В дальнем углу неожиданно громко хрустнули скомканные листы, которыми я вытирал черную пыль. Замечательная бумага не хотела держать приданую ей Искандером-вандалом уродливую форму. Она расправлялась из последних сопроматовских сил.
Чуткая Ресту-Влайя обернулась на звук, крутнувшись вместе с креслом.
Что-то ее заинтересовало. Она встала и, похоже, решила разглядеть "хру-стя-щие ли-сты" поближе.
Я не стал говорить банальные фразы вроде "это всего лишь бумага" или "оставь ты этот мусор".
Я смаковал каждое мгновение отсрочки.
С вражеским вирусом в крови или без него, с плохими идеями или совсем без идей, я обречен продолжать переговоры. Ведь это последняя линия обороны, которую еще удерживает Сверхчеловечество.
Что предложить тойлангам в обмен на мир во языцех? Какую последнюю рубаху символически сжечь, чтобы владетели пространства испытали свое треклятое наслаждение мщением?
Ресту-Влайя подобрала листы, на ходу разгладила их и вернулась в кресло.
– Что это такое?
– Всего лишь бумага.
– Не всего лишь. Ты можешь объяснить, что на ней изображено?
Она положила листы передо мной на стол.
Факсимиле листов из старинных рукописных книг. Рамы из спиральных и плетеных узоров, внутри – пучеглазые люди с книгами в руках. На одном из листов было нарисовано Распятие.
Подписей под иллюстрациями не было. Только номера.
– Здесь, на кресте – Иисус Христос, основатель одной из земных религий. Остальных не знаю.
– Кто это рисовал? Люди?
– Разумеется!
– Вот как, – если не интонация (эмулятор по-прежнему однообразно рявкал), то сама структура фразы была новой. Я бы сказал – ревнивой.
– Откуда эти листы? Отсюда? – спросила Ресту-Влайя, указывая на книгу, лежавшую на полу особняком от других.
– Кажется, да.
Она подняла толстый вишнево-красный том, открыла его, полистала.
– Он написан не на Языке.
Я пригляделся к обложке. Книга называлась "Hiberno-Saxon Art of Book Illumination". Английская, стало быть. А что такое "гиберно-саксон"? Бог весть...
– Да, эту книгу издали не меньше пятисот лет назад. По нашим меркам, она достаточно ценная. Но, конечно, не такая ценная, как те уникальные рукописи, страницы из которых в ней воспроизведены.
– Не поняла. Изображения вашего религиозного лидера, они не создавались специально для этой книги?
– Разумеется нет. Та книга, которую ты держишь, отпечатана в типографии. В количестве нескольких тысяч экземпляров. А иллюстрации, которые помещены на ее страницах, были созданы давным-давно в одном экземпляре. Им, наверное, две тысячи наших, земных лет. Тогда на Земле не было типографий. Книги писали вручную. И снабжали картинками – тоже нарисованными вручную. Каждая такая книга уникальна.
– Эти рукописные книги сохранились?
– Большинство погибло. Но некоторые сохранились, конечно. Иначе что было бы изучать нашим ученым и тиражировать нашим типографиям пятьсот лет назад?
– А сейчас вы этим не занимаетесь?
– Как тебе сказать... Есть чудаки, которые занимаются. Их, наверное, человек сто на все Сверхчеловечество.
– Вы больше не рисуете так? – она показала мне книжный разворот, где слева был расположен текст, а справа – прямоугольник без текста, заполненный разноцветным головоломным узором. Я сравнил его с декоративным обрамлением поэмы, которую показывала мне Ресту-Влайя, и не без злорадства пришел к выводу, что безвестный земной мастер накручивал завитки по меньшей мере не хуже.
Я заинтересовался иллюстрацией. Нашел в книге ссылку. Английский похож на Язык, поэтому худо-бедно мне удалось прочесть:
"Ковровая страница из Личфилдского Евангелия. Середина восьмого века. Раньше книга хранилась в Личфилдском соборе, теперь – в Британском Музее."
– Искандер, ты не ответил. У вас есть люди, которые умеют так рисовать?
– Не уверен. По-моему, этому сейчас нигде не учат. Ты видела барельеф на башне нашего посольства?
– Уродство.
– Кажется, в последние века только это и считается красивым. Этому – учат. Другому вряд ли.
– У вас звездолеты красивые, – неожиданно признала Ресту-Влайя. – А постройки никуда не годятся.
– Не буду спорить.
– Так, искусство у вас все-таки раньше было. А несколько веков назад закончилось. Остались только звездолеты и башни с барельефами. Я правильно понимаю?
Она была не на все сто процентов права. Но на девяносто девять – уж точно. Один процент не стоил спора.
– Правильно. Искусство умерло, осталась одна только история искусства.
– А как так могло случиться?
– Никогда над этим не думал.
