вы думаете об этом? - Бин беспокойно взглянул на группу.
- Исключительно точно, как раз то, что нужно, - сказал Крис Шелби. - Это сообщение, а не творческая работа.
Он говорил с резкой убедительностью, что удивило Тевернера, только что вошедшего в бар. Тевернер сел и с некоторым любопытством следил за группой артистов человек в двадцать. Похоже, они планировали марш протеста и даже оделись для такого случая в рабочие комбинезоны. Его внимание отвлекло появление в глубине зала самого Жаме - старый, большой, толстый, сильно вспотевший в золотом костюме, - это было одно из его редких появлений.
- Выключите свет! - закричал он и бросился за стойку, столкнув с дороги бармена.
Шелби повернулся к нему.
- Что вам не нравится, мсье?
- Мистер Шелби, - выдохнул Жаме, - вы старый и ценный друг, но мои клиенты не захотят, чтобы их выпивка освещалась прожекторами… а я не хочу никаких протестов в своем баре.
- Это плохо для бизнеса, мсье?
- К сожалению, мистер Шелби, многим приходится работать, чтобы жить.
- Конечно. Извините, это не ваша борьба.
Шелби сделал характерный для него изящный жест, и Бин выключил проектор. Громадные буквы потускнели, съежились и вернулись в аппарат. При упоминании о борьбе, Тевернер почти невольно фыркнул, чем привлек внимание Шелби. Как только Жаме с ворчанием удалился в свое зеркальное убежище, Шелби повернулся к Тевернеру. Его длинное аристократическое лицо слегка вспухло от возбуждения.
- Вернулись, Мак?
Тевернер кивнул.
- Послушайте, я очень извиняюсь за то, что было сделано в ту ночь. Никто из нас не слышал об объявлении военного положения, и мы не сообразили, что вы выступили против сумасшедшего… Я хочу сказать, что мы все очень сожалеем о том, что произошло.
- В основном это была моя вина.
Тевернера удивила явная искренность Шелби.
- Они и меня сбили с ног, вы знаете? - Шелби грустно улыбнулся, показывая синяк на челюсти.
- Вас? Нет, я не знал.
- Да. Я попытался заставить одного слизняка назвать свой номер и имя. Я так и не узнал, кто меня двинул.
Тевернер уставился на Шелби, увидев его в новом свете.
- Выпьем?
- Я уже пропустил одну. Могу я поставить вам виски?
- Выпьем для разнообразия спаркса.
Известие о появлении на Мнемозине КОМсэка, похоже, парализовало пищеварение Тевернера, и то, что он съел у Лиссы, камнем лежало в желудке. Спаркс, с его отрицательной калорийностью, может быть, пойдет лучше, чем алкоголь. Шелби сделал знак бармену, и тот поставил узкий стакан бледно-зеленой жидкости, капнув туда одну каплю глюкозы. Когда капля прошла через жидкость, в стакане закружились золотые блестки. Тевернер сделал глоток и почувствовал в желудке ледяной холод. Грезовый ликер всегда был холодным, потому что он жадно поглощал тепло и углеводороды, превращая их в люминесценцию, которая затем улетучивалась в воздух.
- Удивительная штука, - сказал Шелби. - Без нее я, наверное, разжирел бы как свинья.
- Я предпочитаю сгонять лишний вес работой.
Шелби поднял руку с браслетом.
- Вы такой ханжа? Я надеялся, что мы на некоторое время отменим вражду.