Смотрю на него, не понимаю, что это отец, отец – он немолодой, с проседью в висках, а ближе к кончине и вовсе седой, подводит руку к подслеповатым глазам, Тимка, ты, что ли… А этот мальчишка совсем, юнец…
Целюсь. Как учили. Пляшет мушка, пляшет винтовка, что вы мне винтовку поганую дали, она войны боится, вишь, дрожит в руках. Ты-то успокойся, дурёха, тебе-то ничего не будет…
Отец… узкая спина, в такую хрен попадёшь, вот тебе и больше каши есть надо… похоже, у нас это наследственное, у всех…
Цельсь…
Свистит пуля, снова вжимаюсь в окоп, как червяк, война грёбаная из людей делает червяков…
А… а отец где… неужели упустил, упустил я его, трус паршивый… холодеют руки, тут же становятся горячими-горячими. Вот он, никуда не делся, тоже вжался в землю, сбереги, мать-сыра-земля…
Цельсь…
Стреляю. Бьёт в плечо винтовка, мало того, что боится, ещё и дерётся. Задним числом спохватываюсь, не так стрелял, слышу в голове голос сержанта: мимо.
А как вы хотите, в отца стрелял… вы бы смогли?
Поднимаю голову. Мать моя, подбил… Кровь, почему-то не красная, какая-то чёрная, струится по земле…
– Сынку? Ты чего?
Они смотрят на меня. Они. Все. Солдаты. Бросаю винтовку. Ухожу.
Просто ухожу.
По склону. Вверх. Кто-то стреляет мне вслед, не попадает, чёрта с два попадёшь…
Считаю года. Где-то через пяток лет меня ждёт машина, сержант хватает меня за плечи, молодчина, парень, я за тебя пальцы крестом держал… человек в белом щупает моё запястье, переволновались вы, мил друг, переволновались… нельзя же так…
– Стойте, я… посмотреть хочу…
– Ещё на войне не набоялся?
– Да нет… получилось… или нет.
– Да всё океюшки.
– Не-е, дайте гляну…
Кто-то суёт мне хроноскоп, прижимаю к глазам, смотрю на залитого кровью отца, почему ему никто не помогает, почему, почему… а нет, вот, девушка тащит раненого, вспоминаю какие-то плакаты спасибо-тебе-сестричка…
Смотрю, смотрю, ну хоть бы шевельнулся, хоть бы рукой махнул, что жив, жив, а то вдруг… нет, не дрогнет…
Неужели…
Чуть дрожат веки…
Перевожу дух. Смотрю на сестричку и солдата, мысленно оберегаю их от пуль, мысленно ограждаю собой… в голову лезет что-то неуместное, чтоб я тебя с причёской этой не видела больше, я тебе во сколько сказала вернуться, ты учиться собираешься или нет, а что, в комнате убирать не надо уже, мама, если ты мои стикеры выкинула, я тебя убью, и убей, хоть глаза мои на тебя глядеть не будут…
Лезет что-то неуместное.
Слезы наворачиваются, закусываю губу, они от этого ещё больше…
Странно, что лицо матери тоже не узнаю. Она, оказывается, красивая была когда-то, раньше в жизни не замечал…
– Вот они и встретились, – говорит кто-то…
Между строк…
2.4. Рассмотрим ещё один вариант расположения времени и событий, его ещё называют вариантом Ку в честь учёного Годфрида Ку, его открывшего. Здесь мы имеем дело не с линейными, а с двумерными событиями. На плоскости событий расположены два линейных времени, одно движется в одном направлении, другое в противоположном. Долгое время учёные не понимали, каким образом времена не аннигилируют друг друга, – до тех пор, пока не…
9
Две истории идут в противоположном направлении, два мира поглядывают друг на друга.
В одном мире вселенная только что появилась, в другом – её уже постигла тепловая смерть.
В первом мире родились первые звёзды и планеты, во втором – еле теплится жизнь последней гаснущей звезды.
В первом мире огненный шар Земли потихоньку остывает, во втором – раскалённое Солнце расширяется, глотает планеты.
В первом мире рыбы неуклюже выползают на сушу, во втором в это время последние пауки отчаянно цепляются за жизнь в раскалённой пустыне, какой стала Земля.
В первом мире древний человек показывает соплеменникам, глядите, как я выдумал, берём рогатину, привязываем воловью жилу, сюда камень кладём, натягиваем, отпускаем, эдак можно рябчиков бить… Нда-а, голова у тебя, Адам, что надо… да как в него попадёшь, в рябчика этого…
Во втором мире в это время президент планеты решает сложный вопрос: в условиях топливного кризиса надо временно отключить от тока виртуальных людей… Но при этом про себя он точно знает, что это временно растянется на постоянно. Топлива нет, и не будет.
В первом мире Коперник смотрит на звёзды, во втором – трёхдневный траур царит на планете, экспедиция на Тау Кита пропала без вести.
Два мира пересекаются – где-то там, там. В одном мире в это время последние люди прячутся под землёй от раскалённого солнца. Во втором мире в это время земля, ещё не знающая человека, цветёт и благоухает, отогретая после оледенения. Миры пересекаются, горстка выживших людей перебегает из бункера – на зелёные холмы, здесь и заживём, парни, зажигалка с собой есть у кого, а то без огня невесело?
