«Ой, дела, — думал Колька, запирая на ключ люковину, — и здесь свои дела». На этот раз он ничего ровным счетом не понял. Но стало еще тревожнее на душе.
Глава 6
Они вернулись к полудню. В лечебнице слабым голосом гудел Рафаил:
— …не более. А я говорю, что биологическая цивилизация не менее естественна и закономерна, чем наша. И вот — доказательство…
Володя прижимал очки к глазам, косился и притоптывал. Слева у лежанки потихоньку возилась вчерашняя амазонка, закрывала корзинки и прятала в стену. Дураки спорили. Колька хмыкнул, галантно поклонился. Девушка вполоборота посмотрела на него — длинными коричневыми очами. Соблаговолила дружественно улыбнуться.
Колька тотчас же спрятал глаза — нет, этого нельзя. Тоже мне, селадон нашелся, обаятельный пришелец, светловолосая бестия…
Брахак проскользнул за стену вместе с девушкой, а ребята в ожидании уставились на Кольку. Он сказал: «Порядок. Положение не изменилось», и Рафаил вдруг засопел и заснул, выставив нос. «Как он?» — спросил Колька. «Ничего». — «Это что — снова анализы делали?» — «Делали. Лекарство дали». — «Понятно…»
Было очень тихо, даже обезьяны молчали. Было прохладненько, особенно после душного жара на просеках. «Видел что — либо интересное?» — Колька пожал плечами. О кротах и прочем он расскажет дома. «Стрелять не пришлось?» — «Нет».
За стеной бубнили потихоньку — мужской голос и женский. Рафаил, упрятанный до подбородка в зелень, выглядел совсем здоровым. Зарос он, как горилла.
Колька высчитывал в уме: двадцать минут он шел от баросферы. Если даже энергия начала расходоваться немедля после его ухода, до критического уровня полных три часа. Да кто ей велел — начинать расходоваться немедля? Судя но опыту с Центурионом, у них впереди двое — трое суток… Вот спешим, спешим, всю жизнь спешим — до чего обидно! Вот стартуем, уйдем, а второй раз сюда не попадешь… — сказал он себе. — Карпов, кончай вола вертеть! Решение принято? Действуй!
Крякнул, отвел Володю к выходу и изложил план: он сейчас отыщет Брахака, как — нибудь объяснится, попросит помочь доставить Рафаила к баросфере и усадить на место. Уложить, вернее — спинки двух нижних кресел они откинут, получится койка. Володя займет верхнее кресло, а он, Колька, устроится на чехле «Криолятора» — не сдохнет, он здоровый.
— Договорились, Вова?
— Я не согласен, — отвечал Бурмистров. — Рискованно, рискованно… Рафаил еще очень слаб. Кроме этого, мы не собрали практически никакой информации, Коля, мы даже координат не определили!
Ну да, он все еще уверен, что мы на Земле… И Колька совершил очередную ошибку. Вместо приказа начал уговаривать:
— Рафаил сейчас говорил дело. Это все биоцивилизация, а где на Земле биоцивилизация, где ты видел?
— Преждевременные суждения. Я бы повременил квалифицировать это как цивилизацию.
— То есть, как? Дрессированные обезьяны, гепарды, а гектары культурного леса, — он загибал пальцы, — а медицина? Умывалки, расчески, бритье…
— Вот — во — от! Цивилизация не в расческах состоит, и не в жратве на деревьях.
— Так. Давай определенно.
— Культура. Прежде всего письменность, то есть система фиксации накопленных знаний. Ты заметил, как Джаванар удивился записке?
— Джаванар, — поправил Колька. — Культура культурой, а производительные силы как же?
— Я вообще протестую, — горячился Володя. — Я утверждаю, что так называемая биологическая цивилизация не может существовать в земных условиях! После первого каменного рубила путь — определен — ручной труд, затем машины, закономерно…
— А, это я проходил… Известно. Только я не пойму, кто запретит человеку сообразить, что вырастить дерево, или там корову, или такую хижину легче, чем бегать за пищей, высунув язык, или строить дома своими руками. Если есть условия, конечно. А здесь имеются такие условия.
— Пойми, это — тупик, — внушительно парировал Володя. — Такая цивилизация не создает культурных ценностей, что еще не так важно. Всеобщая сытость лишает граждан стимула к движению, понимаешь?
— Предположим, лишает стимула, создается тупик, и так далее. Я готов не применять слова «цивилизация», оставим спор о терминах. Подойдем практически, Вова… Я вот из — за чего спрашиваю. Мы примерно знаем, что на Земле нет ничего, подобного этой… псевдоцивилизации. Отсюда я вывожу, что теория СП истинна, и мы не на Земле, а в Совмещенном Пространстве.
