карандашный чувак? вот "Серый Карандаш", водил компанию с Ма Карри в синем школьном домике, мы звали ее "Мамой", а вы бы? научила меня всему, что я умею. - годы серой боли, долгие-предолгие годы, опустившие плечи. - Не буду лукавить, "Питмановская Арифметика Здравого Смысла" снабдила этот карандаш свинцом, который некогда был радием, здесь, в этом карандаше, миллион радиоактивных лет, оттяни вот это до конца, теперь нажимай на карандаш… никого нет, ветер и пыль далеких двадцатых… пансион миссис Мёрфи, не забудь, это было очень давно, но туда можно дойти пешком, он прямо впереди - краснокирпичное здание на углу переулка, из: чердачной комнаты смотришь в подзорную трубу на спортплощадку сиротского приюта, можно наблюдать за мальчишками в высоких темных окнах спальни, вид мальчишек потрясает, я был тогда больной, и вот остались лишь обрывки искалеченного "я", подзорная труба выхватывает на спортплощадке желтые расплывчатые ребра, вот "Ветреный 18" возле "Бетономешалки", "Пыльные веснушки" крепко обнимают его колени - нагишом на полу душевой".
- Раздвиньте ему ноги, ребята! - вскричал Режиссер.
"туманное желтое время каникул, двадцатые годы поют тебе сцену между нами, где время не писало никогда, худой мальчишка был похож на меня в форме начальной частной школы, до далекой закрывающейся спальни доносятся паровозные гудки, грустные старые людские газеты я ношу е собой, больной голос, донельзя неприятный, говорящий тебе: "Искры" - уже над Нью-Йорком. Справился я здесь с заданием? Он это услышит?"
кто-то туманный, дрожащий, далекий задвинул ящик бюро на темном чердаке…
"Карандаш используется только один раз, чувак… фосфоресцирующий протез руки, и это было всё, пришлось увидеть его в последнем свете, оставшемся на гибнущей звезде… старый джанки, макающий сдобный торт в чашку в сером кафетерии, салфетка под его кофейной чашкой, прозвали его "Жрецом" - продавал специальное распятие, которое светилось в темноте, пока не начал светиться в темноте сам, остывший кофе, сидел именно там, где сидишь сейчас ты, видишь ли, сынок, когда приобретаешь привычку к хозяину, о других ребятах забываешь… Мальчишка ждет… пансион миссис Мёрфи… сплошь старые грустные циркачи… помню, ее сынок-педераст брил на кухне грудь, волосы летели в суп, а он пел, заливаясь соловьем, музыкальная семейка, помню, ах, уже пришли, "Сдаются комнаты", занавески серые, как сахар сиротского приюта, всегда выглядывает серая тень…
- Вы расплатитесь сегодня, мистер Джонс?
Да, миссис Мёрфи, я расплачусь, эта лестница, она меня в могилу сведет - кхе-кхе - карандаш используют только один раз, не забудь, я режиссер единственного представления, показывал тебе бумаги, понятные, как "Энни Лори" в фильме двадцатых с гибнущей звезды… печальный юный образ источает застоявшийся цветочный запах болезни в далекое окно… Я расскажу тебе историю, которая называется "Улица случая"… арабский домик в пригороде, остывший кофе, сидел именно там, где сейчас сидишь ты, дождь, протекает крыша, я передвигаю диван на сухое место, тяжелый испанский диван, и вижу за диваном маленькую сухую нишу, которую прежде не замечал. В нише лежит книга, серая лощеная обложка с золотыми буквами. шрифт самый обычный: "Улица случая", я открыл книгу".
"Это история о четырнадцатилетнем мальчике, который погиб во время вторжения".
там портрет мальчишки, выцветшая сепия, у чердачного окна, машет рукой вслед далекому поезду.
Глава 12
Улицы Случая
Прохладная окраинная улочка, мощенная булыжником, южные ветры, давние времена, мальчишка у ручья, босиком, вытянувшись на заборе, следил взглядом за полетом гусей в фиолетовом вечернем небе, и вдруг он оказался над ручьем, над улочкой и домами и посмотрел сверху на железную дорогу, ничуть не боясь упасть. Вернувшись домой, он обо всем рассказал отцу в комнате на чердаке, которую отец превратил в мастерскую.
- Я умею летать, отец.
- Такими способностями мы не обладаем, сынок.
печальные паровозные гудки в далеком поднебесье, голубая магия всех фильмов в запомнившемся малыше, стоящем со светящимся лицом у чердачного окна, машущем рукой вслед поезду, пыль на окне, звук, подобный вздоху, в глубине пустой комнаты, держал фотографию мальчишки в своей морщинистой руке, в далеком поднебесье - мальчишеский голос…
"как долго ждал я весточки от тебя".
- Я писал, сынок.
