Эльвиры Константиновны за столом уже не было, она ворковала в компании трех старушек, и речь у них, судя по их заинтересованному виду, шла о здоровье. Гости разбрелись по залу, кто-то устроился в креслах в углу. Отовсюду слышались радостные голоса, иногда - смех. Видно было, что собравшиеся здесь люди давно знакомы между собой, но видятся нечасто.
Андрей Анатольевич сидел в одиночестве с грустным выражением лица и встрепенулся только тогда, когда Марина уселась на свое место.
- Дорогая Марина. Я, конечно, понимаю, что мой возраст, - негромко и вкрадчиво начал Андрей Анатольевич, положив свою руку на руку Марины, - не дает мне надежды на вашу благосклонность. Но поверьте, как только я вас увидел, в душе у меня что-то перекувырнулось словно. Мне кажется, что в моем возрасте говорить о любви глупо. Ведь, правда, глупо?
- Да нет, отчего же глупо, вовсе даже нет, - немея внутри, проговорила Марина. "Господи! Этот-то куда?!"
- Дорогая Мариночка, вы даже не предполагаете, что значите для меня. Я бы закружил вас в танце, я бы унес вас к облакам восторга. Мы бы танцевали с вами всю ночь до утра, а утром поплыли кататься по реке на кораблике. Я не видел таких женщин. Мы бы отправились с вами в путешествие, побывали бы на Гималаях, в Китае на горячих источниках Туктменского перевала…
Марина слушала как завороженная. С ней творилось что-то особенное. Она глядела ему в глаза и верила, и виделся ей уже не седой престарелый и лысоватый дядечка, а мужественный, красивый, обаятельный мужчина.
- … Мы бы кружились в завораживающем танце…. но… я не могу, - слезы вдруг навернулись ему на глаза. - У меня… - он высунул из-под скатерти ногу и постучал по ней костяшками пальцев. Судя по звуку внутри было пусто - протез. Марина настолько расчувствовалась от неожиданного признания своего собеседника, что у нее глаза тоже наполнились слезами. - Хотя самый хороший протез. Мне делали его в Европе, в Берлине. Там есть такие специальные магазины, где вы можете подобрать себе по вкусу любой орган - хоть пластмассовый, хоть металлический. Удивительный магазин. Он такой же большой, как ЦУМ в Москве, и весь с частями человеческого тела. Представляете?! Об этом магазине я расскажу вам как-нибудь в другой раз и более подробно. - Слезинка скатилась у него по щеке, он смахнул ее. - Только прошу не жалейте, не жалейте меня, я этого не перенесу. - Вот это у меня очень хороший протез, я перемерил там наверное тыщу, - Андрей Анатольевич хотел поднять штанину, чтобы показать его во всей красе, но передумал. - В нем даже спать можно. Но не танцевать. А моя мечта… я хотел закружить бы вас в танце стремительном…
Сзади кто-то тронул Марину за плечо. Она оглянулась. Возле нее стоял Максим, она провела по глазам, смахивая следы слезинок.
- Извините, что врываюсь в вашу беседу, но мне с тобой очень нужно поговорить.
- Вообще-то я занята, - сказала Марина, накрыв руку Андрея Анатольевича своей. - Разве ты не видишь?
- Это очень срочно, буквально на два слова.
Марина поднялась неохотно. Они отошли к окну. На улице было темно, горели только праздничные гирлянды на деревьях.
- Послушай меня, Марина, тебе нужно уходить. Я попробую вывести тебя через другую дверь…
- Подожди, с какой это стати? Между прочим, твоя жена меня пригласила на свадьбу, а теперь, значит, выгоняете. А твоя женушка, что же… И вообще почему это уходить! Нечего было приглашать… - Марина возмутилась. - Ты когда моим мужем был, не распоряжался мной как заблагорассудится, а теперь уж и подавно.
- Да я не распоряжаюсь, - Максим оглянулся по сторонам - не может ли кто-нибудь услышать их. - Тебе грозит опасность, пойми это.
- Какая еще опасность, что ты бредишь? От кого? Что ты, как собака на сене. Женился, так женился. От меня-то чего тебе нужно?
- Я не могу тебе пока сказать, но тебе нужно уехать. Тебе грозит опасность.
- Никуда я не пойду. А если вам с Матильдой не нравится… И вообще, придумал бы что-нибудь получше.
- Как хочешь, но я тебя предупредил.
- Вот меня тут считают как бы человеком второго сорта. Но я круче их всех, - с бокалом в руке к Марине с Максимом, хромая на обе ноги, подошел инвалид без уха и пальцев на руке и сразу, не представляясь, начал говорить. Максим отошел. - Я постиг самые высоты вкуса, об этом даже в книге грека Лестригона ничего не сказано, - инвалид с виду был мерзок и не удивительно, что его все обходили стороной. Он сам подходил к кому хотел и заводил разговор. - Я переплюнул их всех, - он обвел нетрезвым взглядом зал. - Но самое главное у меня впереди, я вот только договорюсь. Деньги у меня уже есть. Вот меня Филологом называют. Я от части только филолог, но…
- Вы, почтенный Филолог, уже утомили нашу даму, - рядом с ними оказалась Матильда.
