Гарем в казарме
Одна симпатичная и еще не старая Гидра тщетно добивалась любви своего муженька, который все норовил сигануть куда-то на сторону.
Опытные гидры советовали: с мужем надо быть разнообразной. Если ты сегодня такая, а завтра не будешь другая, он непременно найдет себе другую на стороне. Он уже сегодня высматривает.
- Высматривает, соглашается Гидра. - Я уже не знаю, какого ему надо разнообразия. То я прачка, то кухарка, то нянька, то уборщица. Прямо на части разрываюсь, честное слово.
Разрывалась она, разрывалась и разорвалась. Приходит муж домой, а у него две женщины. Вот так они разрываются, гидры: не до смерти, а до новой жизни. Муж, конечно, кидается к новенькой:
- Ах ты моя цыпочка! Цып-цып-цып! Такой петух, честное слово.
А эта цыпочка - ну и оторва! Уже забыла, от кого оторвана. Начинает свои шуры-муры, фигли-мигли - ну, как это у гидр водится.
Между тем первая жена мотается из кухарки в прачку, из няньки в уборщицу, - чтоб только обеспечить мужу разнообразие.
И опять на работе надорвалась. Смотрит хозяин - а у него три жены. На первых порах он радовался, а потом стал уставать. Теперь уже и ему работы прибавилось. Ну буквально надрывается на работе.
Раз надорвался - в хате уже два мужика. Еще раз надорвался - уже три. Потом счет на десятки пошел. По женской линии - целый гарем, по мужской - целая казарма.
Между прочим, гарем в казарму неплохо вписывается.
Но - тяжело. Семья уже не семья, а какое-то публичное заведение. Забот у мужиков - на сторону сбегать, и то некогда. Да и куда бежать, когда все эти стороны - внутри семьи.
Прижмутся двое где-нибудь в уголке, и пойдут воспоминания:
- А помнишь, как мы, бывало, вдвоем? Вот была жизнь! А мы не ценили.
Но, во-первых, он был не с ней. А она, во-вторых, была не с ним.
Теперь уже не докопаться до собственных воспоминаний.
Все такое похожее, однообразное. Такая скука, такая тоска…
Один-единственный гарем в одной-единственной казарме. И опять никакого разнообразия!
Прекрасная Кистеперка
Волна угодила в канаву и уже не смогла вернуться в океан. Так и осталась на берегу, в плену у суши. И Кистеперка сказала:
- Теперь у нас будет отдельный океан.
- Не океан, а болото, - буркнул дедушка.
Они сидели всей семьей за ужином, и дедушка Целакант рассказывал разные истории из своей морской жизни. Дедушка был набит морскими историями и, когда рассказывал, прямо подпрыгивал, так ему было интересно. Мама ахала, папа понимающе кивал, а Кистеперка прижималась к дедушке, потому что ей было страшно. Так их и выбросило на берег вдвоем.
Вода в болоте была грязная, в жабры набивался песок. Кистеперка высунула голову из воды, глотнула воздуха, и сразу стало легче. Оказывается, и на воздухе можно дышать. Дедушка тоже попробовал. Ничего, говорит, проходит. Еще проглотил. Хорошо проходит!
Прихватили с собой немного воздуха, чтоб в болоте не задохнуться, наполнили плавательные пузыри (в болоте все равно плавать негде), расположились на дне со всеми удобствами, как на загородной даче. Воздух чистый, ароматный, не надышишься.
И только расположились, расслабились, как выезжает на них броневик. Небольшой такой броневичок крабовидной формы. И стоит на нем страшный пират Саркод, из одноклеточных, вооруженный вплоть до зубов: у него был акулий зуб, подаренный ему за личное мужество. Так он говорил. А на самом деле этот зуб он у акулы украл, когда работал у нее зубочистом. И теперь он грозился всех перегрызть и перекусать, ради чего и высадился десантом в болото.
Увидев Кистеперку и дедушку, дышащих воздухом из пузырей, он крикнул:
- Стой! Дай подышать!
Сам подышал, дал подышать броневику Крабоходу. Весь воздух выдышали, пришлось опять запасаться.
Так они и жили в болоте. Пират Саркод, надышавшись, брал акулий зуб и шел на охоту, верней, на пиратский промысел. Правда, в болоте грабить было нечего, там была сплошная грязь и нищета, но Саркод с удовольствием рассказывал, кому он что откусил, кого покусал, а кого загрыз до смерти.
И однажды, когда Саркод ушел на охоту, Крабоход сказал:
- Вы должны бежать, иначе тоже станете пиратами. И ты, дедушка, станешь пиратом, и внучка твоя станет пираткой. Потому что эти пираты очень плохо влияют на окружающих.
- А вы тоже пират? - спросила Кистеперка. Крабоход ответил, что он давно бы стал пиратом, если бы не был защищен от вредного влияния. Видите этот панцирь? Сквозь него не пробьется никакое влияние. Благодаря этому панцирю Крабоходу удалось сохранить честность и порядочность.
Говоря это, Крабоход опустил глаза, потому что хвалить себя неудобно. Из соображений скромности лучше подождать, когда тебя похвалят другие. Но в этом болоте можно просидеть всю жизнь, да так и не дождаться, чтоб тебя похвалили. Так сказал Крабоход и опять опустил глаза.
