Оставив Кубинца разбираться с похоронами, я поднялся в свою спальню, прилег на кровать, думая, что заснуть не смогу, и рухнул в тяжелый, вязкий сон, полный кошмаров. Я проболтался между сном и явью до самого вечера, а, когда поднялся с постели, подумал, что лучше бы и вовсе не ложился. Настроение у меня было мрачное, а на душе скребли кошки.
Ваня Дубай был как всегда точен. Ровно в половине пятого вечера появился на пороге нашего дома, в сопровождении знакомого эскорта. Выглядел сурово и свежо.
На Водную феерию отправились на разных катерах, всем видом своим показывая, что мы не из одной компании. Даже разъехались в разные стороны, чтобы встретиться на Дворцовой площади. На лобовом стекле "икара" красовалась ярко-красная наклейка, обозначавшая право беспрепятственного проезда по городу в дни празднования юбилея. Ее вместе с билетами мне вручил Ваня Дубай. Оставалось только гадать, откуда он доставал билеты и наклейки, правом на получение которых обладали только государственные чиновники и VIP-персоны.
Народу было тьма-тьмущая. Такое ощущение, что половина Российской империи прислала своих представителей в город, чтобы засвидетельствовать почтение Северной Пальмире. Оставив катер на VIP-стоянке, я спустился на твердь набережной и чуть было не искупался. Толпа раскачивалась в разные стороны, грозя столкнуть крайних в воду. Кубинец ухватил меня за руку и выдернул обратно. Мы переглянулись. Предстояло, наверное, самое тяжелое, что могло приключиться с нами сегодня. Протолкаться сквозь толпу до Центральной трибуны. Эх, хорошо бы пропуск иметь на императорскую ложу, но у меня его не было. А то, что Аграник появится там, сомнений у меня не вызывало.
Толпа не добавляет любви к людям. Ее у меня и так было немного, но после каждого раза, когда я оказывался в общественном транспорте или, как сейчас, на праздновании, та кроха человеколюбия, что во мне еще оставалась, таяла, как айсберг, попавший в Гольфстрим. Каждый новый толчок в спину, тычок под ребра и прогулка по ногам уничтожали и без того малый запас этого чувства. А уж когда я добрался до полицейского оцепления, то кипел от гнева и был готов вернуться домой, а там будь что будет. Прикончит Аграник Маркарян императора, так и черт с ним. Конечно, мысль эта была ужасной для верноподданного, слуги престола и Отечества, но я ничего не мог с собой поделать. Пройдя же полицейский кордон, я вздохнул свободнее и подумал, что на трибуне можно наслаждаться праздником, но вот как обычный люд? Как можно радоваться юбилейному зрелищу, когда ты со всех сторон стиснут толпой и дышишь лишь синхронно со всеми. Толпа вздохнула, надавила на тебя, и ты вздохнул. Толпа выдохнула, опять надавила, и ты вместе с ней. А вид на Большую Неву, где и проходило действо, ради которого все собрались, перекрывает лысый амбал, который еще и ребенка на шею посадил, чтобы тот смог увидеть праздник. А из-за мальца, что раскачивается на шее отца и повизгивает от счастья, тебе ничего не видно. Какое тут может быть удовольствие.
Заняв свое место на трибуне, я извлек из кармана цифровой бинокль, которым заботливо запасся полтора года назад. Думал, что пригодится. Кубинец же, изрядно смущаясь, достал театральный. Я навел бинокль на императорскую ложу и быстро нашел императора в окружении высокопоставленных гостей, дожидавшегося начала представления. Я внимательно исследовал ложу, но и следа Аграника Маркаряна не нашел, зато обнаружил, что охраны пруд пруди.
Обследование посредством бинокля было прервано хлопком по плечу. Я обернулся. Позади меня довольно улыбался Ваня Дубай. Спину ему прикрывали братки.
– Нашел? – поинтересовался Ваня.
