Когда мы начали спускаться, Джед Сивер, вероятно, не смотрел ни на одну из сторон дороги, не смотрел ни на деревья, ни вдаль, на прекрасный солнечный свет и зеленые склоны южной стороны. Он доверял инстинкту передвижения ногами и смотрел вверх в направлении своего бога, прося прощения за грехи всех нас. Он также просил, что если зверь нападет, пусть заберет его первым и не трогает ни одного из его друзей - так как он, хотя даже более несчастный грешник, возможно, вне всякой надежды на спасение, был, тем не менее, более подготовлен морально для грядущего осуждения и гнева. "И если такова будет твоя воля, - говорил он, - пусть их грехи будут на мне, Авраам, избранник бога, его представитель, спаситель, а не на них, но пусть они очистятся моей кровью, ныне и присно и во веки веков, аминь".
Джед также старался, чтобы бедняжка Вайлит шла подальше от него, другой, вероятно, более безопасной стороной дороги, а сам шел ближе всех к лесному покрову, пот катился с его лба, словно слезы. Его большие руки праздно раскачивались и совершенно не были готовы к применению меча.
Я вспоминаю, какое огорчение принесла мне его молитва, несмотря на собственный страх и настороженность. Мне казалось, особенно при моем недавнем, приведшем к такой растерянности знакомстве с ересью, что если бы это было возможно, прежде всего, я не мог бы позволить никому другому нести вместо себя единственную ношу - мои грехи. Сегодня я не могу обнаружить никакого греха ни в чем, кроме жестокости и ее разновидностей, и по причинам, которые не имеют ничего общего с религией, но в тот день я был, все-таки, очень далек от такого мнения.
Когда мы продолжали спуск по другую сторону той возвышенности, запах тигра уменьшился. Наверное, произошло какое-то изменение едва ощутимых потоков воздуха. Он присутствовал, но не напал. Мы двигались вниз по дороге - прошли мимо лесного покрова слева от нас, достигли кукурузных посадок, миновали их, приблизились к открытому месту и городским воротам, а он не напал.
От села долетел мелодичный перезвон тройных колоколов. Часто их изготавливают из лучшей бронзы, привозимой из Кэтскила или Пенна - церковь может позволить себе это - и литейщики стараются отливать каждую группу таким образом, чтобы она звучала основным трезвучием с пятой басовой нотой. Третий, ударяемый последним, плывет высоким дискантом к спокойствию, имеющему сходство с тишиной, а обертоны переливаются сотней радуг. Эти сельские колокола извещали, что наступило пять часов: Время бросать работу, молиться и ужинать.
Джед довольно решительно прекратил читать молитвы. Я, все-таки, взглянул позади себя, как я часто делал, когда деревья находились слева от нас, но тигр не напал, тогда не напал. Я не увидел его, только не тогда…
Главные ворота такого села в дневные часы обычно открыты, при условии, что присутствует караульный, но не по пятницам, когда считается, что лучше всего держать народ в пределах легкой досягаемости богом. Поэтому в тот день тяжеловесные бревенчатые ворота были закрыты, но я посмотрел через трещину между бревенчатыми брусьями и увидел караульного в его травянисто-соломенном укрытии, он не спал, но лежал очень спокойно, растянувшись на своей койке и перекинув ноги через согнутое колено, а полицейская фуражка лежала на лице, прикрывая глаза. Он вскочил довольно быстро, когда я окликнул:
- Эй!
Ну, когда приближаешься к незнакомому селу, ты кое-что делаешь и говоришь, а чего-то не делаешь и не говоришь. Я попал впросак при моей, обычно такой быстрой, манере действовать, слишком быстрой для Сэма или Вайлит, чтобы они успели меня остановить, что я понял, когда с важным видом подошел караульный, держа копье наперевес. Я прошептал Сэму:
- Сделай вид, что ты "мистер", думаю, ты смог бы.
Он кивнул и стал передо мной, к тому времени, когда караульный открыл ворота и начал орать на меня за то, что я потревожил тишину в пятницу - никакого воспитания, так или иначе, что меня беспокоило?.
Сэм сказал:
- Уважаемый, прошу извинить за поспешную речь моего племянника. Я мистер Сэмюэл Лумис из Канхара, позже проживал в Ченго, а леди - моя кузина. Это ее муж, мистер Джедро Сивер, также недавно из Ченго, но юридически житель Мэнстера в Вэрманте - можешь обращаться к ней мадам Сивер, когда будешь извиняться за свое собственное плохое воспитание - Сэм слегка одернул рубашку, чтобы была видна рукоятка его ножа в ножнах, потирал давно ороговевшим большим пальцем взад-вперед вдоль костяной его рукоятки и смотрел вниз на этот палец через свой узкий нос не так, словно ему наплевать, а просто печально, спокойно и задумчиво.
