Я молча согласился конкурировать в пассивном положении - я умираю, умираешь ты, как уж обернется дело, в страхе прячась от слов моих, а мы все теперь знаем их - и увидел, как после бала доктор подобрал освежеванного журналиста и отослал кожу домой, чтобы мать похоронила ее по-христиански. В результате тщательного вскрытия освежеванного обнаружилось, что он лишен заднего прохода и удалял отходы через гибкую металлическую трубку, которая торчала из его пупка, могла просовываться в ширинку, рукав, брючину или дырку в одежде и, когда выдавался подходящий момент, оставляла бесцветное дерьмо в коридорах всемирной комнаты, усыпанной грязными деньгами. Тусовался в тупиках джанковских денег, и возвращался с кастрированной дозой спитого мака для любовничка, и любил затхлую гостиницу Гейнсовой фиброзной плоти и парафиновые нежности, что подобают дому, - он его купил и называл своим… но человечек был не в состоянии платить по счету…
- Ты что, с ума сошел, разве можно разгуливать в одиночку?
Мелководье пришло с отливом… больные акулы питались нечистотами - единственная пища в этой деревеньке… болотистая дельта до оранжевых небес, которые не меняются никогда…
Он столь лицемерен, что я никогда не знаю наверняка, требует он плату за гостиницу или нет…
- Доктор, они убежали за околицу.
"Finis nous attendons une bonne chance".
(Последние слова в дневнике Ива Мартэна, который, как и три его спутника, вероятно, умер от жажды в египетской пустыне. Имена погибших не установлены, поскольку одного участника экспедиции так и не нашли, ни живым, ни мертвым, и личность пропавшего без вести под вопросом. Обнаруженные тела уже разложились, и опознание проводилось по документам, одежде и наручным часам. Однако в группе, похоже, было принято обмениваться одеждой и документами и даже делать записи в дневниках друг друга - неслыханная для современной экспедиции близость).
"Нет, в Ливан мы твою сомнительную хворь не впустим. Она может поставить под угрозу высочайшие кедры и зачеркнуть благочестивые деяния Анны Франк". Остальными участниками экспедиции были мистер Шеннон, мистер Армстронг, месье Пилло и Ахмед Акид, проводник.
Узрел слова убийства в голове проводника, прозрачной, а я не мог пошевелиться, видя лишь дорожные сны, парализованный, как не могла пошевелиться моя парализованная мать, замечтайте меня, выговорите, сдрочите меня с ее ложа далеких пальцев, рыжеволосая женщина, конечно, умерла, ее образ промелькнул в глазах проводника, когда прошла тоска, и я оказался в "носильщике", уже шаря вокруг, чтобы почувствовать себя там как дома, в чистой наркоте по-нашему, слова убийства, точно обезумевшие рыбы в пересыхающей телесной луже, движения замедленны, узрел, как проходит щемящая тоска, и в белой вспышке сделал его глазами снимки, а проводник не знал, что взял пассажира, до тех пор, пока ему, его знанию английского, не потребовалось больше незнакомых ему слов, его арабский - всего лишь тонкая оболочка вокруг постояльца, глинобитные каморки с выкрашенными в голубой цвет стенами, его худое чернокожее тело сплетало тени содомии из долгих мастурбационных ночей Коламбуса, штат Огайо.
- Верни пестрые обрывки и берись за дело вместе с этими людьми.
- Славный малый - миф, ублюдок - гряземешалка.
- Я был великий любовник… раздевался там… деньги… всего хорошего… а мальчишки - я был вот этим, ослаб и оголодал, очень исхудал, стоит, его подштанники, призрачные спазмы, медленное постельное белье, пыль, веснушки, крепкие смуглые руки, я торгую потрепанной политикой, скрытной и унылой, всего лишь старые азотистые пары в воронке пыльных веснушек, нога в унылом туалете, долгое время не так уж редко я раздевался до той монеты, да, ребята, это я там, возле фото "Отчекань монетную спальню запахов", в ящик бюро, на ломках гниющие ошметки открыли вам путь, умытое лицо в Панаме, быть может, раздевался там, умытый вновь на деньги старой фотографии, веснушка, нога с веснушками вот здесь, пыльные юношеские сухостои, ноги, волосы редкие и до пола, кишечный Страшный Ядовитый Славный Малый, тебе известен туалетный запах дождевых штанов.
