Как-то вечером Бобби вместе с Мазуреком и Пинео сидят на балке у края ямы и перекусывают, когда включается свет. Вид ямы в лучах прожекторов им противен. Словно кадр из фильма "Секретные материалы" - работы по спасению инопланетного корабля под раскаленными добела лампами, от них идет пар; уцелевший кусок остова северной башни отливает серебром и выглядит чужим, как обломок космического аппарата. Все трое молчат немного, а потом Мазурек опять заводится насчет того, что Джейсон Джиамби собирается подписать контракт с "Янкиз". Вы слышали его интервью с Уорнером Вулфом? Он же просто свихнулся! Как только народ начнет его крыть, так он сразу же хвост и подожмет, как щенок. У парня явно будут проблемы. Пинео с этим не согласен, и Мазурек спрашивает Бобби, что он об этом думает.
- Да Бобби же ни черта не смыслит в бейсболе, - отзывается Пинео. - Наш малый - болельщик "Джетс".
Мазурек, мужик под пятьдесят - с крепкой шеей, с лицом, будто сконструированным из сцепленных между собой квадратов бледных мускул, фыркает:
- "Джетс"… Полный отстой!
- Они обязательно попадут в финал, - весело заявляет Бобби.
Мазурек комкает вощеную бумагу, в которую завернут его бутерброд.
- Да они в первом же круге загнутся, как всегда.
- Все же болеть за них интереснее, чем за "Янкиз", - настаивает Бобби. - "Янкиз" слишком хорошо организованы, чтобы за них болеть.
- Слишком хорошо организованы, чтобы за них болеть? - Мазурек пялится на него. - Да ты и впрямь кретин, знаешь об этом?
- Так и есть. Я - кретин.
- Да шел бы ты опять в свою школу, сынок. Какого хрена ты здесь делаешь?
- Эй, Карл, полегче! Остынь! - Пинео - нервный, худой, подвижный, с черными кудрями под каской - касается плеча Мазурека, и Мазурек резко отталкивает его руку. Грубая кожа на его скулах натянулась от злости, складки на шее побелели.
- Зачем ты здесь? Вынюхиваешь все, чтобы написать свою чертову диссертацию? - Он обращается к Бобби. - Корчишь из себя туриста?
Бобби смотрит на яблоко, которое держит в руке, - оно слишком блестящее, чтобы быть съедобным.
- Просто разбираю, вот и все. Ты же знаешь.
Мазурек косится в сторону, затем опускает голову и дико мотает головой.
- Ладно, - произносит он приглушенным голосом. - Да… черт. Ладно.
В полночь, после окончания смены, они вместе идут в "Голубую Леди". Бобби никак не может понять, почему они втроем все еще продолжают там околачиваться. Может, из-за того, что однажды они пришли в этот бар после работы и хорошо провели там время, и поэтому каждый вечер возвращаются сюда в надежде, что им снова будет хорошо, как в тот раз. Сразу идти домой невозможно - нужно снять напряжение. Жена Мазурека плевать хотела на их привычку - каждый раз звонит в бар и вопит по телефону. Пинео просто поругался со своей подружкой. Сосед Бобби по квартире улыбается ему при встрече, но его улыбка выдает беспокойство - он будто боится, что Бобби принесет какую-нибудь заразу из эпицентра. Что, впрочем, может, так и есть. Когда он в первый день поработал в Зоне Ноль, то вернулся домой с кашлем и небольшой температурой, и еще подумал тогда, что, наверное, подцепил что-то в зоне. А теперь он или стал невосприимчив к инфекциям, или, наоборот, все это время болен и просто не обращает внимания.
Они входят, две проститутки за столиком у двери окидывают их взглядами и продолжают чтение какой-то желтой газетенки. Роман, седовласый толстяк бармен, придав лицу почтительное выражение, произносит "Привет, парни!" и сразу же наливает им пива и чего-то покрепче. Когда они только начали посещать это заведение, бармен обслуживал их чуть ли не с благоговением, выделяя среди других посетителей до тех пор, пока Мазурек не наорал на него, заявив, что не желает слушать все это дерьмо про героизм, в то время как он хочет просто расслабиться и забыться, - хватит того, что нет покоя от тупиц-журналистов и чертовых кинозвезд, которые так и шастают в Зону Ноль, чтобы там пофотографироваться. Пусть и в гневе, Мазурек, требуя нормального обслуживания, сумел довольно внятно сформулировать свою мысль, что обычно ему не совсем удается, и это позволило Бобби предположить, что, если Мазурека переместить за тысячи миль от ямы, а не за несколько кварталов, коэффициент его умственного развития мог бы значительно увеличиться.
