"Так в чем проблема, парень? - ласково возражал Хорёк. - Порадуйся за друга. Семья это хорошо. Это плечо и поддержка".
"А если она его не полюбит?"
"Мальчик, любовь - это каприз обмена веществ. Такая малость, о которой не стоит беспокоиться. Одна таблетка под язык - и твоя подруга влюбится на всю оставшуюся жизнь. А как под радугой пройдут, так и не посмотрит ни на кого вокруг, кроме своего мужа. С руки станет есть. Главное в браке, знаешь что? Психологическая совместимость. Мои тесты - непогрешимы. Если они покажут, что именно этот человек станет Вилине хорошим мужем, значит, так оно и будет. Она будет счастлива".
"А как же я? - водя ложкой по пустой тарелке, говорил Джереми. - Ведь я её люблю. Без всяких таблеток".
"Что ты удумал? - сердился Фреттхен. - Вилина старше тебя на целых пять лет. Нет, это никуда не годится".
"Всего на пять лет! Ну, и что?"
- Эй, Дже, - Хайли пихнул его локтем в бок. - Как у Хорька было?
- А?
- Что–было–у-Хорька!
- Потом расскажу!
- А?
"Пять лет - не половина жизни. Через два года я стану совершеннолетним. Неужели ей нельзя подождать два года?"
"Вилина имеет право на любовь и счастье - прямо сейчас, - гневно отчеканил Хорек. - Почему она обязана ждать? Потому что тебе захотелось? А о ней ты подумал? О том, что лучше для нее? Воплощённые мечты - это прекрасно, это наша цель, но ведь не за чужой счет?"
Джереми вздохнул. Пустая трата времени - разговор с самим собой. А если бы и с Хорьком… что толку? Фреттхен не может отменить результаты тестов.
Он брёл на занятия, а в голове кружились воспоминания прошлой ночи.
Ровно в десять тарарам в Эколе стихает, и за смычки берутся цикады и сверчки. Их музыка похожа на короткий сухой треск со скупыми переливами. В такие часы хорошо взять нотный лист и записывать все подряд: шершавую скороговорку волн, хруст веток, когда сквозь них ломится какой–нибудь заяц, шаги и голоса редких прохожих. Холодный песок и тёплый океан. Луна - крупная и пористая, как здоровенный кусок пемзы, а звёзды - огромные, жадные, того и гляди, проглотят тебя целиком. И бабочки - вся ночь от них белая, точно от снега. Кружатся, порхают, струятся с неба, подсвеченные лиловым блеском звезд, путаются в волосах.
- Бабочки - это души спящих чаек, - говорит Вилина.
Высокая, сутуловатая девушка в темноте распрямляется и делается грациозной, как большая кошка. Ночью ее робкие движения обретают лёгкость. Ладони теплеют, а белая лента в косе сияет ярче луны.
- А ведь и правда, - удивляется Джереми, - такие же вездесущие, только что не гадят на крыши. Ты сама придумала или услышала по радио?
- Не знаю. Днем трудно сосредоточиться. Радио - повсюду, хуже настырных чаек. И хочешь от него спрятаться - да некуда. Мне кажется иногда, оно выслеживает мысли у нас в головах - и тут же крадет. Может быть, у меня паранойя, - улыбается она смущенно.
Они медленно идут вдоль берега. Джереми - босиком, а Вилина в пляжных тапочках. В отличие от большинства жителей Эколы, она никогда не ходит без обуви. Не потому что мёрзнет или боится поранить ноги. Это у неё в крови - никогда не появляться на людях босой или полуодетой.
- Скоро ты выйдешь замуж и перестанешь гулять со мной по ночам, - печально констатирует Джереми.
- Да, мне уже пора замуж, - говорит она, словно извиняясь, и тут же радостно добавляет. - Кстати, у Айрин - такой дом! Такой красивый, с резными наличниками, весёлый и разноцветный, как пряничный домик из сказки. Я видела, с ним рядом строят такие же. А улица, знаешь, как называется? Аллея Счастливых сердец! Здорово, правда?
- Ага, - кивает он без особого энтузиазма.
- У нас с мужем будет своя кухня и своя собственная спальня, как у Айрин с Кристофером, - продолжает Вилина. - Я буду сама готовить. Нас учили на уроках домоводства. Стану взрослой важной дамой, и ты сам не захочешь со мной дружить.
- Я всегда буду хотеть с тобой дружить.
Горло - точно зашнуровано. Дышать сложно, а не то, что говорить. Он ненавидит себя в эту минуту - за свой возраст, за нерешительность, за то, что не может просто взять ее за руку и признаться в любви.
- Только тебе станет не до меня, - с трудом выдыхает он то, что лежит на сердце.
- Ты чудесный парень, Колючка. Правда. Мы же все равно будем видеться. А потом ты встретишь ту, которая подойдет тебе, как перчатка к руке, и вы проживёте долгую и счастливую жизнь! - заканчивает Вилина мечтательно. И, помолчав, добавляет, - тесты никогда не подводят. Вот увидишь, ты непременно будешь очень–очень счастлив.
Джереми молчит. Бабочки каким–то образом проникли внутрь и порхают в животе. Но это не радость, а тревожное предчувствие. В двух шагах, укутанный соленым туманом, плачет океан.