– Кажется, я знаю! – обрадовалась Ресту-Влайя, не думая ни секунды. – Ваши органы общественного контроля ужесточили правила для тех, кто хотел заниматься искусством. И ваш аналог Испытата стало получить практически невозможно! Мы тоже полтора столетия назад сталкивались с этой проблемой. На испытаниях погибали три из каждых четырех соискателей. Если бы Единое Управление Пространства не упростило процедуру...
– Постой, постой. Ты остроумна, но ты не угадала. Тебе, наверное, будет это странно слышать, но любым искусством у нас может заниматься кто угодно. Для этого не требуется особых удостоверений.
– Не может быть!
– Уж поверь.
– Но ведь вашим воинам, например, удостоверения требуются?
– Обязательно. И инженерам. И пилотам. И много кому еще. Но писатели, поэты и художники у нас почти никогда не проходили официальных испытаний. Была эпоха, когда в некоторых странах существовали учебные заведения, которые после очень легких по вашим меркам испытаний выдавали удостоверения писателей или художников. Но мне не известно, чтобы это принесло заметные результаты. Наоборот, в ту эпоху и начался закат наших искусств.
– Выходит, дело не в строгости законов, а в избыточном попустительстве лентяям и проходимцам?
– А вот это может быть.
– И все-таки, дело не только в попустительстве. Если бы у нас отменили закон об Испытате, стихосложением занялись бы сотни и тысячи самовлюбленных болванов. Но это не отменило бы моего, например, выбора. Я все равно занималась бы каллиграфией, преумножала прекрасное и прославляла свой род. И десятки других одаренных тойлангов тоже. Лжетворчество болванов было бы посрамлено. Им пришлось бы от стыда съесть красного носача и подохнуть!
– Я думаю, ты слишком хорошего мнения о болванах, – деликатно возразил я. – Может, у вас они такие сознательные и стыдливые, но у нас ими набиты все новостные каналы, рекламные агентства и дизайнерские фирмы. Увы, никто из них не ест красных носачей и тем более не спешит подохнуть.
Мою иронию она не оценила.
– Это не важно – пусть живут, если им честь не дорога. Но я все равно не понимаю, почему ваше Сверх-че-ло-ве-чес-тво умудряется жить. Ты позволишь – я немного подумаю?
– Сделай одолжение.
Ресту-Влайя погрузилась в медитативное похрюкиванье.
Я, за неимением лучшего, листал "Hiberno-Saxon Art of Book Illumination".
Седьмой век... Восьмой... Десятый...
"Книга Катах"... "Келлская Книга"... "Псалтырь Этельстана"...
Тринадцатый век...
"Book of Deer" ... Что такое Deer? В Языке я не нашел аналогий.
Странные, чужие, порою кажущиеся неуверенными, но при ближайшем рассмотрении гипнотически чарующие линии, волшебная цветовая гамма...
Мне стало вдруг неловко, что в качестве тряпочки для пыли я использовал страницы из этого фолианта – они не заслуживали подобного обращения. Уж лучше бы употребил рукав своего парадного кителя!
– Я все обдумала, – сказала Ресту-Влайя. – Послушай историю.
– Слушаю.
– Раньше мы считали, что у вас вообще нет искусств кроме технологии. Все наши трофеи свидетельствовали об этом. Разговоры с немногими пленными землянами тоже подводили к мысли, что ваша цивилизация украшает только упаковки для продуктов питания. Самые прозорливые из нас понимали, что видимая картина – ложная. Они учили, что где-то в недрах вашей цивилизации существуют тайные общества посвященных, для которых поэзия, живопись и каллиграфия составляют высший смысл жизни. Ведь сказано: "Бесперая рыба не летает". А каллиграфы клана Кнуд-ше давно открыли, что четвертое орнаментальное преобразование этой премудрости дает "Цивилизация мертва без культуры"...
(Тут Ресту-Влайя полезла в дебри профессиональной терминологии и я не могу ручаться, что понимал ее лучше, чем положено бригадному генералу.)
– ...В то время как сказано: "Голова – на шее, воздушный крокодил – на привязи", что каллиграфически может быть разрешено как "Искусство – душа культуры". Сопряжение премудростей показывает, что разумная раса без искусства либо вымрет, либо превратится в неразумную. Вы разумны и впечатления вымирающих не производите. Это все потому, что вы спрятали свою душу очень далеко. Большинство из вас о ней даже не подозревает, но душа у вашей культуры есть, она существует.
Ресту-Влайя наклонилась вперед и положила ладонь на раскрытую книгу.
– Вот ваша душа.
– Видишь, не все у нас так плохо, – я сказал это не без гордости за Сверхчеловечество.
– Все у вас было не так плохо. Но теперь мы насладимся мщением, брига-ден-гене-рал Эффендишах.