невыносимо шептать это послание, невыносимо вспоминать слова, некогда бывшие человеком, которого искал, некогда бывшие человеком, щелканье каблуков на захудалой улочке, серая неосвещенная лестница, запах старой боли, долгой-предолгой, опустившей его плечи…
- Это был я, мистер. Пансион миссис Мёрфи, помните?
серебристые утренние тени на далекой стене, расшатанный ящик бюро, рассвет в его глазах, нагишом на кровати, в руке рубаха, запах молодых ночей, лицо его заливают световые годы, грустная постаревшая улыбка…
- Я ждал там.
голубая магия всех фильмов в запомнившемся малыше, стоящем там, выцветшие улицы, далекое поднебесье. Он грустно машет рукой с Улицы Случая. смотрите безучастный фильм - его лицо.
- Отныне тишина, я ухожу.
грустное постаревшее лицо, тусклая, дрожащая, далекая улыбка.
- Я ждал там.
мальчишка присутствует при пустопорожней сделке. Он грустно машет рукой с Улицы Случая.
Суррогатный дух киносоюза не смог найти мощенную булыжником дорогу, довольствовался первым попавшимся мексиканцем, после полудня телесная печаль прощания означает его отсутствие - как ветер и пыль на безлюдных улицах Мексики…
Железная камера, крашеные стены, шелушащиеся ржавчиной… клубы дыма в высоком зарешеченном окошке синей ночи…
"Двое заключенных сидят на нижних железных нарах и курят. Один американец, другой - мексиканец… Камера вибрирует от неслышного голубого движения тюрьмы и всего тюремного заключения во времени.
- Bueno, Джонни? - Его пальцы дернули Джонни за рубаху. Они встали. Хосе повесил свою рубаху на гвоздь, Джонни передал рубаху, и Хосе повесил одну рубаху на другую. - Ven asa. - Одной рукой он выдернул ремень Джонни из пряжки и пальцами карманника расстегнул пуговицы ширинки.
- Ya duro, Джонни твердый.
- Clara. Твердый…
Хосе на коленях вполз на нары.
- Вот так, Джонни. - Он похлопал себя по бедрам. - Давай perros.
Второй влез на место.
- Джонни нравится?
- Mucho.
- Вдохни поглубже, Джонни.
Они застыли, глубоко дыша.
- Bueno, Джонни?
- Bueno.
- Vamanos. - На синей стене извивались теневые тела. - Джонни, уже пора начинать.
- Ты кончать, Джонни?
- Siiiiiii…
- Была не была, Джонни.
Струи на запасном одеяле, запах железнотюремной плоти и засорившихся туалетов протискивается сквозь лабиринт грошовых аркад и непристойных картинок в синюю мексиканскую ночь. Два тела утомленно отвалились друг от друга, босые ноги на армейском одеяле. На черные блестящие лобковые волосы, на медную веснушчатую плоть опускались клубы дыма. В дыму член Пако встал.
- Otra vez, Джонни? - Он сунул руки под колени Джонни.
- Джонни слушать, теперь на коленки.
Мексиканские бедра:
- Я ебать тебя como perros.
Стены окрашены в синий цвет, дым за решеткой. С пальцем у Джонни в жопе шевелились двое заключенных. Он держал Джонни за бедра и раскачивал бессловесного глубокого Джонни. Его член скользнул внутрь:
- Джонни, я там.
- Давай, - изогнулся железный каркас. - Porque no?
- Bueno, Джонни. - Свеча, теневые тела. - Джонни пора desnudate por completo…
Джонни?
- Siiii?
- Была не была, completo. - Запасные одеяла, запах железа и рубаха на гвозде.
Мексиканский карманник, одна рубаха на другой. Струи, лабиринт непристойных картин. Мексиканец со спущенными штанами.
частично босые ноги на одеяле, черные блестящие лобковые волосы.
- Думаю, тебе mucho нравится быть Хосе… Пако… Энрике.
- Джонни нравится como perros? Вдохни Хосе поглубже, Джонни.
Его член, железный каркас - чем только не дыша:
- Давай спать.
- Ты кончать еще Пако. - На одеяле запах Джонни дернул за одну рубаху. Давай completo, и еще Кики. - Ты кончать ради Джонни.
Одна рубаха, раскалывается голова. Тела чувствуют, как член толчками поднимается.
- Я ебать тебя como eso. - Одна рубаха, раскалывается Джонни.
- Ебаться на коленях. Ложись на одеяло. Como eso сквозь железо. - Он чувствует язык на коленях. Дымная ебля на коленях.
- Mucho будет, Angelo como eso.
- Глубоко, Джонни, Раздвинутые белые колени, раскачивают бедра, - Давай, двигайся.
- Пако? Помедленней.
- Si, в жопу, Джонни? Я дрючить Джонни в жопу? Струи, тюремная плоть в мексиканской ночи:
- Раскачайся, Джонни.
- Давай.
- Джонни, ниже колени. Воса abajo. Ты кончать como eso?
- Жесткая койка, Джонни. Я весь в веснушках. Como perros лучше на коленях.
Он чувствует движение коленей.