– Нет пока, – хмуро бросил я и вернулся к биноклю.
Время шло, а никакого изменения в обстановке не происходило. Высокие гости безмолвствовали и ожидали начала действа. Но Маркаряна я не видел. Я стал было подумывать, что ошибся в своих расчетах и Аграник не придет, как началось действие. В акватории Большой Невы показались первые корабли – два крупных парусника восемнадцатого века с штандартами России и Англии, четыре древнерусские ладьи и четыре римские галеры. Что делали римские галеры в Неве, мне было непонятно. Парусники дали приветственный салют всем собравшимся, распушили паруса и гордо заскользили к Васильевскому острову. Более я не видел ни одного кадра из всего представления. Разве что фрагменты лазерного шоу. Какие-то лучи, сплетавшиеся в различные фигуры над городом.
– Мне нужно попасть в императорскую ложу, – сделал я вывод, обернувшись к Ване Дубай.
– И что, ты предполагаешь, что я сейчас, как факир, извлеку зайца за уши из цилиндра? – ехидно осведомился Ваня. – А тебе посидеть у императора на троне не надо? А то ты попроси, я тебе обязательно устрою. Мне это без проблем. Я ведь всемогущ. Джинном раньше подрабатывал.
Я ничего не ответил ему. Отвернулся и стал вновь рассматривать трибуну, понимая, что даже если я увижу Аграника Маркаряна, максимум что могу, это дико разозлиться и попытаться снять его пистолетным выстрелом. Только боюсь, что, если я осмелюсь на это, пиво мне больше варить не доведется.
– Знаешь, я предполагал, что ты спросишь об этом, – произнес Дубай. Я повернулся к нему.
– Это сделать было тяжело. Я бы сказал невыполнимо. Но прошу.
Ваня протянул мне пластиковую карточку с аббревиатурой "ФСБ".
– Это аккредитационная карта на твое имя. Поздравляю с возвращением в фээсбэшники.
– С этим меня пропустят?
Ваня кивнул.
Я не стал терять времени. Поднялся со своего места и стал протискиваться к лестнице. Кубинец посмотрел на меня, но вопросов задавать не стал. Я резво сбежал по лестнице к подножию трибуны, соображая на ходу, пропустят ли меня на императорскую ложу с оружием или устроят личный досмотр. По пути я сбил с ног баобабообразного мужика лет сорока, не замедлившего пройтись по моей персоне со всей тщательностью критика, разбирающего похождения Луки Мудищева. Такого обилия красноречивых и непечатных слов мне давно не доводилось слышать. По туннелю, огражденному железными решетками и окруженному полицейским кордоном, я добрался до императорской ложи и, задыхаясь, протянул аккредитационное удостоверение сотруднику в штатском, в чьих стальных, абсолютно бездумных глазах я прочитал принадлежность к контрразведке. Мужчина неловко взял в руки мое удостоверение, вперил в него взгляд и минут пять разглядывал, натужно сопя, точно паровоз, получивший вместо привычного антрацита какой-то неудобоваримый суррогат. Наконец он вернул мне удостоверение, скептически посмотрел на меня и, тяжело шевеля языком, точно накануне пытался съесть улей с медом вместе с пчелами, произнес:
– Проходите.
Я протиснулся мимо него и взбежал по лестнице. Царские кресла меня пока интересовали мало. Я предполагал, что если Аграник сунется в ложу, то до императора идти будет медленно, потихоньку, чтобы не вызвать подозрений, как кот, который, выследив добычу и обнаружив, что она спит, дабы не разбудить и уцепить тепленькой, стелется по полу, выгадывая сантиметр за сантиметром. Поразмыслив, я занял позицию между четвертым и пятым рядами, где находились мелкие чиновники из администрации губернатора. Я осмотрелся по сторонам, обнаружил рядом охранников и спецназовцев в костюмах и постарался придать своему лицу такое же тюленье выражение, как у них, дабы не выделяться.