- Сюда радиосигнал не проходит. Не буди ее, дорогая. Когда проснется - наблюдай внимательно. Наручники пока не снимай. Попроси кого-нибудь перестегнуть, если Ло покажет, что руки устали. Но только в присутствии вооруженного человека, запомни! Возьми ключ.
- Куда ты сейчас? - бесцветным голосом спрашивает Элеонор, укладываясь на плоскую подушку.
- В центр, с патрулем. Я не могу здесь сидеть, прости.
- Уилл, там опасно!
- Прекрати. Пока на карте жизнь моей семьи и судьба моего родного города, я не собираюсь отдавать команды по телефону. Я нужен там. Береги Ло. Ни в коем случае не выходите на поверхность.
Он целует жену в висок и почти бегом спешит к ожидающему бронемобилю. Джефферсон и Хиггс уже в машине, оба в кирасах и касках. Полковник сжимает карабин, адъютант монотонно бубнит молитву. Раттлер облачается в бронежилет, принимает у лейтенанта оружие и садится на переднее сиденье рядом с шофером.
- Хиггс, где ваши кадеты? - спрашивает он, обернувшись. - Едем туда.
* * *
Город горит. Над домами стелется едкий жирный дым, видимость из кабины бронемашины сильно ограничена.
- Следующий поворот направо, - напоминает полковник Хиггс.
Автомобиль проезжает еще сто ярдов и останавливается. Раттлер видит разбитый вагон монорельса, лежащий поперек дороги.
- Почему стоим? - подает голос полковник.
- Сэр, дальше мы не проедем, - отвечает водитель. - Дорога завалена.
- Хиггс, далеко до места? - не оборачиваясь, спрашивает главнокомандующий.
- Двадцать человек я отослал в городской архив, семьдесят - в доки. Еще человек десять-пятнадцать на вокзале.
- Вокзал в нескольких минутах ходьбы. До архива - минут сорок. До доков - в лучшем случае два часа пешком, - вслух прикидывает адъютант.
Раттлер открывает дверь, выпрыгивает из машины на мостовую.
- Пошли, - бросает он коротко.
- Сэр, это слишком опасно! Нас всего четверо! - протестующе кричит Хиггс.
- Не орите. У перерожденных прекрасный слух, - язвительно отвечает генерал. - И поторопитесь, полковник. Или останетесь здесь один.
"Наши преимущества: мы вооружены карабинами. Их преимущество - возможность нападения из засады, - думает Раттлер, осматриваясь и прислушиваясь. - Хотя вряд ли они будут устраивать засаду. Они пойдут туда, где люди. Цель сенатора - максимальное число жертв среди населения. Бо́льшая часть полицейских - перерожденные. Значит, все же и они вооружены хорошо".
Вчетвером они идут посередине улицы, прислушиваясь к малейшему шороху. Раттлер останавливается возле распростертых на мостовой тел, осматривает повреждения.
- Задушена. Убит ударом в затылок. Сломана шея, - комментирует он негромко. - Выброшена из окна. Здесь снова тупая травма. Смерть их наступила больше двенадцати часов назад, господа. И перерожденных, которые это сделали, здесь нет. Мертвецы им не нужны. Они там, где живые.
Куклы обнаруживаются за следующим поворотом. Двое мужчин-грузчиков и женщина в платье с рваным подолом пытаются тяжелым сундуком выбить дверь в подвал. Раттлер и Джефферсон стреляют, тщательно прицелившись из-за угла дома, женщина и один из мужчин падают, второй пытается убежать, но его догоняет пуля полковника.
- Наверняка их больше, - шепчет адъютант.
- Вряд ли, - возражает Хиггс.
Раттлер подходит к перерожденным. Одному из мужчин пуля разнесла череп, у женщины разворочена грудная клетка. Подстреленная полковником кукла едва заметно вздрагивает, и генерал добивает ее выстрелом в упор. Джефферсон стучит в дверь подвала:
- Есть кто живой?
- Оставьте их, адъютант. Мы не за ними пришли, - говорит Раттлер.