Стройная брюнетка в деловом костюме снова сидит с краю барной стойки, под голубым неоновым силуэтом танцующей девушки. Вот уже неделю она приходит сюда каждый вечер. Ей где-то под тридцать. Короткая стильная стрижка, дорогостоящая, хоть и припанкованная. Как у манекенщицы. Густые брови приподняты и похожи на грависы. Черты лица заострены, кажутся хрупкими, и потому - миловидными. А может, она не так уж и миловидна, а просто умеет хорошо одеваться и искусно накладывать макияж, так что создается впечатление ухоженной привлекательности, той самой, что возможна благодаря волшебству кисточек и множеству разнообразных ухищрений, а под всем этим произведением искусства - она сама, в действительности не очень-то и красивая. Впрочем, сложена она прекрасно. Тело тренированное, просто класс. Бобби замечает, что выражение неподвижного безучастия на ее лице очень похоже на то, что он видит каждое утро на лицах женщин, сошедших в метро с поезда "Д" и выплывающих на поверхность из-под земли, готовых противостоять еще одному дню испытаний на Манхэттене. Парни обязательно будут подваливать к ней, принимая ее за проститутку, предлагающую себя мужчинам в образе эдакой гестаповской стервы, ведь некоторые ищут именно такую женщину, чтобы использовать ее и унизить, так отомстив той, что ежедневно с девяти до пяти превращает их жизнь в ад. Но брюнетка обычно говорит им что-то такое, что они сразу же от нее отваливают. Бобби и Пинео каждый раз пытаются отгадать, что же она им говорит. В этот вечер, после пары стаканчиков, Бобби подходит к ней и садится рядом. Она благоухает дорогими духами. Это аромат какого-то экзотического цветка или плода, который он мог видеть только на картинках в журнале.
- Я только что с похорон, - устало произносит она, уставившись в свой стакан. - Так что, прошу… Хорошо?
- Так вот что ты всем говоришь? - спрашивает он. - Всем парням, что пристают к тебе?
Она в раздражении сдвигает брови:
- Пожалуйста!
- Нет, в самом деле. Я сейчас уйду. Просто я только хотел узнать… что ты обычно всем говоришь?
Она не отвечает.
- Это, да?
- Это не совсем ложь. - Ее глаза выглядят пугающе, темные прожилки на тусклых радужных оболочках выделяются чрезвычайно. - Я это придумала, но ведь, в сущности, так оно и есть.
- Значит, ты это говоришь, я прав? Всем и каждому?
- Так вот зачем ты ко мне подошел? Ты ко мне не клеишься?
- Нет, я… я хотел, может… я подумал…
- Значит, говоришь, у тебя в мыслях не было клеиться ко мне. Ты просто хотел узнать, что я говорю мужикам, когда они ко мне подходят. А сейчас ты уже не уверен, каковы были твои истинные намерения? Может, ты обманывался относительно того, что толкнуло тебя спросить? И теперь, возможно, ты думаешь, что я расчувствуюсь и у тебя появится возможность приударить за мной, хотя изначально это не входило в твои планы. Ну что, похоже это на краткое изложение сути?
- Кажется, да.
Она внимательно смотрит на него.
- Может, скажешь что-нибудь умное? Неужели ты считаешь, что твои нескладные речи произведут на меня должное впечатление?
- Ладно, я пошел, хорошо? Но ты ведь это им говорила, да?
Она кивает в сторону бармена, который разговаривает с Мазуреком.
- Роман говорит, ты работаешь в Зоне Ноль.
Эти слова выбивают Бобби из колеи, наводят его на мысль о том, что она, возможно, из числа тех девиц, которых тянет к месту катастрофы, они ищут острых ощущений от близости к эпицентру, но он отвечает:
- Да.
- В самом деле… - Она слегка ежится. - Странно.
- Странно. Думаю, это слово подходит.
- Я не то хотела сказать. Не могу подобрать нужное слово, чтобы описать, что это для меня значит.
- Ты была там, внизу?
- Нет, мне туда нельзя, я могу быть только здесь, не ближе. Просто нельзя. Но… - Она очерчивает круг движением кисти руки. - Я это ощущаю даже здесь. Возможно, ты этого не замечаешь, потому что находишься там внизу все время. Вот почему я прихожу сюда. Все люди продолжают жить дальше, но я еще не готова. Мне нужно прочувствовать это. Понять. Ты разбираешь завалы кусок за куском, но под каждым поднятым куском, кажется, скрывается что-то еще.
- Знаешь, мне что-то не хочется думать сейчас об этом. - Он поднимается с места. - Но догадываюсь, зачем тебе это надо.
- Скажешь еще, все дело во мне самой, а?
- Да, возможно, - говорит Бобби и отходит от нее.
- Старик, она все еще смотрит на тебя, - говорит Пинео Бобби, когда тот усаживается рядом с ним. - Зачем ты вернулся? Ты же мог ее поиметь?
- Она - чокнутая, - сообщает ему Бобби.
- Ах, чокнутая! Еще и лучше! - Пинео поворачивается к остальным двоим. - Ну каково, а? Пентюх мог бы поиметь ту сучку, так нет же - сидит здесь, как придурок.