Он бы давно бежал, если б ему нужно было спасать внучку. Но у него внучки пока еще не было. Крабоход был еще молодой.
От такого молодого Крабохода Кистеперке не хотелось бежать, однако надо было спасать дедушку. И они выбрались из болота на сушу.
Когда Саркод вернулся, он долго ругался им вслед. И даже не вслед, потому что не знал, в каком направлении ругаться. А Крабоход говорил, что ничего не видел, сидя под панцирем. У него столько дел под панцирем, что ему некогда глазеть по сторонам.
А Саркоду нравилась Кистеперка. Он буквально не мог без нее дышать. Поэтому он вскочил на броневик и бросился за беглецами вдогонку.
Вдогонку - это неточно сказано. Все крабы ходят боком, это у них такая привычка, - может быть, как раз с тех времен, когда пират Саркод гнался на Крабоходе за внучкой дедушки. Чтоб дать им возможность подальше убежать, Крабоход двигался не прямо, а в сторону.
С тех пор он так и ходит. И никуда не может прийти. Идет домой, а приходит в гости. Жена ругается, что он постоянно ходит на сторону, но ничего не может с этим поделать.
Дедушка и внучка бежали медленно, потому что бежали не ногами, а плавниками. К тому же они не знали, в какую сторону бежать. Они не знали, где океан, и не приближались, а уходили от океана.
Но пират Саркод все равно не мог их догнать. А как он мог их догнать, если они убегали в неправильную сторону, а он догонял их в неправильную сторону? Из двух неправильных правильной стороны не сложишь.
Видя, что на Крабоходе далеко не уедешь, Саркод спешился и пустился догонять беглецов своим ходом. Но и Крабоход не перестал их догонять, потому что он был молодой и уже не мог дышать без красавицы Кистеперки.
Она, между прочим, тоже задыхалась. Не от любви, а от бега. И дедушка задыхался. Потому что, если вы заметили, по суше бежать очень трудно.
И вдруг они видят - что бы вы думали? Колесо. Это их удивило, потому что никаких колес в тогдашней природе не было. Природа не создавала колес, она специально не создавала колес, чтобы мы тут все не передавили друг друга.
Но колесо при ближайшем рассмотрении оказалось не колесо, а просто рак, точнее - Кругорак, который, пользуясь тем, что он такой длинный и тонкий, свернулся колесом и катился по дороге. Но при виде Кистеперки он галантно разогнулся и сказал в свое оправдание, что нужно и ногам отдохнуть. Пусть немного походят спина и хвост, а то они совсем у себя наверху разленились.
Это было не совсем так. У Кругорака была привычка двигаться не вперед, а назад, поэтому он всегда уходил от цели. Когда же он катился, то тело его по земле двигалось назад, но общее движение получалось вперед - таков закон колеса, направленный на то, чтобы перехитрить природу. Попробуйте свернуться и покатиться, и вы сами увидите.
Кругорак очень понравился Кистеперке. И Кистеперка ему понравилась. Настолько понравилась, что он даже предложил ее подвезти. Кистеперка долго не решалась, она еще никогда ни на чем не ездила, но Кругорак был до того симпатичен и мил, что ей захотелось на нем поездить.
Дедушка сам подсадил ее на колесо, Кругорак крикнул: "Поехали!" - и они поехали. Но долго не проехали. Только один оборот сделали, и Кистеперка оказалась под колесом. Природа умеет защищаться.
Кругорак растерялся. Загадочное, говорит, явление. Когда я один езжу, то ни на кого не наезжаю. Видно, я не пассажирский, а просто прогулочный. Я не рассчитан на то; чтоб на мне ездили.
А кто рассчитан? Природа такого не придумывала. Это уже потом появились любители ездить друг на друге.
Кругорак очень расстроился. Он хотел увезти Кистеперку, жениться на ней, но ей, видно, нужен пассажирский муж, а он всего лишь прогулочный. Так, прогуляться по жизни, одну переехать, другую переехать - разве ж это семейная жизнь? И он укатил, галантно раскланявшись на прощание.
А дедушка и внучка двинулись дальше к океану. Не так уж и двинулись: они тащились, волочились, плелись, шаркая плавниками о землю. Потом разошлись понемногу, стали шагать, ступать и даже топать. Что значит практика!
Да, не зря говорят в народе: мать сыра земля. Потому что суха земля - это не мать, а скорее мачеха. Особенно когда из воды впервые выходишь на сушу.
Совсем обессилел дедушка. В его возрасте ходить по сухой земле на плавниках - легкое ли дело!
Лежит дедушка на земле, шагу сделать не может.
- Воды! - просит.
Каждый умирающий просит воды, потому что все мы вышли из воды, и хочется перед смертью увидеть родину.
Побежала за водой Кистеперка. Поковыляла, пошкандыбала: и сама от усталости еле держалась на плавниках.
Лежит дедушка, просит воды, а тут и Крабоход появился. Догнал наконец, хотя все время уходил куда-то в сторону. Но если четыре раза свернуть в сторону, как раз получится, что идешь прямо.