Глава 4
Белые, увитые плющом и бугенвиллией домики под черепичными крышами. Уютные улочки, не более семи метров в ширину. Живописное небо с лёгкими, как дым, облаками. Скользящие солнечные блики на стенах, в цветущей зелени, на мостовой. Экола напоминала загадочный старинный городок с картин Томаса Кинкейда.
Гельмут стоял на пятачке балкона, облокотясь на перила и вдыхая полной грудью соленый бриз с океана. Его дом, самый высокий на полуострове, располагался на холме, откуда к океану разбегались извилистые, каменистые улочки.
За оранжевыми черепичными крышами, утопавшими в сочной зелени, виднелась площадь с нарядной плиткой, витыми фонарями и фонтаном. За ней - уютная набережная с галереями, магазинчиками и кафе. Вдали сверкала голубая полоска океана, соревнуясь по чистоте оттенка с бездонным сапфировым небом.
К сожалению, пляж у набережной оказался непригодным для купания. Крупные камни и тёмная гряда кораллов почти у самого берега - живописно, но в воду заходить неудобно.
Верхаен приехал в благодатный уголок вечного лета из заснеженного Миннеаполиса. Окунуться в теплый океан, тут же, по приезде, было для него делом принципа. Глядя на каменистый берег, профессор нахмурился и Фреттхен, его верный гид и правая рука, тут же отреагировал:
- У нас есть еще два пляжа. "Рыбацкий" - там прекрасная, тихая бухта и "длинный" - белый песок, пологое дно. Вы останетесь довольны! "Рыбацкий" - вооон там, - махнул рукой Хорёк куда–то вправо, - за детским городком. А "длинный" - подальше. Он на другом конце и к нему довольно крутой спуск…
- Благодарю, но не сейчас. Я не настолько хорошо себя чувствую после перелёта, чтобы совершать долгие пешие прогулки. Пойдемте лучше, перекусим где–нибудь.
Лёгкий ужин в кафе "Бриз" порадовал свежими солоноватыми устрицами, коктейлем из креветок и лобстером с гриля.
Верхаен остался доволен, и Фреттхен, который считывал малейшие оттенки эмоций с его лица, трещал без умолку, пока они поднимались по извилистой улочке к профессорскому дому.
- Вы обязательно должны посмотреть нашу галерею! Мы ежемесячно обновляем экспозиции. А иногда и чаще!
- Завтра, все завтра, - махнул рукой Гельмут, - увидимся завтра!
Он захлопнул дверь и отправился прямиком в душ. А оттуда - в объятия Морфея.
Утро выдалось прекрасным - он рано лег и рано встал, замечательно выспался и застал удивительной красоты рассвет. Дошёл, не торопясь, до "рыбацкого", про который толковал Хорёк, и насладился в полной мере и девственной чистотой природы, и тишиной, и одиночеством. После шумного мегаполиса всё это казалось настоящей роскошью.
Если бы не пара перевёрнутых лодок на берегу и одна - замершая крохотной точкой в океане, можно было подумать, что Гельмут очутился на необитаемом острове и единолично владеет розовыми скалами, разноцветной галькой и прозрачной водой, в которой видно не только мальков, но и каждый мелкий камушек на дне.
После купания он принял душ, спустился на набережную и позавтракал под резкие крики чаек и тихий плеск волн о камни. Затем провел полдня в кабинете у школьного психолога.
- Вот этот, этот и этот. Вот ещё. Ещё один, - бросал он папки Фреттхену на стол.
Перебирал личные дела и результаты тестов, отбирая тех, на кого хотел посмотреть лично.
- Да, мистер Верхаен, - встал на вытяжку Хорёк.
- Не надо официоза. Зовите меня по имени. А это кто? Ну и ассоциации! Океан - свобода, небо - простор, пальма - одиночество, галька - твёрдость… забор - побег! Куда ни ткни - сплошная индивидуальность и свободолюбие. Что за Джереми Вильямс? Что–то я его не припомню.
- Хороший парень, - затараторил психолог. - Немного молчаливый и замкнутый, но в целом - подающий надежды. Мы с ним очень подружились - я на короткой ноге со всеми ребятами! У меня всё под контролем.
После беседы с Вильямсом и остальными, не вполне благонадёжными воспитанниками - обед в школьной столовой. Профессор пожалел, что не наведался в полюбившийся "Бриз". Там кормили вкуснее. С другой стороны - шагать под жарким тропическим солнцем, обливаясь потом, то ещё удовольствие. Лучше простой картофельный салат, но рядом со школой.
Сиеста - сладкое время послеобеденного отдыха, и вот профессор обозревает Эколу со своего балкона. Он тут главный. Он - Гельмут Верхаен, давно вошёл в круг победителей и заслужил право смотреть сверху вниз.
Профессор повернул гордый профиль направо - туда, где неспеша прогуливался утром. Корпуса детского городка, а за ними "рыбацкий пляж".
Слева, за поселковой амбулаторией, укрытой зарослями морского винограда - рабочий поселок. Длинные строения, похожие на обувные коробки с множеством дверей. С другой стороны - тоже двери, только раздвижные и выходят на крошечные участки со стандартными мангалами.