- Да я только подошел, - возмутился Филолог, с вызовом глядя на Председательницу.
Кажется, он один позволял себе спорить и быть непочтительным с Матильдой.
Но Марильда не обратила внимания на его возражения и, взяв Марину под руку, увела от инвалида. - Что тебе Максимчик говорил? Я за вами наблюдала. Что говорил, ну! - голос ее звучал зло, в нем слышалось змеиное шипение.
- Да ничего особенного, так о разводе беседовали, - соврала Марина, понимая, что наверное зря это делает и нужно было сказать правду, - пусть новая жена узнает побольше о своем муженьке. Но что-то ей подсказывало, что нужно молчать.
- А чего с ним беседовать - развелись, так развелись. Ну ладно, ты ведь все равно правду не скажешь.
От небольшой компании отделился мужчина с седой бородкой, подошел к женщинам.
- Вот кого хочу тебе представить. Карл Иванович - банкир, очень обаятельный человек, имеет абсолютный вкус.
- А зачем мне банкир, мне нечего сберегать.
- Ну я пошла, а вы уж тут как-нибудь без меня.
Матильда перешла к другой группе гостей, спорившей о превосходстве китайской кухни над новозеландской.
- Я очарован вами, - жарко зашептал банкир, беря Марину под руку.
- Я почему-то так и подумала, - ответила она. Банкир недоуменно вскинул брови. - Сегодня все мужчины мне в любви признаются, наверное, съели что-нибудь.
Потом они танцевали, пили красное вино, еще дважды ее приглашал на танец молодой человек, говорил о своей все разрастающейся любви. На протяжении вечера Марина ловила на себе восторженные и влюбленные взгляды и других гостей мужского пола, а безногий Андрей Анатольевич так и вовсе не сводил с нее горящих глаз весь остаток вечера. Успех у мужской части гостей и выпитое вино вскружили Марине голову. Сегодня она безусловно была королевой бала. Она даже забыла, что находится на свадьбе своего бывшего мужа, да похоже, о свадьбе забыли и все окружающие.
- Я отвезу вас домой, - во время танца жарко шепнул ей на ухо банкир Карл Иванович, когда часы показывали уже за полночь.
Марине нравился этот человек: в нем было что-то по-настоящему властное и сильное.
- Вы уже уезжаете? Очень жаль, очень жаль. - Матильда заключила Марину в жаркие мягкие объятия и поцеловала в щечку. - Ты, милочка, очень всем понравилась.
- Когда это намечается? - спросил Карл Иванович у Матильды.
- Что намечается?.. Ах, да! Думаю, как всегда на день всех влюбленных.
Гости, увидев, что Марина с банкиром уходят, обступили их и в знак согласия с Матильдой закивали и заулыбались доброжелательно.
- Мы прощаемся с нашей гостьей, - сказала во всеуслышанье Матильда. - Надеюсь, мы еще увидимся с ней.
Марина улыбнулась, и они с банкиром пошли к двери.
- Помашите им рукой, им это будет приятно, - шепнул банкир, когда они уже подходили к двери, которую услужливо распахнул перед ними клоун-швейцар. Марина повернулась к гостям. Все они продолжали стоять, глядя вслед удаляющейся паре. Марина улыбнулась и прощально помахала рукой. Ей охотно замахали в ответ.
Глава 5
Президента тоже можно любить
Марина жила с матерью в трехкомнатной квартире на Каменноостровском. Отец, когда-то крупный чиновник из Смольного, умер лет десять назад в психиатрической больнице.
- Ты вся в своего отца! - иногда в запальчивости говорила мать, кивая на портрет президента. - Ты тоже в психишке умрешь! Это по наследству, между прочим, переходит.
Пророчества матери в некоторой степени сбылись и проявили себя в тридцатилетнем возрасте болезненно, так что врачи рекомендовали госпитализацию, но Марина отказалась. К тому времени уже в психушки насильно не забирали.
Марина любила своего президента. Просто так - ни за что. Услышав его голос, Марина примыкала к телевизору или радиоприемнику и слушала все до самого последнего слова, какую бы чушь он ни говорил. Она испытывала к нему даже физическое влечение и даже еще какое-то чувство, которому не находила названия. И президент отвечал ей взаимностью. Марине казалось, да нет, она была уверена, что президент любит всех людей вместе и каждого в отдельности. Любит и ее, Марину. На своей беззаветной любви к президенту ее отец сделал карьеру, но запустил болезнь. Кроме всего отец ее оказался однолюбом, и когда одного сменил другой президент совсем на того не похожий, свою любовь на него перенести он не смог и свихнулся окончательно.
Любовь же Марины от перемены президентов местами не пострадала, а перешла вместе со страной по наследству. Это ее болезненное чувство никак не мешало в мирской и семейной жизни, а даже помогало. Всегда в тяжелые минуты Марина смотрела на портрет президента и успокаивалась, успокаивалась, успокаивалась… конечности становились теплыми…
Близился День всех влюбленных. В этот день Марина посылала президенту "валентинку", которую вырезала и раскрашивала своими руками. Но в этом году решила не посылать - в этом году любовь к нему ослабла.