— Глупости! — взорвался Володя. — Глупости! Ты представляешь себе, что вероятность такого полного подобия равна нулю? И что мы знаем о своей планете? На Амазонке миллионы квадратных километров не обследованы, заперты, как в сейфе! И животные, и огромные племена могут еще столетие укрываться — непроходимые джунгли, сотни километров болот вокруг, с самолета ничего не различить под деревьями. Живут, и все!
— Бурмистров открывает затерянный мир, — сказал Колька. — Вот почему ты на транспорт не рассчитываешь… Что же… Эх, был бы у нас хоть транзисторный приемничек — сразу бы и определились. Да, положеньице…
Замолчали. Лишь только пауза затянулась, сквозь стену прошел Брахак и направился к ним. Подмышкой он нес, как портфель, серо — сизые, овальные листья, и был похож на академика Плоткина вдумчивым благообразием, седой гривой и портфелем. Если можно представить себе голого академика.
Колька рассеянно хихикнул. Брахак — Плоткин чуть — чуть прибавил улыбки. В руке, прижимающей к боку листья, он держал мелок. Подошел, присел на лежанку, заботливо посмотрел на Рафаила.
Колька быстро спросил: «Договорились хоть, что он за человек? Вождь? Шаман?» Володя так же быстро ответил: «Аб — со — лют — но неясно…»
Брахак пристроил листья на колени, стопочкой, и зачирикал по ним белым мелком.
«Как бы отобрать у него мел поделикатней?» — думал Колька. Но ему помешали — затопотали шаги на бегу, приближаясь, и высокий голос прокричал:
— Ра — аджатам, го — ониа — а!
Брахак поднялся, разводя руками. Колька по инерции прыснул — так именно пожимается Плоткин, когда шеф громит его за приверженность к детерминизму — но вдруг понял, что дело серьезное. Старик бросил листья и заспешил к выходу.
— Сиди, не поднимайся, — сказал Колька и побежал за Брахаком.
От выхода свернули направо, по узенькой аллейке — туннелю; в конце была еще одна поляна — охотники отвязывают здоровенных собак, огненно — рыжих, в зеленых нарядных ошейниках. Аллейка, поляна — на траве, как серая скала, лежит слон, опустив клыкастую голову. Охотник сидит на желтом бивне, говорит, покачивая шапочкой. Слон внимательно слушает. «Эге, слон, — отметил Колька. — В Южной Америке слоны не водятся».
…Поляна, не совсем закрытая сверху. Центр купола прошит граненым стволом, вроде бы старинной пушкой, направленной в зенит. «Что они, зенитную оборону имеют?» — подумал Колька, увидев кучку людей, прильнувших к основанию ствола. Солнце сияло над самой верхушкой, и пришлось обойти поляну, чтобы увидеть на многометровой высоте узкие раструбы, венчающие ствол. Они казались маленькими, как цветки душистого табака, а на самом деле… — Ого, — сказал Колька. Раструбы, наверное, имели по два — три метра в длину. И вот что еще. В круглом просвете виднелись и другие высокие деревья — за краем поляны. Их верхушки пригибались и трепетали, там дул сильный верховой ветер, но граненое дерево стояло неподвижно.
В звездообразной кучке людей виднелся затылок Брахака. Он стоял перед деревом на коленях, набожно склонив седины, дальше по кругу Колька увидел черную бороду Джаванара, всего их было восемь человек. Кто — то из них пел тихим, неприятно визгливым голосом. «Во — дикари! — с удовольствием подумал Колька. — Настоящие дикари, язычники. Заснять бы на пленку… Полуденный молебен для руководящего состава». Он потихоньку стал пятиться, чтобы не оскорблять чувства верующих своим присутствием. Сотрясая землю, пробежал бритый доктор и бесцеремонно сунул голову между двумя молящимися. Простучала пятками целая толпа мужчин и женщин, окружила дерево вторым кольцом. Стояли, наклонившись, и слушали. Вроде бы экстренный выпуск о полете на Венеру…
Странно. Охотников между ними не было. Один Джава — нар. Остальные в плавках. Вот все поднялись с колен, мягкий бас Брахака произнес несколько слов, пауза, еще несколько слов. В толпе загомонили — зашумели. Смолкли. Торопливо начали расходиться, на Кольку поглядывали без улыбки. Худой, очень темнокожий человек, стоя на коленях, громко пел одни гласные: «А — и–а — уу…» Прошел Джаванар, оправляя амуницию. Колька присунулся к дереву, он прямо горел от любопытства. Ствол, в полтора обхвата, был четко восьмигранный, как чудовищная головка болта, а в полуметре над землей были овальные отверстия — аккуратно, на оси граней. По дереву густым слоем сновали черные муравьи — вот почему оно казалось синим…