IX
Я завидую ему.
Я завидую самому себе.
Я завидую самому себе, идущему навстречу. У него ещё всё впереди, он ещё только вышел из дома, ещё только перебирает в памяти, что нужно купить, сигареты, ещё что-то хотел, не одними же сигаретами питаться…
У него ещё всё впереди. Он ещё только встретит тебя, ты ещё только порвёшь сумку, вы ещё будете вместе собирать по площади не то помидоры, не то яблоки…
Он ещё не терял тебя. Он ещё не звонил через два месяца, ещё не слышал в трубке незнакомый голос: а вам Ирочку, а Ирочка…
Я завидую.
И я ненавижу его.
Он идёт мне навстречу, он кивает мне – как старому знакомому.
Наши миры встречаются на какие-то доли секунды, я бросаюсь на него с ножом, чтобы занять его место…
…просыпаюсь.
Половина третьего ночи.
Тебя нет.
Тебя уже нет.
Глава 8. Маленький самолёт
Разбегаюсь – вдоль по шоссе, бегу со всех ног, давненько не бегал, со времён каких-то физкультур, бегу, разбрызгиваю осенние лужи с первым снежком.
Бегу – на ограждения, на колючие проволоки, во весь дух.
Кто-то одёргивает меня, кто-то покрикивает: сюда нельзя, нельзя, какое нельзя, что нельзя, ничего не слышу, попрыгиваю над Склоном, уходящим в бездну.
Плохо понимаю, что делать дальше.
Расправляю руки.
Лечу.
Как всё просто, как всё естественно, как никто раньше не догадывался, просто подойти к краю, расставить руки, полететь. А может, раньше этого сделать было нельзя, может, это пришло только сейчас, когда одолели столько веков…
Чуть-чуть помогаю себе руками, лавирую в воздухе, спохватываюсь: надо же ногами, ногами двигать, как будто плывёшь… вот так.
Войны остаются где-то там, там, внизу, на склоне, здесь нет ничего, только пустота, только холодное небо. Кто-то показывает на меня пальцами оттуда, снизу, смотрите-смотрите-смотрите, кто-то пытается подстрелить, врёшь, не достанешь, здесь, наверху, уже не действуют законы времени…
Вижу то, новое плато, там, там, впереди, совсем близко, не надо до него добираться века и века, вот оно…
…просыпаюсь. Долго не могу вытрясти из головы остатки сна, пшли, пшли вон, кш, кш… Ещё закимарить мне здесь не хватало, если найдут меня здесь спящего, мне не жить…
Работать надо. Кому надо, не знаю. Никому не надо, все уже расползлись по домам, спят уже, в три часа ночи, что бы не спать, я один тут как дурак… почему как…
Осторожно прикладываю к джипу крылья. Маленькие, голубиные. Маловаты крылышки, это же сколько голубей надо будет, чтобы машина полетела…
Прикладываю крылья орла. Уже лучше. Но не намного.
Может, вообще отказаться от крыльев, пробовал же я подцепить этот джип на воздушные шарики… или на один воздушный шар, только тогда придётся развести на крыше джипа костёр, мне хозяин потом подо мной костёр разведёт…
Не то.
Припоминаю ещё какие-то возможности. Было у кого-то, подсмотрел, что утром роса поднимается с земли обратно на небо, наполнил бутылки росой, и полетел… Или вот ещё, у Пушкина, всю склянку выпил – верь не верь, и к небу вдруг взвился я пухом…
Знать бы ещё, что в этой склянке было…
Нет, такие методы я тоже пробовал. Привязывал к джипу метёлки, думал, полетит. Чёрта с два. Метёлки, может, сами по себе и летают, но джип они не поднимут, у него три иконки на переднем стекле…
С тихим отчаянием приклеиваю к джипу крыло от самолёта. Второе. Не держатся, отваливаются, но не падают, а зависают в воздухе, а-а, привыкли летать…
Не держатся. Приколачиваю гвоздями, вот так, бум, бум, прямёхонько по корпусу джипа, хозяин мне потом бошку оторвёт… Да и в аэропорту мне тоже бошку оторвут, где я крылья спёр, самолёты их на ночь в гардероб сдают, а я спёр…
Приколачиваю хвост. Для верности ещё цепляю сверху хвост от воздушного змея, теперь точно полетит…
Прислушиваюсь. Не слышит ли кто меня. Не идёт ли кто. А то если кто сюда ввалится, мне точно не жить. Сюда. В темноту гаража. Борисов сейчас дома чаёк потягивает, или чего покрепче, он и не знает, что я тут…
А где ещё, как ещё, можно подумать, даст мне кто-то расправить крылья… ни в жизнь. Засели в своём лучшем из миров, пораспихались по офисам, по квартирам улучшенной планировки, по супермаркетам, сидят, боятся высунуться туда, где обрывы и дальние города, где происходит что-то такое, что не укладывается в бизнес-планы и тайм-менеджмент…
Обречённо разводят руками, ну конечно, надо, надо, ну вы дерзайте, вам кто-нибудь денег даст, желаем успеха…
Чёрт…
Нет, померещилось…
Нет, чёрт…