"Кишечный Страшный; Ядовитый Славный Малый", тебе известен "Туалетный Запах Дождевых Штанов"!.. "руки из шрамовой ткани, энергия и мозг, я с трудом дышу, выцветшая бурая слизь, старая комната… деньги на сигареты".
Не так уж редко я раздевался до пояса и брался за дело вместе с этими людьми, да, ребята, это я там, возле бетономешалки…
Мистер Брэдли мистер Мартин, далекие пальцы на утренних ломках, гниющие ошметки его самого, тусклое мерцание в телепередаче из Испании… Я сказал ему, что он в пути… не смог достать меня ножом… не смог сменить оружие… и нулевое время отбытия… не смог одолеть турникет… плачевное состояние от смерти, мистер Шеннон, без исключений…
деньги старой фотографии… мозги пылают… опустевший путь… ослабевший мальчишка не смог… не смог достать меня ножом… прерван путь пылающей звезды… пыльные юношеские сухостои… подтягивающие экскременты призрачные спазмы… медленное постельное белье до пола, кишечные улицы, мальчишеские крепкие смуглые руки… школьно-туалетный запах дождевых штанов, руки скрытные и унылые… обосранные комиксы… подвальная лаборатория… красные азотистые пары… ослабевший пес с трудом тащится по затруханному ржавчиной цементу… задумчивый проныра, боль в воронке фотолиц на затхлых улицах, запах старой боли, мальчишеский пах, той в простынях, извивающийся кристаллический цветок, нога в унылой туалетной щели… выцветшая бурая слизь, старая комната в пансионе… верни пестрые обрывки снимка, который он чеканит, славный малый - миф, ублюдок грязнее, чем фото "Отчекань монетную спальню запахов…" "Я был великий любовник". - Он бросил фото в ящик бюро: "Помни, пропала только жизнь, я открыл вам путь… страшная ядовитая полиция… нечто вроде стрелки компаса в мозгу, во рту и в носу, закрытых герметично… мальчишка, я был умытое лицо в Панаме, быть может, раздевался там. деньги. всего хорошего".
- Ты достаточно великий любовник, чтобы смотреть наш устаревший фильм, умытый вновь в эпизоде испанского исполнения на бис?
"а мальчишки - я был вот этим, веснушка, нога с веснушками вот здесь, исхудал, стоит, его нижнее белье топкое, волосы редкие и роскошные пыльные веснушки из Испании… Страшный Ядовитый Славный Малый, тебе известно, что я торгую потрепанной политикой… потрепанной вещицей из шрамовой ткани, ни живой, ни мертвой… ты лишил плоти мои энергию и мозг. Я с трудом дышу сквозь его глотку, чую запах, ощущаю или не вижу".
И вспыхнуло ненавистью тяжелое сердце старого слуги: "Я - Режиссер. Мистер, оставьте денег на сигареты. Вы же давно меня знаете".
Выцветший бурый запах карболового мыла и ректальной слизи, ветер и пыль далеких двадцатых.
Глава 17
Через Раненые Галактики
Пип-шоу в грошовой аркаде, длительный процесс в различных формах.
В ущелье ворчливая болезнь впрыгнула нам в глотки, кашляющие и харкающие серебристым утром. иней на наших костях. Большинство обезьяньих видов погибло там, на безлесных склонах. устремленный на "меня" взгляд бессловесных тварей занес из белых пещер времени болезнь, застывшую у меня в глотке, чтобы вылупиться в теплом отхаркивании полей под паром. багровые вспышки в яичной плоти. за ущельем - известняковые склоны, переходящие в высокую зеленую саванну, и травяной дух на наших гениталиях. Подошли к болоту, питаемому водой из горячих источников и горного льда. больные обезьяны, харкающие кровью, булькающие глотки разодраны болезнью болтовни. человеческие лица, ненадежные, то и дело исчезающие в тумане. Мы вошли в теплую илистую воду. шерсть и обезьянью плоть - долой кричащими кусками. стояли нагие человеческие тела, покрытые зеленым фосфоресцирующим желе. ненадежная мягкая плоть, изрезанная обезьяньими ранами. языки и пальцы, счищающие желеобразное покрытие. плавящие тело звуки наслаждения в теплом иле. потом зашло солнце, и голубой ветер тишины коснулся человеческих волос и лиц. когда мы вышли из ила; у нас уже были имена.
имена. Звук, булькающий в крови, содрогающий наши глотки и обмены, у нас уже были имена друг для друга. ненадежный трепет-смех и хохот смыли волосы. до самых гениталий.