- Мадам, я, мадам Сивер, я, мадам, я.
Это могло продолжаться долгое время. Сэм оборвал его, деликатно спросив:
- Удовлетворяет тебя извинение, кузина? А Джексона?
- О, совершенно, - сказала Вайлит, немного переигрывая, но не очень, и я со своей стороны с важным видом пробормотал какую-то любезность, а Сэм бросил ему монету в двадцать пять центов, чтобы подсластить пилюлю. Сэм испугал меня так же сильно, как и караульного - я никогда не предполагал, что он знал, как разговаривать в аристократической манере. Может быть, Дайон смог бы найти у него ошибку, но только не я. Он напомнил мне то, о чем я имел представление: о некоторых прекрасных исторических личностях, о которых я учил в школе, в том, что называется "Краткое изложение истории Древнего Мира". Искренне говоря, Сэм был таким же хладнокровным, величественным и высокомерным, как и самые лучшие из них - Сократ, Юлий Цезарь, Карл Великий или тот великолепный сукин сын, через минуту всплывет в моей памяти его имя, который разбил баронов, датчан, римлян и прочих, выгнал их из старой доброй Англии и освободил весь Делавэр, до того, как удовлетворился их уходом - Магнум Картер, - вот кто это был.
- Ну, уважаемый, - сказал Сэм, - сможем ли мы найти что-нибудь в этом селе, нечто вроде приличного пристанища?
- О, да, сэр, в таверне "Черный принц" есть отличные комнаты, я знаю там слуг и…
- Далеко ли отсюда до Хамбер-тауна?
- Около десяти миль, сэр. Завтра должен быть дилижанс из Скоара в Хамбер-таун, проезжающий мимо - раз в неделю, по субботам, и, конечно, всегда останавливается здесь, хотя в связи с войной и…
- Да, остальные из нашего каравана ожидают этот дилижанс в последнем селе, где мы останавливались, какое-то захолустье с ночным горшком в земле, я даже не побеспокоился узнать его название.
- Перкенсвил, - подсказал караульный с торжественным удовлетворением. В маленьком селе вряд ли можно сбиться с истинного пути, коль скоро будешь чернить репутацию соседней кучи мусора.
- Я догадываюсь. Мы устали ожидать дилижанс. Что это за город?
- Это Восточный Перкенсвил.
- Прекрасное место. Между прочим, вон там тигр бродит… много ли их обычно бывает поблизости?
- Ну, что вы! Нет, сэр, вряд ли.
Джед высказался в первый раз, но с укоризной:
- Почему нет, уважаемый? Рыжий тигр подобен божественному пламени, который сжигает там, где будет его воля.
Караульный поклонился, как сделали бы и вы, услышав молитвенные слова, но остался непреклонен.
- Сэр, я могу сказать вам, что рыжий тигр никогда не ходит вблизи этого города. Мы не спрашиваем у бога объяснений за такую особую милость, но это действительно так.
Я заметил, что каждому селу необходим источник гордости, хотя бы и единственный в своем роде. Это может быть заявление, что никто в селе никогда не болел оспой, или что все младенцы рождаются с темными волосами, либо, что средства местной знахарки, усиливающие половое влечение, - самые лучшие в пределах ближайших сорока миль. В Восточном Перкенсвиле, полагаю, на памяти старейшего жителя не было случая, чтобы тигр перепрыгивал через частокол, поэтому село было уверено, что бог устроил так, что тот никогда не придет. Сэм изящно поклонился и сказал:
- Вам оказана замечательная милость, несомненно, это проявление благосклонности.
- Да, сэр, вполне возможно. - Сейчас часовой был явно дружелюбнее, так же, как и почтительнее. - Да, сэр. Я прожил здесь всю жизнь и за двадцать шесть лет даже никогда не видал этого зверя.
Тут вмешалась Вайлит:
- Тогда взгляните вон туда!
Теперь мне ни разу не представляется такой случай. Если бы я выговорил эти слова, зверь, вероятно, совсем исчез бы из вида, прежде чем кто-либо повернул голову. Догадываюсь, что Вайлит также никогда не имела много возможностей на этот счет, так как позже, когда мы все четверо устроились в наших комнатах в "Черном принце", она рассказала о виденном три или четыре раза и каждый раз это приводило ее в прелестную пылкую взволнованность: