* * *
Я собирался отвлечься в любом случае, прежде чем заметил, что перебродивший раствор заманчивого винограда, растущего диким здесь, на острове Неонархеос, имеет побочный эффект, а именно: интоксикацию. Согласно самой лучшей информации, которую я мог собрать, это случилось прошлой ночью; сейчас утро следующего дня, отчасти поздно - теперь я надеюсь, что начну думать о том, что смогу выжить.
Капитан Барр вернулся вчера - этот день стал одним из тех дней, которые мы празднуем - после плавания дальше, чем он намеревался. Его частично задержало в пути, сказал он, нежелание верить в то, что он обнаружил.
Больше нет никакого сомнения, что этот остров, где мы поселились, наименьший и самый западный из архипелага, который в Древнем Мире назывался Азорскими островами. Все острова - конечно, меньшие и другие по очертаниям из-за подъема уровня моря, - находились там, где они должны были быть, как показано на древней карте. И нигде, во всей группе островов, капитан Барр не мог обнаружить никакого признака человека. Козы, дикие овцы, обезьяны: на одном острове промелькнула группа людей, которые выглядели как дикие коричневые собаки - они преследовали оленя. Птицы были везде, а в бухте, где стоял на якоре "Морнинг Стар", на мелководье, резвились огромные морские змеи, существа, описания которых я не могу найти ни в одной из древних книг. Ни одной человеческой фигуры, ни одного дымка на фоне неба. Во время стоянки на якоре в ночные часы - ни одного огонька на земле, ни одного звука, кроме звуков, издаваемых насекомыми, лягушками и ночными птицами, и шума прибоя на песке. В лучших естественных гаванях до уреза воды растут джунгли, скрывая развалины всего, что человек мог бы построить там в Древние Времена.
На нашей старинной карте показаны морские и воздушные маршруты, сходящиеся в этой, очевидно, промежуточной станции между Европой и Америками. Мы знаем, что там должны были находиться гавани, аэропорты, города.
Никакая бомба, вероятно, не упала сюда во время, которое Джон Барт называет "взрывом одного дня". Упало очень мало бомб, пишет он, и те, которые упали, уцелевшие правительства назвали "несчастными случаями" - он добавляет, что уничтожение более двадцати миллионов нью-йоркцев и москвичей могло бы, возможно, считаться "достаточно большим несчастным случаем". Возможно, разрушения на этих островах произошли от последствий, которые были результатом войны. Джон Барт на страницах своей книги задает вопрос, как много болезней было непосредственно создано человеком и как много появилось случаев вирусных или бактериальных мутаций, и приходит к обоснованному выводу, что никто никогда не сможет узнать об этом. Или, могло быть, что на этих островах происходило более длительное, тихое, почти упорядоченное вымирание вследствие бесплодия - естественная смертность превышала скудную рождаемость - населения, так долго приученного к тому, что о нем заботилась передовая технология, так что оно больше не умело ухаживать за собой, пока, в конце концов, старики не умирали где-то среди дикорастущих растений и некому было даже вырыть могилу.
В конце концов, на нашей собственной родине многие нечеловеческие виды вымерли по той или иной причине. Я никогда не видел маленькой певчей птички с голубой окраской спины.
* * *
Группа паломников состояла из приятных людей, бывших на попечении кроткого худого священника. У него были длинные желтые волосы, которые он, вероятно, мыл каждый день в ванной, и некрасивое несуровое лицо. Казалось, его нос суживался в неправильном направлении, так как кончик был маленький, а расстояние между его молочно-голубыми глазами - очень широким, поэтому складывалось общее впечатление, как от мыши. Мне он понравился. Когда человек носит бесформенную, длиной до пола, рясу священника, трудно определить ходит ли он на цыпочках, но отец Фэй, казалось, действительно, ходил, во всяком случае его походка была гарцующей и подпрыгивающей, с плавным приподниманием при каждом шаге его привлекательных белых рук, а большую часть времени на лице расцветала мышиная задумчивая улыбка. Все паломники уважали его, включая даже десятилетнего Джерри, который доставил отцу Фэю много неприятных минут, не из-за неуважения, но просто потому, что десятилетние мальчики все такие.
Я заметил Джерри еще до того, как мы вошли в "Черный принц". Паломники выходили из церкви - когда мы приблизились к гостинице - организованным строем с отцом Фэем, машинально подпрыгивавшим впереди, а Джерри каким-то образом умудрился сойти в хвост так, что его папа и мама не заметили. И, что же еще оставалось ему делать, как не отступить еще дальше и прыгать, кривляясь, в своем хорошеньком белом одеянии паломника, длинные вьющиеся волосы торчали на его затылке такой копной, что сами ангелы не смогли бы их расчесать. Сначала он выпячивал зад и шел сутулясь, имитируя жалкую старую леди, бывшую в составе паломников; потом он выпрямился и подтянул повсюду свое одеяние до пупа и так шествовал с голым задом, прекрасно исполняя роль отца Фэя, шедшего на цыпочках, с божественной улыбкой, светившейся среди веснушек, а его маленький нос колыхался при каждом шаге, словно крошечный флаг на ветру. Ужасное святотатство, но, я помню, даже Джед не мог хихикнуть.
Они направлялись в Нубер, святой город, подобно почти каждой группе паломников, которых, вероятно, можно встретить к западу от моря Хадсона; по их чисто-белому одеянию, вместе с черным - отца Фэя - можно было четко определить их на расстоянии видимости, и никакие солдаты любой из воюющих сторон не осмелились бы беспокоить их.
После того, как мы с Сэмом улеглись и собирались спать, а Джед и Вайлит занимались тем же в своем номере, я слышал, как Джери принимал ванну. Его мама, очевидно, добилась, чтобы гостиничная прислуга принесла жестяную лохань и воду для этой цели. Он наслаждался водой, подняв невероятный шум, орал и плескался, выкрикивал, пререкался - ох, уж эти чертовы дурацкие вопли - можно было подумать, что бедная леди пыталась помыть бандитского короля. Потом с нижнего этажа поднялся папа; на мгновение стало страшно тихо, прекрасный крепкий удар по мокрой заднице - и с этого момента Джерри стал ужасно хорошим мальчиком.
Что же касается нас с Сэмом, то после первых попыток уснуть, наши койки в результате боевых действий оказались очень смятыми, окровавленными и непригодными для использования. Мы отказались от них и разостлали потрепанные одеяла на полу, надеясь, что вражеские силы потеряют достаточно времени в поисках, и дадут нам немного отдохнуть.
Воздух этой ночью был насыщен резким запахом тигра, прежде чем мы услышали его рев. В густой темноте середины лета раздавались трели и резкие нестройные звуки, издаваемые насекомыми и лягушками, но ни лиса, ни дикая кошка не посылали никаких звуков из своего логова. В гостинице, перенасыщенной другими устойчивыми запахами, я не мог отличить смрада тигра, но я чувствовал его присутствие. Снова и снова представлял я его себе на скале, освещенного поздним солнечным светом, и знал, что он был там, снаружи, в темноте, возможно, недалеко.
Когда он, в самом деле, наконец подал голос, даже звуки насекомых резко затихли, как будто каждое крикливое безмозглое существо содрогнулось в оболочке крошечного тела. "Что - это - было?"
Его рев был резкий, короткий, грубый. Он не кажется очень громким, но имеет сильную несущую силу. Рев совсем не продолжительный, и он не скоро повторяет его. Может, он издает рев, чтобы вогнать дичь в предательскую дрожь. Рев слишком всепроникающий, слишком низкий, басовой, слишком мучительно и дрожаще отдается в твоем мозгу, чтобы дать настоящее представление о его местонахождении. Когда я слышал его в ту ночь, тигр мог быть в полумиле оттуда или в самом селе, бредя одной из темных улиц с огромным спокойствием и готовностью уничтожать. Я тихо прокрался к окну, как будто даже внутри этого здания мой собственный шум мог подвергнуть меня опасности. Из темноты раздался голос Сэма:
- Звучит так, словно старый сукин сын не слишком далеко отсюда. - Я слышал, как он подвинулся и оперся на локоть, прислушиваясь к ночи - так же, как и я.
Тигр не подавал больше голоса, но в соседней комнате, за закрытой дверью, я услышал, как Вайлит неожиданно произнесла: "О, Джед! О… о…" - и последовал ритмичный скрип койки и тяжелые удары, словно в стену били деревянным каркасом; с минуту или две я также слышал, как Джед стонал, словно раб, избиваемый кнутом, а Сэм сказал вполголоса:
- Неужели, черт возьми…
Вскоре там опять стало спокойно, по крайней мере, никакого звука не проникало через дверной проем. Сэм подошел к окну и, немного погодя, пробормотал:
- Странно… я не думал, что он может.
- Вайлит рассказала мне, что он занимался этим только один раз. Только один раз, с той кингстонской проституткой, о которой он говорит так часто.
- Да, рассказывала и мне то же самое. - Я чувствовал, что он ласково и созерцательно смотрел на меня в темноте. Потом высунулся из окна, его тускло освещенное звездами лицо уставилось вниз на неосвещенное село.
- Смиздюлька ублажает тебя, Джексон?
- Да. - Я полагаю, мое тупоумное замешательство было результатом приютского воспитания, смесью отвратительной притворной стыдливости и благочестия, тем липким дегтем, которым человеческая раса обмазывает своих детей, чтобы потом обвалять их в перьях.
Мы с Сэмом могли слышать где-то вдалеке, в селе, крик ребенка, вероятно, напуганного ревом тигра; это был настойчивый беспомощный плач, который пытался утешить усталый и ласковый голос женщины. Я слышал, как она говорила - где-то, бестелесная, будто слова висели в темноте… "Да-а полно, он не сможет забрать тебя, малютка…"