До вокзала они добираются спокойно. Выжившие попрятались, мертвецы лежат, обратив к небу остекленевшие глаза. На перекрестке Раттлеру со товарищи встречается патруль.
- Почему так тихо? - спрашивает полковник. - Где чертовы куклы?
- Сэр, чертовы куклы смещаются в сторону Лайон-стрит, - отвечает сержант лет сорока. - На периферии попадаются одиночки или маленькие группы. Основная масса сосредотачивается…
- Возле особняка Баллантайна, - мрачно завершает за него Раттлер.
- Да, господин главнокомандующий, - кивает сержант.
- Сколько их там уже?
- Около четырех тысяч, сэр. Хорошо вооружены. На приказы разойтись не реагируют, но и не нападают.
- Естественно. Наши основные силы сейчас там?
- Так точно, господин главнокомандующий. Наш полк старается перекрыть противнику подступы к Лайон-стрит, но…
- Ясно, сержант, - подавляет вздох главнокомандующий. - К вечеру ждем прибытия воздушного флота и поддержки с моря. Сержант, мы направляемся к Вест-стейшн, какая ситуация сейчас там?
Сержант медлит с ответом. Качает головой.
- Доложите по форме, - ледяным тоном требует Раттлер.
- Господин главнокомандующий, вокзал Вест-стейшн занят войсками час назад. Наши потери - шестнадцать драгун, четырнадцать учащихся кадетского корпуса Нью-Кройдона, девяносто гражданских. Потери противника - сто сорок семь перерожденных. Сэр, когда мы вошли в здание вокзала, живыми были только куклы. Если можно считать их живыми.
Раттлер медленно поворачивается к полковнику Хиггсу.
- Вы это слышите? - говорить тяжело, воздуха не хватает. - Ваши дети, Хиггс. Вы. Мальчишек. Бросили. На одержимую толпу.
Генерал опирается спиной на стену, расстегивает верхние пуговицы мундира. Полковник багровеет, трясет жирными щеками, пытается выдавить какие-то оправдания.
- Господин главнокомандующий, - подает голос Джефферсон. - Не принимайте близко к сердцу. На войне потери неизбежны.
Генерал молчит. И думает не об убитых кадетах. Мертвым уже все равно.
- Возвращаемся в штаб, - наконец говорит он. Кивает на прощание сержанту и идет в направлении бронемашины.
- И какого черта мы неслись сюда и рисковали? - слышит он обращенное в спину.
"Мы опоздали", - отвечает Раттлер про себя. Он прекрасно понимает, что его поступок был нерациональным, но… Его не оставляет мысль о том, что всего пару часов назад они могли многое изменить. И спасти мальчишек.
Тринадцать лет назад Долорес Раттлер умерла, не сумев разродиться первенцем. И когда генералу позвонил перепуганный зять, было уже поздно. Сэр Уильям приехал через двадцать минут после звонка, среди ночи, полуодетый.
"Мистер Раттлер, мы послали за врачом…"
Лицо и руки Долорес были белыми. Простыни, одеяло, даже подушки - алыми. Акушерка бессильно скулила в углу. Генерал, видевший сотни смертей и прошедший две войны, никак не мог понять, откуда столько крови в его маленькой хрупкой дочери. Тяжелые багровые капли срывались с угла простыни на паркет. Долорес еще дышала, слабо и прерывисто, и пыталась тужиться.
"Не надо, - просил Раттлер. - Родная, не надо. Потерпи, малышка, доктор едет".
Прибывший через полчаса врач констатировал смерть. Генерал словно окаменел. До рассвета он сидел рядом с дочерью, а едва солнце тронуло шпили городских крыш, Уильям Раттлер завернул тело Долорес в сорванную с окна штору и понес на заднее сиденье личного автомобиля.
Тринадцать лет назад он точно знал, кто ему нужен. И сейчас верховный главнокомандующий армией Его Императорского Величества собирается вновь нанести личный визит этому человеку. Только теперь он не станет просить Байрона ни о чем.